Эти слова поразили Зофью. Она вспомнила ранние письма Хелы: О, не заставляй их волноваться, Зося. Они начнут переживать, что о тебе будет некому позаботиться, когда меня не станет.
Она не была ребенком, за которым нужно было постоянно присматривать.
– Я пойду одна. Твои знания пригодятся здесь.
Энрике пристально вгляделся в ее лицо, а затем кивнул.
– Я уверен, что в гроте будет пусто. Все, что тебе нужно сделать – быстро найти изображение лемнискаты. Если сможешь, постарайся выиграть для нас время. Я буду работать так быстро, как только смогу, и присоединюсь к тебе, как только что-нибудь найду.
Зофья кивнула и направилась к двери. Но как только она потянулась к ручке, Энрике окликнул ее:
– Феникс?
Она обернулась и увидела Энрике, который прислонился к одному из столов с каким-то предметом в одной руке и блокнотом в другой. Когда он улыбнулся, Зофья заметила, что левый уголок его губ поднялся выше правого. Девушке нравилась эта особенность, несмотря на ее асимметрию. Вдруг она вспомнила, как Гипнос поцеловал Энрике перед тем, как войти в левиафана. Наверное, Гипносу тоже нравилась эта неровная улыбка. От этой мысли ее живот пронзила неприятная боль.
– Что? – спросила она.
– Ты гораздо храбрее, чем большинство из тех людей, что здесь собрались, – сказал Энрике. – Никто из них не смог бы соорудить бомбу с закрытыми глазами или зайти в пасть механического чудовища и дать ему кличку «Давид». Верь в себя, Феникс.
Зофья кивнула, и у нее возникло странное, иррациональное желание. Она хотела, чтобы некоторые слова были осязаемыми; чтобы она могла поднять их с земли и всегда держать при себе, на случай если ей понадобится поддержка.
– Хорошо.
ПОКИНУВ БИБЛИОТЕКУ, Зофья увидела, что Спящий Чертог изменился.
Тихий и просторный атриум выглядел совсем иначе. Зофья потеряла счет серебряным сферам, которые украшали потолок. Она насчитала не менее одиннадцати Сфинксов, патрулирующих периметр. Прозрачный пол превратился в сцену. Сотворенные иллюзии в виде русалок выныривали прямо из ледяной поверхности, как из-под воды, и тянули руки к десяткам смеющихся мужчин и женщин, скользящих по бальному залу.
Рядом с коридором, ведущим в библиотеку, возвышался белый шатер. У Зофьи не было другого выбора, кроме как пройти сквозь него, чтобы попасть в зал, где располагалась ее лаборатория. Она перешагнула через гостей, развалившихся на подушках и вертевших в руках кубки с напитками. На их мизинцах поблескивали острые серебряные когти. Они выглядели точь-в-точь как кольцо Евы, и Зофья решила, что это инструменты кровного Творения. В углу шатра раздался громкий смех, и две женщины одновременно вонзили серебряные когти в запястья друг друга. Когда на коже выступили капли крови, женщины скрестили руки, позволяя алой жидкости капнуть в их кубки. Зофья быстро двинулась к выходу, но на ее пути встала еще одна компания людей: двое мужчин и девушка не старше Лайлы. Девушка стояла к ним спиной, и на лицах обоих мужчин застыли одинаковые ухмылки. Один из них отшвырнул свой бокал. Его лицо кривилось и искажалось, пока он не стал похож на второго мужчину, совсем как близнец.
– Сможешь нас различить, милая? – спросил второй, повернув девушку к себе лицом. – Может, тебе помогут прикосновения?
Один из мужчин посмотрел на Зофью и поднял свой бокал.
– Можешь присоединиться к нам, милая маленькая фея.
Зофья покачала головой и, спотыкаясь, выскочила из шатра так быстро, как только могла. Оказавшись в своей лаборатории, она на мгновение задержала дыхание. Кровное Творение пугало ее. Она знала, что это наука наслаждения и боли, и знала, что любовники часто используют ее ради собственного наслаждения. Она должна была хотеть… этого? Кровное Творение управляло телами, как машинами, и Зофья была удивлена, что ничто в этом шатре ее не заинтересовало. Может, дело было в людях?
Игнорируя легкую боль во всем теле, она поспешно собрала тепловые лампы, еще несколько фосфорных подвесок, мнеможучка, несколько мотков веревки и новый спичечный коробок. Девушка выбежала обратно в зал и заметила в толпе знакомое лицо.
Гипнос полулежал на земле, прислонившись спиной к стене, с бутылкой вина под мышкой и пустым бокалом в руке. Увидев Зофью, он поднял голову и криво усмехнулся. По своей асимметрии это выражение напомнило ей неровную улыбку Энрике.
От этого сходства Зофью бросило в жар. Она вспомнила тот день, когда случайно увидела их в коридоре Эдема. На ней было шелковое платье, купленное Лайлой. После этого случая она больше не могла выносить прикосновения шелка. Еще она вспомнила короткий и незамысловатый поцелуй Гипноса и Энрике в ледяном гроте. Гипнос часто говорил, что почти все вокруг хотят его поцеловать и в этом нет его вины. Точно так же, как Зофья неповинна в том, что не хочет целовать никого. Однако единственный человек, направляющий ее мысли в это русло, смотрел не на нее, а на Гипноса. Статистически это имело смысл. Гипнос нравился людям гораздо больше, чем Зофья. Это осознание не должно было причинить ей боли, и все же она почувствовала резкий укол в груди.
