Эти слова заставили ее содрогнуться, и Лайла почувствовала, как в ее жилах закипает сила. Это был тот самый гул энергии, который она чувствовала в танцевальном театре Дома Ко́ры, когда Северин наблюдал за ней… он сидел в позе скучающего императора, но в его взгляде светился голод. Теперь она смотрела на Северина, откинувшегося на подушки, с выражением отчаяния на лице. Чем дольше она не отводила взгляд, тем больше ее охватывал опасный, расплавленный жар.
Лайла повернула кольцо вместе с ее угасающими днями, чтобы спрятать его от самой себя. Она едва понимала, что делает, но не могла остановиться. Она забралась на кровать, и ее пульс участился в ту же секунду, как его глаза расширились от желания.
– Откуда ты знаешь, что я не мираж… откуда ты знаешь, что на этот раз я реальна, Северин? – спросила Лайла. – Ты сам говорил, что я ненастоящая.
С этими словами она уселась на него сверху. Потемневший от крови рот Северина исказился в волчьей усмешке.
– Возможно, – сказал он, понизив голос, и провел рукой по ее бедру. – Все богини – это просто верования, построенные на каркасе из идей. Я не могу прикоснуться к тому, чего не существует, – Северин поднял на нее свои темные глаза – Но я могу его боготворить.
Ее руки опустились ему на плечи, а затем поднялись на его шею.
– Можно? – спросил он. Его глаза горели. – Ты мне позволишь?
Лайла запустила пальцы в его волосы, оттягивая его голову назад, чтобы он не мог отвести от нее взгляд. Он слегка поморщился, и его губы изогнулись в улыбке, когда она наконец позволила себе ответить:
– Да.
Его руки тут же обхватили ее талию, и он быстро стащил ее со своих коленей, так что она упала на кровать. За окном мелькнули бесконечные сумерки, но и они исчезли, когда Северин навис над ней, становясь ее ночью.
ЛАЙЛА ПРОСНУЛАСЬ с непривычной болью в груди. Она поднесла пальцы к своей шее, проверяя пульс: раз, два… раз, два… раз, два…
Ее сердцебиение казалось нормальным. Так что же это за боль? Рядом с ней шевельнулся Северин. Рука, лежащая на ее талии, согнулась, и он притянул ее к себе. Не просыпаясь, он прижался поцелуем к ее шраму, и Лайла наконец узнала это болезненное, трепетное чувство.
Это была надежда.
Она была похожа на мерцание впервые раскрывшихся крыльев, тонких и скользких, опасных в своей новой силе. Надежда причиняла боль. Она уже забыла, насколько это больно. Лайла уставилась на свою руку, лежащую на руке Северина, медленно переплетая их пальцы, и боль резко усилилась, когда он крепко сжал ее ладонь.
Они уже видели друг друга обнаженными, но тогда все было по-другому. Северин показал ей часть своей души, и Лайле хотелось ответить тем же. Ей хотелось разбудить его, рассказать о том, что у нее в запасе осталось еще немного времени Она хотела снова броситься на поиски. Вместе.
Чувствуя легкое головокружение, она выскользнула из постели. Она не хотела начинать разговор с такими растрепанными волосами: ее матери это не понравилось бы. Девушка потянулась за халатом, лежащим на полу, когда ее пальцы наткнулись на что-то холодное… что-то кипящее от боли и ярости. Лайла вскрикнула и посмотрела вниз: это был кулон Евы с подвеской в виде балерины.
Она посмотрела на украшение и снова перевела взгляд на Северина, спящего в постели.
Ей казалось неправильным пытаться заглянуть в прошлое Евы, когда Северин был так близко. Лайла осторожно натянула халат, вышла в коридор и направилась вниз по лестнице. Кулон Евы завибрировал от эмоций, и когда она прикоснулась к холодному металлу, ее захлестнуло пугающее ощущение слежки, заставившего ее пульс участиться от страха. На поверхности плавали обрывки прошлой ночи, когда Ева сняла кулон с шеи и спрятала его в ладони после того, как Северин выпил кровавый напиток. Но в нем было и более глубокое воспоминание. Лайла закрыла глаза, пытаясь проникнуть в этот предмет…
Маленькая рыжеволосая Ева вертится перед картиной с изображением прекрасной рыжеволосой балерины. Она находится в красивой комнате, полной картин и статуй.
– Я хочу танцевать, как мама! – говорит она.
– Ты никогда не станешь такой, как твоя мама. Ты меня поняла, Ева?
Даже в воспоминаниях Лайла узнала этот голос… Михаил Васильев. Антиквар из Санкт-Петербурга. В голове промелькнул портрет прекрасной балерины, любовницы Васильева, которая покончила с собой после рождения их внебрачного ребенка. Все это время они думали, что ребенок мертв. Но они ошибались.
Лайла вспомнила последние слова Васильева в салоне:
Она найдет вас.
Речь шла не о матриархе. Он имел в виду Еву, свою родную дочь.
Лайла сильнее сжала кулон в кулаке, и на нее нахлынули воспоминания…
Длинный раскаленный нож, приставленный к ноге Евы. Ее пронзительные крики и мольбы.
– Я не могу позволить тебе быть такой, как твоя мать. Я делаю это, чтобы защитить тебя, дитя. Я делаю это, потому что люблю тебя.
