Над открывшейся перед Фабиолой просторной площадью возвышалась огромная мраморная статуя обнаженного Юпитера; его бородатый лик был красен, как и полагается победителю. В дни триумфов вокруг изваяния сооружали высокий деревянный помост и обмазывали все тело бога кровью жертвенного быка. Но сегодня величественная фигура, за исключением ярко-красного лика, имела более естественную, почти белую окраску. Место для статуи – над обрывом Капитолийского холма – выбрали далеко не случайно. Властный взгляд Юпитера был обращен вниз, туда, где раскинулась основная часть города. На открытых местах, например на Римском или Бычьем форуме, любой мог поднять голову и укрепить душу лицезрением Юпитера Оптимуса Максимуса Всевидящего – государственного бога Республики.
Сильное впечатление производил и стоявший позади изваяния огромный храм с золоченой крышей и треугольным фронтоном, украшенным лепным рельефом. Портик из двенадцати покрытых росписью колонн в десять человеческих ростов высотой каждая, расположенных в два ряда, поддерживал фронтон. Внутри храм делился на три святилища-целлы, каждое из которых было посвящено своему божеству: Юпитеру, Минерве и Юноне. Конечно, святилище Юпитера помещалось посередине.
За главным храмом теснилось множество малых святынь, жилища жрецов и школы. Ежедневно сюда, в религиозный центр Рима, приходили, чтобы поклониться богам, тысячи граждан. Фабиола высоко чтила храм и была уверена, что в целлах, длинных узких залах с покрытыми росписью стенами, ощущается аура особой силы. Первыми строителями целл были этруски, истинные основатели города. Народ, некогда уничтоженный римлянами.
Фабиола невольно сморщила нос. В воздухе стоял тяжелый смрад, в котором смешались запахи ладана, мирры и навоза жертвенных животных, которых во множестве приводили сюда на продажу. Крики торговцев и разносчиков смешивались с бормотанием гаруспиков. Привязанные ягнята жалобно блеяли, сидевшие в плетеных клетках куры испуганно зыркали бусинками-глазами по сторонам. Полуодетые проститутки устремляли зазывные обольстительные взгляды на каждого мужчину, который хоть мельком посмотрел в их сторону. Прыгали и кувыркались акробаты, а заклинатели змей играли на флейтах, выманивая своих питомиц из стоявших на земле глиняных кувшинов. В ларьках продавцы предлагали хлеб, вино и горячие колбаски. Рабы, одетые в одни лишь набедренные повязки, сидели на корточках возле пустых носилок; их тела все еще лоснились от пота после быстрой ходьбы с тяжелым грузом по крутому подъему. Пока их хозяева молились в храме, рабы могли немного отдохнуть. Дети с хохотом шныряли в толпе, путаясь под ногами у взрослых.
Здесь было поспокойнее, чем на узких улочках внизу, но тревожная атмосфера все же чувствовалась. Как и во всем Риме. Сразу же по прибытии в город Фабиола прямо-таки физически ощутила тревогу. И покупателей, и лотков с товаром на улицах было не много, а крупные лавки были надежно заколочены досками. Даже нищих заметно поубавилось. Но самым очевидным знаком непорядка были многолюдные группы опасных на вид мужчин, толпившихся на перекрестках. Вероятно, именно из-за них простые римляне старались поменьше выходить на улицы. Вместо обычных дубинок и ножей у большинства были мечи. Фабиола заметила и копья, и луки, и щиты; многие даже облачились в кольчуги или кожаные куртки, обшитые бронзовыми пластинами. Часто попадались люди с забинтованными руками или ногами; эти, по всей видимости, недавно пострадали в вооруженных стычках. В городе всегда хватало преступников и воров, но никогда прежде Фабиола не видела, чтобы они собирались такими толпами при свете дня. Да еще и вооруженные, как солдаты.
По сравнению с провинциальными Помпеями столица всегда была опасным городом. А теперь это различие особенно бросалось в глаза. Неужели вот-вот должна вспыхнуть война? Глядя на все это, Фабиола решила, что недавно усиленный ею до девяти человек отряд телохранителей вовсе не так уж велик, как ей казалось поначалу, и поспешила накинуть на голову капюшон плаща, чтобы избежать ненужных взглядов. Как ни быстро шли они по улицам, от внимания Фабиолы все же не укрылось, что разные кварталы контролировали разные группы. Она решила, что одни подчиняются Клодию, а другие Милону, политику-ренегату, занимавшему в недавнем прошлом пост народного трибуна. К счастью, отношения между противостоящими группировками были настолько напряженными, что они мрачно переругивались и осыпали друг друга витиеватыми оскорблениями с противоположных сторон улиц, разделявших их владения, не обращая внимания на нескольких торопливых прохожих.