– Разве я ужасный человек? – спросил Гипнос и громко икнул. – Я не хотел никого использовать. Я думал, что все в порядке? – он покачал головой. – Нет, ничего не в порядке. И никогда не было.
В его словах была какая-то неясность, в которой Зофья признала опьянение. Гипнос не стал дожидаться, пока она ответит на его вопросы. Вместо этого он сделал еще один глоток из своего бокала.
– Я возвращаюсь в ледяной грот… – начала Зофья.
Гипнос вздрогнул.
– Там жутко, холодно и сыро и к тому же нет ни еды, ни питья. Какого черта…
– Так нужно, – сказала Зофья. – Я должна кое-кого защитить.
– Храним секреты? – протянул Гипнос.
Зофья кивнула. Гипнос рассмеялся, нервно сжимая свой бокал. Его глаза блестели, а уголки рта опустились вниз. Ему было грустно.
– Секреты внутри компании, в которую, я полагаю, меня никогда не примут, – сказал он. – О ком бы ты ни говорила, я ему завидую, если ты готова до конца хранить его тайну. А еще я завидую, потому что кто-то доверил тебе секрет. За то, что в тебе… – Гипнос провел пальцем по кромке бокала и нахмурился. – Нуждаются.
Нуждаются.
Его слова поразили Зофью: они с Гипносом завидовали одному и тому же. Она помнила каждый раз, когда Гипнос пытался помочь. Когда он приносил им закуски, когда предлагал тост на складе в Санкт-Петербурге, когда поддерживал ее. И все это время она думала лишь о том, что он бросает тень на ее работу. Тристан делал то же самое, когда был жив. Он пытался ее поддержать, а она так и не сказала ему, насколько ценна его дружба.
– Я думал, мы друзья, – икая, сказал Гипнос. – С жертвоприношениями по средам, и все такое.
– Мы друзья, – подтвердила Зофья.
Она говорила серьезно. Не зная, чем еще она может помочь, Зофья достала спичечный коробок.
– Хочешь что-нибудь поджечь? – спросила она.
Гипнос фыркнул.
– Довольно опасное предложение, учитывая мое опьянение.
– Ты всегда пьян.
Он задумался.
– И правда. Дай мне спичку.
Зофья протянула ему зажженную спичку. Он прищурился, наблюдая, как пламя пожирает древесину, пока искра не погасла, оставив после себя только струйку белого дыма.
– Это успокаивает, – сказал он, пожимая плечами. – Но я бы предпочел помочь твоему делу, а не шататься по округе в поисках вещей, которые можно было бы поджечь.
Зофья вспоминал слова Энрике: постарайся выиграть для нас время.
– Я знаю, как ты можешь помочь, – сказала Зофья, и Гипнос радостно хлопнул в ладоши.
– Говори!
– Заставь всех напиться, – сказала Зофья. – Отложи Полночный Аукцион. Это очень поможет.
– И это помощь! – Гипнос икнул и ухмыльнулся. – Устроить пьяный дебош? Похабные песни? Импровизированный вальс? Я люблю вальс.
– Так ты поможешь?
Губы Гипноса растянулись в широкой улыбке.
– Смогу ли я доказать, что сделаю все, чтобы помочь своим друзьям? Oui, ma chère, конечно, – он махнул рукой. – Кроме того, ты же знаешь, я живу ради фиглярства.
ЗОФЬЯ ВОСПОЛЬЗОВАЛАСЬ КОРИДОРОМ ДЛЯ СЛУГ, чтобы обойти главный атриум. Она не хотела снова идти через белый шатер. Два охранника в форме охраняли коридор, ведущий к ледяному гроту. Спереди на их мундирах красовался незнакомый знак Вавилонского Ордена.
Зофья перебрала в уме различные сценарии, которые заучила наизусть за последние два года работы с Северином.
Она стиснула зубы и коснулась сердца, но не из сентиментальных побуждений, а чтобы напомнить себе о письме Хелы, прижатом к ее груди. Иногда она нуждалась в помощи, но это еще не делало ее беспомощной.
Зофья подошла к стражникам.
– Кто ты такая? – спросил один из них.
– Я из инженеров: мы контролируем перенос сокровищ на поверхность, – Зофья говорила так высокомерно, как только могла. – Ведущий аукциона попросил меня осмотреть ледяной грот, на случай, если мы что-то забыли.
Другой охранник покачал головой.
– Этим уже кто-то занимается.
Зофья этого не ожидала. Энрике говорил, что в гроте будет пусто. Кто же был внутри?
– Мне нужно с ними переговорить.
Охранник пристально посмотрел на нее, потом вздохнул и отступил в сторону. Зофья прошла мимо них по длинному, узкому, темному коридору. Внутри Зофью встретила лишь тишина. Почти все фонари были убраны, и грот погрузился во тьму. Левиафан лежал, прикованный ко льду: металлические ремни стягивали его шею и поддерживали пасть в открытом состоянии.
– Привет, Давид, – сказала Зофья.
Левиафан дернулся, и по льду побежали крохотные трещины. Вид закованной в цепи машины разозлил Зофью, но тишина грота пугала ее. Охранник сказал, что здесь был кто-то еще, и все же, грот пустовал. Может, он ошибся?
Зофья поставила один из своих фонарей у входа в пасть левиафана. Прикоснувшись к его металлической челюсти, она почувствовала, как он бьет хвостом, вспенивая озерную воду. Зофья ощутила укол жалости. Она вошла внутрь, держа перед собой одну из своих фосфорных подвесок. Ей казалось, что левиафану холодно так долго лежать на льду, но у него в пасти было тепло и влажно.