– Врешь! Я никогда не отдаюсь меньше чем за серебряный динарий!
Уличная девка с большими глазами и сальными патлами, ниспадающими на ее тощие плечи, казалось, изнывала от страсти. Она уцепилась за рукав Эдмунда и уставилась ему в лицо.
– Вкуси меня господин! Пойдем ко мне! Мое уменье превращает мальчишек в мужчин, а мужчин – в мальчишек.
– Тихо, ты, мерзкое отродье! – прозвучал голос столпника с колонны. – Тихо, ты, нарядный франк, облачившийся в одеяние нашего Господа и тем самым оскверняющий его!
Эдмунд покраснел, поднял взор на неописуемо неопрятную фигуру, возвышавшуюся футах в шестидесяти над ним, и заметил свисавшую с площадки деревянную бадью, с помощью которой столпник поднимал наверх пищу, приносимую его почитателями.
– Пусть чума поразит проклятого негодяя! – взревел норманн. – Когда он говорит, что я недостоин носить плащ крестоносца, он лжет, оскверняя свою пасть.
– Бога ради, сохраняй спокойствие! – вмешался Тустэн, заметив настороженные, даже угрожающие взгляды, устремленные на его спутника. – Такие монахи-столпники обладают огромной властью. Толпа боится их, как рогов дьявола.
Шлюха запрокинула голову, провизжала что-то на непонятном языке в сторону возвышавшегося на колонне пугала и бросилась в толпу. Но прежде чем исчезнуть, она на мгновение обернулась, чтобы послать воздушный поцелуй рыжеволосому франку. Встревоженный возраставшей враждебностью толпы, Эдмунд обнажил свой меч и в сопровождении Тустэна отступил дальше в проем двери.
– Мир вам, дети мои! Пусть шлюха убирается в свой притон! – прокричал столпник и опустился на четвереньки, чтобы лучше видеть происходящее внизу. – А ты, рыжий, выходи и не бойся. Гидеон из Тарсуса взглянет на тебя и, быть может, предскажет твою судьбу.
Толпа отступила, оставляя двум норманнам свободное место, где они встали, широко расставив ноги, с обнаженными мечами в руках.
Теперь юродивый заговорил по-гречески; он молился, а когда закончил молитву и толпа начала подыматься на ноги, указал своим костлявым пальцем на бывшего графа.
– Взгляни же на меня, несчастный беженец из страны англов, и внемли! – закричал он. – Вот что я тебе предрекаю: в стране Израиля ты найдешь гробницу!
Толпа загудела, но тотчас же смолкла, когда Эдмунд прокричал в ответ:
– Но ведь каждый человек когда-нибудь находит свою могилу!
– Я сказал гробницу, норманский дурень, а не могилу! – закричал Гидеон из Тарсуса, и его седая борода задралась вверх, как у козла. – Прислушайся же хорошенько к моим словам!
Слабый стон пронесся над площадью; многие осеняли себя крестом в ожидании прорицаний, которыми славился Гидеон.
Столпник внезапно выпрямился и высоко поднял обе руки над своей косматой головой:
– Льва и Орла Леопарду не стоит опасаться.
Но Соловей и Вепрь приближают его погибель.
Свое предсказание столпник завершил стенаниями и воплями. Потом он уселся, скрестив ноги, на своем пьедестале и накрыл голову рваным плащом, уже не обращая ни малейшего внимания на толпу внизу.
«Льва и Орла Леопарду не стоит опасаться.
Но Соловей и Вепрь приближают его погибель», – эти слова звучали в ушах Эдмунда.
– Пойдем, – убеждал его Тустэн, – не то опоздаем к торжественному богослужению.
Двое норманнов начали подниматься к величественному храму Святой Софии, при одном взгляде на который дух захватывало, и вдруг Эдмунд почувствовал, что его дергают за плащ. Бросив взгляд через плечо, он с удивлением узнал уличную девку по имени Хлоя.
– Пожалуйста, знатный рыцарь, – прошептала она, – я ничего не ела с утренней зари, и я… я… Жажду ваших объятий. Я…
– Убирайся, паршивая уличная кошка! – Сэр Тустэн дал девчонке шлепок, от которого она свалилась на грязный булыжник.
Она лежала тихо, сонно моргая глазами, и с таким несчастным видом, что Эдмунд сжалился над ней. Покопавшись в своем кошельке, он вложил в грязную ручонку жалкого создания серебряный динарий, с которым ему очень нелегко было расстаться.
Потаскушка захлопала глазами. Затем взглянула Эдмунду в лицо:
– А… динарий? Ах, благородный господин, я лгала. У меня нет жилья, нам придется поискать местечко под арками ипподрома.-
– Нет. Купи себе чистую одежду, еду и вымойся. Видит Бог, что ты в этом отчаянно нуждаешься.
Когда они влились в людской поток, устремившийся к знаменитому храму, воздвигнутому Юстинианом Первым, Тустэн с отвращением фыркнул:
– Черт бы подрал твое добросердечие! Эта шлюшонка плетется за нами.
Эдмунд оглянулся и увидел Хлою, юркнувшую за проезжавшую мимо повозку. Она все еще бродила у собора Святой Софии, когда оба рыцаря покидали это величественное здание.
