– Да хрен-то, может, и один! – не сдавался арунит. – Я ж не проверял, не знаю… А вот непонятно мне – почему король Равальян так под руку империи просится? Если бы я королем был…
Негромкий, но дружный хохот прервал его глубокомысленные рассуждения.
– Ты себя видел? – воскликнул каматиец Тедальо. – Король! Смех и грех!
– А что?! – Карасик гордо расправил плечи, вскинул подбородок. Кир едва не покатился со смеху, представив это лицо – курносое, круглое, обрамленное кустистой бородкой, – увенчанное королевской короной. – Что ржете, остолопы? Я ж так, к слову… Ну, растолковали бы мне, если такие умные…
– Я тебе… энтого… растолкую… – Коморник, смеявшийся до того, уткнувшись носом в конскую гриву, перевел дыхание. – Предположим, женился ты… энтого… а с бабой справиться не можешь.
– Кто? Я? Да я…
– Помолчь! Говорю же… энтого… предположим.
– Ты, старый, сказать хочешь, – прогудел Бучило, – что он, ежели с бабой не справится, к соседу за подмогой побежит?
– А то?! – подмигнул Почечуй.
– Какой же он мужик после этого? – сплюнул под копыта коню Мигуля.
– А никакой… энтого… – с готовностью согласился старик. – Так из Равальяна тоже… энтого… король, как из дерьма… энтого… пряник. Вот оно и… энтого… выходит – то на то!
Кондотьер толкнул Кира локтем в бок:
– Пошли, господин лейтенант, думать будем…
Парень, отвыкший от обращения по уставу, которое ко всему прочему из уст наемников звучало как легкая издевка, вздрогнул. Потом кивнул. Раз Кулак зовет, значит, так надо. Попусту он дергать не будет.
Они передали поводья коней Брызгу, Тычку и Карасику, назначенным в приказном порядке коневодами, и, отойдя в сторонку, уселись под раскидистый бук.
Кулак, Мудрец, Почечуй, Мелкий, Пустельга и Кир. Если не считать молодого человека, то совет в обычном составе.
Девчонка, прибившаяся к банде перед встречей со студентом-дезертиром, тоже устроилась в паре шагов и плела веночек из начинающих желтеть колосков овсяницы. Она плела веночки почти всегда. Даже сидя в седле, где держалась с поразительным бесстрашием. Да и то сказать – откуда страху взяться? Если разум затуманен, то и отвага без меры. К ней привыкли, на нее не обращали внимания, как если бы Цветочек (как прозвал девочку Почечуй, ставший на склоне лет, по собственному признанию, мягким и умильным) была полноправным товарищем, сестренкой всех наемников до единого. Больше того, она могла полдня отвечать невпопад или глупо улыбаться, считая галок на ветвях грабов, а потом вдруг выдать такое, что даже Мудрец кивал одобрительно.
Третьего дня Ингальт отказался вести банду дальше, сказав, что так далеко он не забирался и что не хочет брать ответственность за их жизни на свою грешную душу, девочка подбежала к кондотьеру – а дело было на привале – и, глядя снизу вверх, сказала, что проведет их к домику ландграфа.
Не к замку, а к домику! Вот красота-то!
Правда, теперь, глядя на бревенчатый бергфрид, Кир думал: «А почему бы деревенской девчонке не назвать этот сруб домиком? От крестьянских домов он ведь отличается только размерами да настилом для стрелков». А тогда он посмеялся немало, стараясь, чтобы она не заметила и не обиделась – все-таки к умалишенным нужно относиться с жалостью, а не с насмешкой. Они же не виноваты, что Триединый лишил их разума!
Но чего тьялец никак не ожидал, так это того, что Цветочек выведет их к замку ландграфа. Это же надо! Очевидно, она скиталась гораздо больше по лесам и холмам Тельбии, чем озабоченный поиском меда бортник Ингальт. Бродила, запоминала… Нет, не так, конечно, как человек запоминает дорогу, а как помнит обратный путь увезенный из дому котенок.
– Ну, что, господа хорошие, – невесело проговорил Кулак. – У кого будут какие предложения?
– Да уж попробуй тут предложи! – возмутилась Пустельга. – Как к нему подступиться, к графу этому?
– Я бы ночью натаскал хвороста, – задумчиво почесал в затылке Мелкий. – Они-то тут все равно олухи олухами – не услышат, хоть конем скачи вокруг огорожи. А потом подпалил бы…
– А толку-то… энтого? – почесал бороду Почечуй.
– На опушке с арбалетами заляжем, – ничуть не смутился Мелкий. – Кто выбежал – хлоп!
– Если ты помнишь, нам ландграфа живым взять надо, – хмуро бросил Кулак.
– Так я ж не против! Думаю, его мы по одежке от латников отличим.
– А если нет?
– Ну, значит, не судьба! Не повезло графу…
– У меня приказ на руках. – Кондотьер хлопнул себя по груди, но бумагу из-за пазухи доставать не стал.
– Да ладно! Приказом больше, приказом меньше… Мало ли чего в голову генералу Овиллу взбредет? А мы помереть тут должны? В лепешку разбиться?
– Вот потому, Мелкий, Кулак… энтого… кондотьер, а ты до сих пор… энтого… в подмастерьях ходишь. – Почечуй погрозил низенькому наемнику пальцем. – «Уложение Альберигго»… энтого…
– Поучи меня, дед, поучи! – сварливо проговорил Мелкий. – А то я «Уложение Альберигго» не знаю. Ты вон Малышу расскажи, он у нас зеленый и необученный как следует.
– А что ж ты… энтого… балаболка… – возмутился коморник.