На глаза Лайлы навернулись слезы… но это было ничто по сравнению с паникой, которую она внезапно почувствовала, когда воспоминания изменились. Прежние воспоминания лежали глубоко в памяти… но это… это было в прошлом году.
– Я знаю, что вы хотите свободы, Ева Ефремова. Следуйте моим приказам, и я дам вам то, чего вы так хотите. Больше никаких комендантских часов, никаких пряток, никакой темноты. Падший Дом полагается на вас.
С тихим металлическим звоном кулон выпал из руки Лайлы. В ее голове роилось слишком много мыслей, но именно этот звук привлек ее внимание. Она слышала, что вечеринки Зимнего Конклава могут длиться часами. Но в Спящем Чертоге было поразительно тихо.
– Тебе надо было остаться в постели, – сказала Ева, стоявшая на нижней ступеньке лестницы.
Рыжеволосая девушка сменила свое зеленое бальное платье на военную форму. Узкие черные брюки и облегающий мундир.
– Тебе понравился подарок доктора? – спросила Ева, подходя к ней. – Он так милосерден, что хотел подарить вам обоим последнюю ночь наслаждения. Он решил, что, если ты окажешься слишком упряма, чтобы пойти к Северину, – я окажу ему честь, подарив ему последнюю ночь с тобой. Еще у меня был вариант самой подтолкнуть тебя пойти к нему. – Ева смерила ее взглядом. – Похоже, у меня все получилось. Какая я молодец.
Ева вытащила кинжал, и Лайла оглянулась через плечо. Она была слишком далеко от двери. Девушка никак не могла собраться с мыслями. Доктор? Он был здесь?
– Послушай, Ева. Я понимаю, что Падший Дом обещал тебе свободу, но мы можем тебе помочь…
Глаза Евы широко распахнулись.
– Как ты узнала…
Она замолчала, ее взгляд упал на брошенный кулон. Подняв глаза, Ева посмотрела куда-то за плечо Лайлы.
– Ты был прав, – сказала она.
Но она обращалась не к Лайле.
Позади нее кто-то захлопал в ладоши. Прежде чем Лайла успела обернуться, незнакомец схватил ее и прижал к своей груди. Ева бросилась вперед и схватила ее за горло. Острое кольцо впилось ей в шею.
– Замри.
Тело Лайлы онемело. Она не могла даже говорить.
– Должно быть, тебе интересно, что Падшему Дому от тебя нужно, – сказала Ева.
– То же самое, чего жаждет твой дорогой Северин, моя милая муза, мой божественный инструмент, – произнес знакомый голос.
Лайла почувствовала, как кто-то схватил ее за руки и поднес ее ладони к ее же лицу.
– Всего-лишь твое прикосновение.
31Северин
Северин проснулся в холодной постели, и паника, похожая на грозу, пустила корни в его голове. Лайла ушла. Конечно, она ушла. Он проклинал тот кровавый напиток, который заставил его открыть ей свою душу. Должно быть, он напугал ее. Он коснулся пустого места рядом с собой. Каждая деталь прошлой ночи прожигала его насквозь. Каждое его слово. Щеки Северина горели от стыда… но почему он помнил, как Лайла улыбалась ему, как она смеялась, прижимаясь к его груди? Лайла была сложным, непостижимым существом, но она никогда не была жестокой. Жалость не заставила бы ее лечь к нему в постель. Так почему она так быстро покинула его?
Северин откинул простыни и нащупал на столе нож Тристана, спрятанный под одной из записных книжек. Тяжесть деревянной рукояти в руке успокоила его. Он поднес нож к глазам, рассматривая тонкий желобок на металлическом острие, по которому тек парализующий яд Голиафа. Возможно, неспособность защитить Тристана беспокоила его меньше, чем тот факт, что он так плохо знал своего младшего брата. Как Тристан мог причинять боль и дарить любовь на одном дыхании? И как ему теперь жить дальше, зная, что все было напрасно? Божественной Лирики никогда здесь не было. Он подвел Тристана. Он всех подвел, оставил их без защиты… оставил себя без защиты. То, что он сделал с Лайлой… Северин чувствовал себя существом, вырванным из панциря, с обнаженной плотью и натянутыми нервами.
Вокруг него сгущалась тяжелая тишина, и… стоп. Тишина?
Его охватил ужас. Северин накинул одежду, сунул в карман скрытое оружие Зофьи и нож Тристана. Как только он открыл дверь, ему в нос тут же ударил тошнотворно-сладкий запах, похожий на смесь крови и пряного вина. Он подошел к лестнице и увидел на одной из ступенек знакомый кулон в виде балерины.
При мысли о Еве у него во рту появился горький привкус. Она обманула его, и ее кровное зелье сделало его безрассудным, стерев все различия, чтобы показать ему, кого он хочет видеть в своих объятиях.
Далеко внизу послышался странный скребущий звук, похожий на хруст сухих листьев под подошвой ботинка. По его коже пробежали мурашки. Тишина казалась неправильной. Это было не пьяное молчание толпы, потерявшей сознание от алкоголя и танцев, а нечто более зловещее. Пустое.
Северин медленно спускался вниз, держась за перила, когда ему на глаза попалась округлая фигура. Он подошел ближе, и у него свело живот.
На ступеньках распростерся человек.
При обычных обстоятельствах он бы предположил, что мужчина просто отключился от большого количества выпивки… но глаза этого человека продолжали двигаться, дико блуждая по залу, а его рот застыл в полукрике. Он был парализован.