Не глядя под ноги, Сигрид нечаянно наступила на голову визжащему поросенку и шлепнулась на землю вместе с одной из работниц, которая хотела в это время поймать свинью. Сигурд помог ей подняться.
— Скажи спасибо, что Эльвир не видит тебя! — сказал он.
Работница бросилась на колени перед Сигурдом, плача и дрожа от страха.
— Ступай себе и валяйся с остальными свиньями, старая ведьма, и не ори, как Оса-Локи[12]! — сказал он, отпихивая ее ногой. — И в следующий раз будь осмотрительнее!
Она с таким проворством побежала прочь, что Сигрид рассмеялась.
Всю последнюю неделю Сигрид казалось, что она живет в каком-то нереальном мире, окруженная туманом. Она отчетливо видела лишь некоторые детали, выплывающие из пелены, зато картины эти навсегда оставались в ее памяти, словно руны на камне.
Эти воспоминания касались, в основном, Эльвира.
Однажды дружинники затеяли состязание в стрельбе из лука, и Эльвир с Туриром тоже решили попробовать. Трижды попав в цель, Эльвир пожал плечами и отошел в сторону.
Но когда один из его парней, приехавших из Эгга, затеял драку с работником Турира из-за какой-то девчонки, в глазах Эльвира сверкнули зеленые искры, как у кота, и он быстро и проворно подбежал к дерущимся.
— Если ты нарушишь мир в этом гостеприимном доме, будешь иметь дело со мной, — сказал он, не повышая голоса. Парень замер на месте и остался стоять, словно замороженный его взглядом.
Сигрид почувствовала, как у нее мороз побежал по коже. Но вскоре она успокоилась, видя, что он добивается всего лишь послушания от своих работников. С нею же он был ласков и мягок.
Она вспоминала, как он играл с ее собакой и ласкал ее; пес сразу же привязался к нему, как это делают животные по отношению к некоторым людям. И он сказал, что она может взять с собой собаку на юг. Он звал собаку Фенриром и не хотел слышать ни о какой другой кличке.
Но среди всех этих забот Эльвир рассказал ей немного о своей усадьбе, а еще меньше — о себе самом.
И только когда в полутемном языческом храме в нос ей ударил резкий, удушливый запах крови, до нее дошло, что она выходит замуж за Эльвира и едет с ним на юг.
Она взглянула на него, стоящего рядом и положившего руку на кольцо в ожидании торжественного момента. У нее появилось ощущение беспомощности и страха. Она боялась его зеленых кошачьих глаз, которые могли быть нежными, как шелк, и в которых могло вспыхнуть пламя ярости и гнева. Ей внушало страх его стройное, гибкое тело, хорошо натренированное и сильное.
Она пыталась различить в полутьме изображения богов, и ей казалось, что они кривят в усмешке рот, глядя на нее. Сам Один был вовсе не удовлетворен обеими своими женами. И даже верный Тор желал большего от своей Сив. И все они теперь насмехались над ней, насмехались над ее ребяческими надеждами на то, что она сможет привязать к себе мужа любовью и добродетелью и что он не изменит ей.
Рядом с ней стоял Турир, надежный, верный Турир. Откуда он мог знать, говоря в тот раз, что ей будет хорошо с Эльвиром?
— Да поможет мне Фрейр и Ньёрд и другие всемогущие асы[13]…
Голос Эльвира звучал мощно и спокойно, когда он давал клятву.
И рука его была твердой и уверенной, когда он принес в жертву Фрейру коня, не запятнав ни единой каплей крови свой красивый плащ. Этот плащ был соткан из красивейшей пряжи, и когда она спросила, где сделали этот плащ, он ответил, что в Валланде[14]; плащ этот был заткан золотой нитью.
Лошадиной кровью обрызгали изображения богов и стены храма. Сигурд настрогал лучинок, чтобы погадать на крови, какая судьба ожидает вступающих в брак. Руки его были в крови, одежда тоже была перепачкана; став на колени, он принялся рассматривать щепки, лежащие перед ним на куске материи. Смешав все щепки, он стал брать по одной и снова бросать в кучу. Все столпились вокруг, ожидая, что он скажет.
— Я вижу, что у тебя будут только сыновья, Эльвир, — наконец произнес он. — Я не могу сказать наверняка, какой смертью ты умрешь, но вряд ли это будет из-за тяжелой болезни…
— А что у меня? — испуганно произнесла она.
— У тебя, Сигрид? — он улыбнулся. — У тебя тоже будут одни лишь сыновья.
За столом Эльвир почти ничего не пил, но был не менее весел, чем все остальные. И он позволил Сигрид выпить не больше, чем в прошлый раз.
Оказавшись с ним наедине, она почувствовала себя настолько возбужденной и сбитой с толку, что ей пришлось сразу лечь. Не раздеваясь, он лег рядом с ней и, опершись на локти, принялся играть с ее длинными, золотистыми волосами.
Она недоверчиво смотрела на него. Она так боялась этого момента, так ждала его… нет, она в точности не знала, чего именно ждала, во всяком случае, она не ожидала, что он вот так ляжет и будет гладить ее по волосам.
Его явно забавляло выражение ее лица.
