– Да, я знаю, что я красивый, - сказал он.
– Я думала, у тебя есть ключ, - пробормотала я.
– Бросил ему в лицо, - сказал Остин. - Этот дурацкий сеанс. Ты знала, что в столе магнит? Держу пари, что знала.
– Кловиса нет, - сказала я.
– Я подожду.
– Он уехал на пляж. - Еще одна ложь. Остин поверил.
– Надеюсь, кто-нибудь там засыплет ему лицо песком.
Он повернулся, прошествовал обратно по коридору и нажал кнопку лифта. Я почувствовала и неловкость, и облегчение, когда лифт проглотил его и исчез.
Был час дня, если верить говорящим часам Кловиса. Я причесалась в тридцатый раз. Оправила свое черное платье, подкрасила черные ногти и белое лицо. За окном над Нью-Ривер плыли похожие на синяки облака. Мог и дождь пойти. Свой дождь я прекратила, глаза высохли. Я сварила настоящий кофе им у Кловиса был забит весь буфет, но пить не смогла. Кофейный столик покрылся пылью. Очевидно, квартирный автоочиститель не включали целую неделю.
Чего я ждала? Что позвонит Кловис и сообщит, что ничего не вышло? Что откроется дверь, войдет Кловис, пожмет плечами и скажет: тебе лучше забыть обо всем, Джейн? А все-таки не от того ли ты боишься мужчин, что у тебя нет отца?
Вчера вечером какое-то время все казалось таким простым. Женщина не может любить робота. Ну, что для меня может значить эта заводная кукла? Но оказалось, я не способна держаться этой истины. Для меня он был живой. Человек, Кловис. Настоящий.
Я услышала лифт.
Нет ли в другом конце галереи еще одной маленькой квартирки? Может быть, это ее обитатели?
Дверь затряслась, задрожала, как будто пробежала рябь по воде, наконец, открылась. Вошел Кловис и Сильвер.
Сильвер был в голубой одежде и темно-красных ботинках. Я не могла оторвать от него взгляда. Потом посмотрела на Кловиса. Кловис был удивлен и, казалось, уже давно. Он подошел ко мне и сказал:
– Ну что же ты, Джейн. - Потом протянул мне пластиковую папку. Документы, - кратко пояснил он. - Копии ордера сборочного цеха, права на владение и квитанции на денежный перевод с банковской печатью. Гарантия два года с отметкой об ограничении ее действия по вине покупателя, не давшего завершить контрольную проверку. Египтия подписала подтверждение твоего права на временное пользование. На шесть то ли месяцев, то ли лет. Кстати, она все-таки сумела продрать глаза и заподозрила какой-то подвох, так что пришлось накормить ее ленчем и купить ей серый плащ с меховой подстежкой. За который ты мне тоже должна.
– Может так получиться, что я не смогу тебе отдать, - сказала я, еще не совсем выйдя из оцепенения. Сильвера теперь я видела только краем глаза, он стоял возле двери, но его голубой огонь озарял всю комнату подобно тлеющим уголькам.
– Значит, увидимся в суде, - сказал Кловис. Зачем-то я сказала:
– Остин приходил. Я его убедила, что ты на пляже.
– Думаю, так оно и есть, - отозвался Кловис. - Явное ощущение, что под ногами песок. Перемена обстановки не повредит. - Его лицо продолжало выражать удивление. Он отвернулся от меня, снова приблизился к Сильверу, посмотрел на него, потом обошел и оказался у двери.
– Ты ведь знаешь, где что у меня, - проговорил он. - Если нет, то самое время разведать. Иисус же, возгласив громко, испустил дух, - добавил он. Дверь захлопнулась за ним, щелкнув своим механизмом. Я осталась одна. Одна с роботом Египтии.
Я должна была заставить себя посмотреть на него. С ботинок на длинные ноги, потом - на руки, опущенные по бокам. Плечи с лежащими на них волосами поверх голубой рубашки. Шея. Лицо. Все нетронутое. Целое. Спокойные тигриные глаза. Да что это, в самом деле? Уж не выдумала ли я его? Какой-то призрак или как будто смотришь на лицо выздоровевшего больного... Да нет, воображение разыгралось.
Известна ли ему официальная ситуация - кто им владеет постоянно, а кто временно? Должна ли я об этом ему сказать?
Он медленно мигнул своими янтарными глазами. Слава Богу, действуют. Слава Богу, они не менее красивы, чем были тогда, когда я увидела их в первый раз. Он улыбнулся мне и сказал:
– Привет.
– Привет. - Я была так возбуждена, что едва это чувствовала. - Ты меня помнишь?
– Да.
– Не знаю, что и сказать тебе.
– Говори, что хочешь.
– Вот я сейчас скажу: "Садись, пожалуйста, будь как дома. Чашечку чаю?"
Он засмеялся. Я полюбила его смех. Всегда любила. Но он разбил мое сердце. Я теперь страдала, глубоко страдала оттого, что он здесь со мной. Никогда в жизни со мной такого не было. Я не могла даже плакать.
– Я вполне расслаблен, - сказал он. - Я всегда расслаблен. Можешь на этот счет не беспокоиться.
Он меня обезоруживал, но я была готова к этому. Что бы еще ему сказать? Он заметил мои колебания и приподнял одну бровь.
– Что? - сказал он. Человек. Ну, человек же!
– Ты знаешь, что произошло? Что они с тобой сделали?