– А было сказано – предложения давать. Я дал. У тебя лучше есть?
– А чего там давать? Энтого… Ночью на стены забраться – и… энтого… вперед!
– Бесшумно не залезем, – покачал головой Мудрец.
– Если их там хотя бы полсотни, перебьют и не вспотеют, – добавила Пустельга.
– Верно, – согласился Кулак.
– Ну, тогда сами… энтого… предлагайте, коли умные… энтого… такие…
– Вот потому ты, старый, до седых волос дожил, а все в подмастерьях, – ввернул Мелкий, ехидно улыбаясь.
Почечуй обиженно надул губы и замолчал.
– Подождать надо, – сказала Пустельга. – Осмотреться. Наблюдателей поставим. Посчитаем, сколько у ландграфа тут людей. А если повезет, подловим его.
– Верно! – подхватил Мелкий. – Может, он на охоту поедет?
– По грибы… энтого… пойдет! – ввернул Почечуй.
– Сам ты, старый, по грибы пойдешь! А то и подалее куда, если пошлю хорошенько! – возмутился Мелкий.
Кир прыснул в кулак.
– А ну, тихо! – нахмурился кондотьер. – Мысль хорошая. Только не пойдет.
– Почему не пойдет? – удивилась воительница.
– Чужие мы тут. Завтра охотник какой-нибудь из местных увидит наш лагерь. Захочет выслужиться или там пару монет серебряных заработать. Ландграфу расскажет. Как думаете, друзья, что дальше будет?
– Да ладно! – Мелкий махнул рукой. – Отобьемся. Уйдем.
– А Медренский? – Мудрец покачал головой. – Спугнем. Тогда точно не возьмем.
– Это точно. – Мелкий посерьезнел. – Приказ не выполним, тогда хоть в Гронд поезжай. Моржей бить…
– Э, нет! – запротестовал Почечуй. – Вы… энтого… как хотите, а мне в Гронд никак нельзя. Кости у меня… энтого… ломит на морозе.
– Вот и я про что. – Кулак потеребил бороду. – Надо думать…
– А может… – начал было Кир и замялся. Решил вдруг, что молодой еще говорить, пока не спросили. Лучше самому замолчать, чем Почечуй напомнит лишний раз.
– Что застеснялся ровно девица-краса? – повернулся к нему Мудрец.
– Говори, – разрешил кондотьер.
– Не знаю, может, глупость скажу…
– Если глупость скажешь, тебя поправят, – запальчиво заметил Мелкий. – А раз позвали, значит, за равного тебя держат. Так ведь, Кулак?
– Так, – подтвердил командир. – Ты говори, говори…
– Ну… Может, обмануть его? Подъехать в открытую. Так, мол, и так. У генералов Сасандры к тебе, господин ландграф, дело есть. Но дело тайное и секретное.
– Во-во… – радостно подхватил Мелкий. – Сулит выгоду немалую! А если хочешь, мы тебя проводим.
– Будем, так сказать, – вмешалась Пустельга, – почетным эскортом.
– Нам бы его только за ворота замка вытянуть, – закончил Кир. – А там уж, думаю, по ходу определимся.
Молодой человек умолк. Обвел глазами собравшихся.
Кулак вцепился в собственную бороду, словно хотел оторвать ее.
Почечуй чесал затылок.
Мудрец задумчиво грыз травинку.
Зато Мелкий и Пустельга прямо-таки горели воодушевлением. Ну, хоть они поддержат.
– Значит, так, – медленно проговорил кондотьер. – Что-то умное в твоих словах есть… Вот только что, пока понять не могу.
– Весь отряд… энтого… все едино не пустят, – пробормотал Почечуй.
– И с генералами что-то сильно как-то… – прибавил Мудрец. – В лоб, я бы сказал.
– А чем с генералами плохо? – поднял брови Мелкий. – Благородный Риттельн дель Овилл шлет поклон благородному ландграфу… Как бишь его по имени?
– Да какая разница, как его зовут? – отрезал верзила. – Граф Медренский может попросту ненавидеть всех сасандрийцев. Какие тогда переговоры, договоры, разговоры?
– Верно, – сказал Кулак. – А что, если наврать, дескать, мы от короля Равальяна? С выгодным предложением. Например, канцлером ему стать или еще какой холерой?
– Что-то не то… – покачал головой Кир. – Всем известно, что это Равальян сюда империю позвал. Он предложил Тельбию ввести в состав Сасандры. Не поверит ландграф.
– Точно, не поверит, – согласился Кулак.
– А если сказать, что мы от каких-нибудь мятежников? – встрепенулась воительница. – Кто, кроме Медренского, еще с Империей воюет?
– Да мало ли? – пожал плечами кондотьер. – Тут, по-моему, все воюют. То друг с другом, то каждый против имперской армии. Прямо раздолье для наемника… Эх, если бы не уложение!
– А я… энтого… слыхивал про шайку какого-то Черного Шипа.
– Ну и названьице! – Пустельга звучно плеснула в ладоши. – Мне иногда кажется, что у местных с головой что-то не то.
– Название как название, – ответил Мудрец. – Мне Ингальт говорил, тут немало таких обретается. То «Желтый тюльпан», то «Белый шиповник».
– Я ж и говорю! – Пустельга покрутила пальцем у виска.
– Ландграф может знать этих разбойников, – заметил Кир.
– Откудова… энтого?
– Оттудова! – хмыкнул Кулак. – Малыш дело говорит. И похоже, сегодня он один использует голову по назначению.
– Ну конечно! – обиделся Почечуй. – А у нас всех… энтого… задницы на плечах.