Глава 3 КУРЬЕР
На почтительном расстоянии от красивых бронзовых ворот, ведущих во дворец Бардас, притаился человек с грубыми чертами лица, одетый как моряк. Когда сэр Тустэн и его спутник проходили мимо, он выпрямился и вполголоса произнес:
– Пожалуйста, задержитесь у портала, милорды. У меня для вас известие.
Вскоре, следуя за кривоногим незнакомцем в пропитанном солью плаще, они зашли в узкий проулок между домами. Там они остановились.
– Кто из вас сэр Эдмунд де Монтгомери? – спросил кривоногий.
– Я. А кто вы такой и что вам нужно?
– Сэр Уго из Палермо. Я приехал по указанию герцога Боэмунда, – сообщил незнакомец громким шепотом. – Покажите мне кольцо, которое некогда было вручено вам.
Установив, к своему удовлетворению, тождественность орнамента, сэр Уго провел рыцарей в уютную винную лавчонку, в которой в это время не оказалось ни одного посетителя. Тем не менее сэр Уго внимательно осмотрел помещение и лишь после этого уселся спиной к стене.
– Как же вы добрались сюда? – спросил сэр Тустэн.
– Судном из Бари.
Единственный глаз старого рыцаря подозрительно уставился на посланца.
– Как же так? Уже много дней в Золотой Рог не прибывало ни одного судна с Запада.
Сэр Уго едва заметно улыбнулся:
– Возможно, так оно и есть. Но прошлой ночью, когда венецианская галера, на которой я плыл, вышла в воды Галлиполи, я сошел на берег и дал взятку капитану посыльной галеры императора. Капитан и доставил меня сюда. – Он ухмыльнулся, явно довольный собой.
Эдмунд задумался.
– А как продвигаются приготовления моего государя? – спросил он наконец. – Спешат ли явиться его рыцари и вассалы?
Негромкая брань сорвалась с уст сэра Уго. Он отвел глаза, сгорбившись над столом.
– Было слишком много опасных проволочек. Когда я уезжал, вассалы все еще задерживались, а от многих и вовсе не поступало никаких известий.
– Как же тогда? – допытывался Эдмунд. – Значит, герцогу придется отложить переправу через Адриатику?
Курьер опасливо осмотрелся. Затем наклонил свою лохматую голову:
– Придется отложить по крайней мере на месяц.
– На месяц?! – рявкнул Тустэн, потирая веко, закрывшее потерянный глаз.
– Да, к сожалению…
– И чем грозит такая задержка? – спросил Тустэн.
– Другие западные властители прибудут задолго до герцога Боэмунда.
– И тогда? – Эдмунд подался вперед.
– Тогда император Византии получит возможность направить значительную часть своих войск для действий в Фессалии!
Все трое понизили голос, так как в лавку забежала маленькая девочка. Она взглянула на рыцарей своими ясными глазами и исчезла за украшенной бусинами занавеской.
– Вы хотите сказать, что Алексей Комнин замышляет напасть на нашего герцога? – с сомнением в голосе спросил Эдмунд.
– Они старые враги, – напомнил Тустэн, – и император как чумы боится герцога Боэмунда.
Сэр Уго пожал плечами:
– Я не утверждаю, что дело обстоит именно так. Только милорд полагает, что было бы лучше, если бы император не узнал о намеченной им дороге – через горы Греции.
– Весьма разумная предосторожность, – заметил Тустэн.
Сэр Уго сделал большой глоток прекрасного вина, и кадык его ритмично задергался. Причмокнув губами, он принялся что-то нащупывать под своей коричневой туникой из грубой шерсти. На нем не было ни плаща крестоносца, ни даже стальной ермолки. На голове у него была надета кожаная шапка моряка с наушниками, которые в случае бурной погоды можно было завязать под подбородком. Наконец он вытащил из-под туники плотный свиток пергамента, испещренный аккуратными строчками латинских слов.
Щуря глаза из-за слабого освещения, Эдмунд не без труда прочел послание.
– Ну? – нетерпеливо спросил одноглазый ветеран. – Что пишет милорд?
Эдмунд набрал в легкие побольше воздуха, собираясь читать вслух, но вдруг умолк и взялся за чашу с вином, опасливо покосившись на дверной проем, мимо которого проходили стражники; они громко топали, гремели оружием и распевали песню, изрядно сдобренную сквернословием.
Эдмунд вздрогнул, будто его укусила оса. Стражники пели на англо-саксонском языке. Через дверной проем он увидел рослых наемников – все они были людьми среднего возраста. Будучи слишком пожилыми для серьезных боевых действий, они тем не менее вполне подходили для внутренней охраны. Если бы только здесь был Герт! Увы, веселый молодой оруженосец перебрался на азиатский берег в поисках подходящего пастбища для Громоносца.
– Что это за варварский язык? – спросил сэр Уго.
– Язык моей матери, – бросил Эдмунд и тотчас прикусил язык. Ведь он называл себя норманном…
– После завоеваний Англии Вильгельмом Ублюдком [15], пояснил сэр Тустэн, – в Константинополе появилось множество безземельных саксонских дворян, вынужденных податься в наемники. Теперь многие из их сыновей служат в войсках императора. – Старый рыцарь помолчал, затем взглянул на Эдмунда. – Так какую же дорогу избрал наш государь?
– Здесь говорится, что герцог Боэмунд, высадившись в Дураццо, как можно скорее направится в глубь материка. Он намерен провести свои войска вверх по реке Апсас. Вот только где же она находится, эта река? – Англо-норманн вопросительно поднял свои рыжие брови.