– Кто они?
– "Электроник Металз".
– Да, - сказал он. И все.
– Я видела тебя там, - произнесла я. Это прозвучала бестактно.
– Я сожалею, - откликнулся он. - Вряд ли это было тебе приятно.
– А тебе?
– Мне?
– Ты был без сознания?
– Без сознания - это не те слова, которые можно применить ко мне. Отключен - если ты это имеешь в виду - был частично. Для контрольной проверки требуется, чтобы по крайней мере одна половина мозга функционировала.
У меня в животе похолодело.
– Ты хочешь сказать, что все сознавал?
– Вроде того.
– Это было... больно?
– Нет. Я не чувствую боли. Мои нервные окончания реагируют скорее по принципу рефлекса тревоги, чем боли. Боль как предупреждающий сигнал не нужна моему телу так, как человеку. Поэтому никакой боли.
– Значит, ты слышал, что он говорил. И что я говорила.
– Думаю, что да.
– Ты не способен к неприязни?
– Нет.
– К ненависти?
– Нет.
– К страху?
– Трудно сказать. Я весь на виду.
– Ты отдан в собственность, - сказала я. - Ты принадлежишь Египтии. Ты одолжен мне.
– Ну и что?
– Ты не сердишься?
– Разве я выгляжу сердитым?
– Ты употребляешь первое лицо: говоришь "я".
– Было бы нелепо говорить как-то по-другому, я бы обязательно запутался.
– Я тебя не раздражаю?
– Нет, - снова мягко засмеялся он. - Спрашивай все, что хочешь.
– Я тебе нравлюсь?
– Я не знаю тебя.
– Но ты как робот считаешь, что все же можешь узнать?
– Лучше, чем других людей, если ты позволишь проводить-с собой больше времени.
– Ты этого хочешь?
– Конечно.
– Ты хочешь заниматься со мной любовью? - В этот вопрос я вложила сердечную боль, раздражение, страдание, скорбь, страх - все, чего он был лишен.
– Я хочу делать все, что ты ждешь от меня.
– Без всякого чувства.
– С чувством огромного удовольствия от твоего счастья.
– Ты красивый, - сказала я. - Знаешь, что ты красивый?
– Да. Разумеется.
– Ты притягиваешь людей, как магнит. Это ты тоже знаешь?
– Это метафора? Да, знаю.
– Ну, как все это называется? - бесцеремонно спросила я. Это прозвучало, как вопрос ребенка, что такое солнце. - Как это называется, Сильвер?
– Знаешь, - сказал он, - самый простой способ обращаться со мной - это принимать меня таким, какой я есть. Ведь ты не можешь стать такой, как я, а я - как ты.
– А ты бы хотел стать человеком?
– Нет.
Я подошла к окну, посмотрела на Нью-Ривер и на его слабое сапфирово-серебряное отражение в стекле.
Я сказала ему одними губами: я люблю тебя. Я люблю тебя.
А вслух проговорила:
– Ты гораздо старше меня.
– Сомневаюсь, - сказал он, - мне всего три года. Я обернулась и взглянула на него. Наверное, это правда. Он усмехнулся.
– Ну хорошо. Когда я появился на свет, мне было уже примерно двадцать-двадцать три. Но если считать с того момента, как я был приведен в действие, то я еще ребенок.
Я перевела разговор на другую тему:
– Это квартира Кловиса. Ты чем так его ошеломил?
– Просто он, как и ты, все не мог запомнить, что я робот.
– А он... хотел заниматься с тобой любовью?
– Да. Но он подавлял в себе эту мысль, она была ему отвратительна.
– А тебе она была отвратительна?
– Опять двадцать пять. Ты об этом уже спрашивала в другой форме, и я тебе ответил.
– Ты бисексуален?
– Я могу приспособиться к любому, с кем имею
дело.
Чтобы доставить ему удовольствие?
– Да.
– А это, в свою очередь, доставляет удовольствие тебе?
– Да.
– Ты запрограммирован на него?
– Так же, как и люди в какой-то мере. Я вернулась в комнату.
– Как ты хочешь, чтобы я тебя называла?
– Ты собираешься меня переименовать?
– Сильвер - это сокращение, а не имя. Есть разница.
– Но только, - сказал он, - не называй меня Разница. Я засмеялась от неожиданности. Это было похоже на каламбуры Кловиса.
– Прекрасно, - сказал он. - Мне нравится твой смех. Я его раньше не слышал.
Будто мечом пронзил. Я переживаю все так остро, неужели ничего не чувствует? Да нет, он чувствует гораздо тоньше меня.
– Пожалуйста, - сказала я, - называй меня Джейн.
– Джейн, - произнес он. - Джейн - грань кристалла, звук капель дождя, падающих на гладкую поверхность мрамора, стройная цепочка робких звуков.
– Не надо, - проговорила я.
– Почему не надо?
– Это ничего не значит. Никто еще не находил в моем имени поэзии, а ты ее находишь буквально во всем. Это самое обыкновенное имя.
– Но сам звук, - возразил он. - Чисто фонетически это так чисто, прозрачно и прекрасно. Подумай об этом, если не думала раньше.
Пораженная, я подняла руку.
– Джейн, - произнесла я, пробуя на вкус, вслушиваясь в свое имя. Джеен. Джеин.
Он смотрел на меня тигриными глазами, которые лучились светом, притягивая к себе.