— Я не кусаюсь, — сказал он и добавил серьезно: — Фрейр был прав, говоря, что полночи ожидания кажется длиннее месяца. Но я не мальчишка, Сигрид. Я достаточно зрел, чтобы понять, что поспешность оборачивается ожиданием.
Он улыбнулся, видя растерянность на ее лице.
— Ты знаешь «Песнь о Скирнире»? — спросил он. — Песнь о Фрейре и Герд…
— Я слышала о ней, но не знаю ее хорошо, — ответила она.
И он принялся читать строфы из песни — не спеша, выделяя голосом отдельные места. При этом он останавливался и делал пояснения.
Сердце Сигрид было размягчено историей Фрейра, который так горячо любил Герд, что онемел от горя, будучи не в состоянии обладать ею. Он так любил ее, что готов был отдать Скирниру все свое имущество, меч и коня, чтобы тот отправился в Йотунхейм и принес Герд весть от Фрейра.
Но Герд, великанша, гордо отказалась изменить своему роду ради одного из богов. И ни дорогие подарки, ни угрозы не заставили ее изменить решение.
В конце концов Скирнир в гневе выложил ей все как есть и описал ожидающую ее участь. Используя заклинания и руны, прикасаясь к ней волшебной палочкой, он угрожал ей проклятиями, в случае, если она откажется отдаться Фрейру:
На тебя гневен Один, из асов всех лучший,
И сам Фрейр врагом станет Герд.
Бессердечная дева! К себе возбудила
Вражду ты всех добрых богов.
Слушайте, йотуны! Слушайте, турсы!
Суттунга[15] семя! Слушайте, асы!
Околдую я деву, заклятье кладу я.
С мужем ей в счастье не жить,
С мужем утех не иметь.
Я вырежу «туре»[16] и три тайные знака —
Похоть, скорбь и безумие в удел тебе дам.[17]
Произнеся эти проклятия, Скирнир добавил, что они будут сняты, если Герд отдастся Фрейру. И на этот раз Герд испугалась:
Скирнир, постой! Меду апарого кубок
Я для свата с приветом подам.
Но не думала я, что отдать мне придется
Сыну ванов любви моей дар!
Барри зовется, обоим нам ведома,
Роща укромная в ближнем краю.
Герд в этой роще дарует Фрейру
Счастье любви через девять ночей.[18]
Скирнир привез известие в Асгард. Но радость Фрейра была омрачена мыслью о предстоящем ожидании:
Длинна одна ночь, длиннее две ночи!
Не знаю, как выдержать три!..
Месяц не раз мне короче казался,
Чем ожидания час.[19]
У Сигрид сжималось сердце при мысли о проклятии Герд. И теперь, когда Эльвир прижал ее к себе, произнося последнюю строфу песни, она задрожала. В ней пробудилась какая-то тоска, словно весенний ветер принес ей какой-то далекий зов, отзвук морского прибоя, словно ее прибило к незнакомой земле.
— Ты поняла смысл песни? — тихо и нежно прошептал он ей на ухо.
— Нет, — ответила она.
— Герд — это семя, лежащее в холодной земле, Фрейр — плодородие, а Скирнир — свет, приносящий тепло. Напрасно Скирнир сулил ей богатство и изобилие жатвы, напрасно угрожал Герд смертью. Только поняв, что без Фрейра ей навсегда предстоит остаться в холоде и тьме, она решила добровольно отдаться ему. Но Герд — это не только семя в земле, Сигрид. Герд — это любая женщина, которая еще не проснулась к полной жизни и боится мужской любви.
Сама этого не замечая, Сигрид прижалась к нему и положила голову ему на грудь. Его глаза тут же потемнели — и он с силой прижал ее к себе, грубо, как в первый раз. Потом отпустил и встал, чтобы задуть лампу.
Она проснулась оттого, что у нее затекла рука. Он еще спал, спокойно и беззвучно, как животное, положив голову на ее руку. И как бы ей ни было неудобно, она не хотела тревожить его.
Воспоминания о прошедшей ночи волной накатывали на нее. Он был груб и в то же время нежен, и даже боль имела свою необъяснимую сладость.
Если бы Герд хоть раз отдалась Фрейру, для нее уже не было бы пути назад.
Он проснулся — просто открыл глаза, притянул ее к себе и положил голову ей на грудь.
И когда через три дня они отплывали из Бьяркея, она почти не оглядывалась назад.
СИГРИД
На поверхности воды не было ни малейшей ряби, и отражавшиеся в ней горы казались подернутыми легкой дымкой. Казалось, что земля и небо, фьорд, холмы и тяжелые облака устремились друг к другу и встретились в осторожном соприкосновении, напоминающем нежное прикосновение мужской руки к женскому телу. Тишину нарушали только удары весел и всплеск рыбы на поверхности воды.
Свадебное плавание Сигрид дочери Турира подходило к концу. Рядом с ней на палубе стоял Эльвир, и она улыбалась, когда он клал ей на плечо руку. За эти несколько недель она научилась многому — и до отплытия из Бьяркея, и после, в темные ночи, когда корабли вытаскивали на сушу. На ночь корабли закрывались парусиной, и они с Эльвиром уединялись на самом маленьком корабле.