Было ясно, что за четыре месяца, прошедшие с тех пор, как Брут поспешно вывез Фабиолу из Рима, положение только ухудшилось. Все началось со скандалов, в ходе которых многих политиков обвинили в недобросовестности, а выборы отложили. Этим поспешил воспользоваться Клодий Пульхр, авантюрист, перешедший ради своих целей из сословия патрициев в плебеи. Сколотив уличные банды, он попытался подчинить себе город. Милон, его давний соперник, не испугался и стал нанимать гладиаторов. Начались стычки, изрядно встревожившие благородное сословие и нагнавшие страху на простых горожан. Пугающие слухи дошли даже до Помпей. Все происходящее выражалось одним словом: анархия.
Фабиола не прислушивалась к досужей болтовне. В ее мирной латифундии все это казалось нереальным. Здесь же, в Риме, закрывать глаза было уже невозможно. Брут совершенно прав: Красс погиб, Цезарь находится в далекой Галлии и в столице не осталось никого, кто обладал бы достаточным влиянием, для того чтобы обуздать нараставшие волнения. Конечно, в Риме был Катон, выдающийся политик и умелый оратор, но у него не было войск, которые могли бы его поддержать. Цицерона, другого знаменитого оратора, попросту запугали. Когда он попытался протестовать против разгула банд, Клодий быстро заставил его замолчать, вывесив на Палатинском холме список с перечислением преступлений, которые Цицерон якобы совершил против Республики. Римлянам нравились издевательства над именитыми гражданами, и положение Клодия сделалось еще крепче. Политики никак не могли взять положение под контроль. Риму требовался железный кулак – человек, который не побоялся бы прибегнуть к военной силе.
Ему требовался Цезарь или Помпей.
Но Цезарь застрял в Галлии. А Помпей тем временем хитрил и выжидал, пока положение ухудшится настолько, что Сенат обратится к нему за помощью. Самому прославленному из полководцев Республики все еще не хватало имевшейся популярности, так что спасение города от кровожадных банд подняло бы его на недосягаемую высоту. По крайней мере, так утверждалось в ходивших по городу слухах.
Фабиола поняла, что не будет в безопасности, если еще больше не усилит отряд силачей, топавших за нею следом. На ум ей сразу пришли двое – Бенигн и Веттий. Привратники из Лупанария оказались бы идеальным ядром ее маленького войска. За былые годы она сумела заслужить фанатичную преданность этих суровых могучих бойцов. Брут уже пытался выкупить их, но Йовина, хозяйка публичного дома, тогда отказалась продать своих охранников. Сейчас Фабиола думала, что найдет способ переупрямить или перехитрить старую каргу. Возможно, боги подскажут ей как.
К глубокому разочарованию Фабиолы, все прорицатели, собравшиеся подле святыни, производили впечатление обычных лжецов и шарлатанов. Она могла распознать таких за сотню шагов. Одетые в затрепанные мантии, зачастую нарочно изодранные, с кожаными тупоконечными шляпами на засаленных волосах, эти люди не знали ничего, кроме нескольких несложных уловок. Каждый из них подолгу молчал, с многозначительным видом разглядывая внутренности жертвенных животных, и ловко выспрашивал у клиентов их подноготную. Такой набор хитростей работал безотказно. За прошедшие годы она видела бесчисленное множество людей, которым прорицатели обещали все, чего они желали, попутно в считаные мгновения выманивая их последние скудные сбережения. По всей вероятности, лишь ничтожное меньшинство этих людей, отчаянно нуждавшихся в знаке благосклонности богов, понимали, что происходит вокруг. Рабочих мест катастрофически не хватало, продукты были дороги, а шансов на изменение положения к лучшему почти не оставалось. И пока Цезарь стремительно богател в своих военных кампаниях, а Помпей никак не мог прожить и доли того, что ему удалось награбить, рядовые граждане Республики влачили жалкое существование. Так что прорицатели могли не опасаться: их доходы не уменьшатся.
Фабиола не верила этим людям. Уже давно она научилась полагаться только на себя и на Юпитера, отца Рима. И, услышав о существовании настоящего гаруспика, действительно способного предсказывать будущее, изрядно удивилась. Надеясь, даже вопреки здравому смыслу, что ей все же удастся найти неведомого прорицателя с гладиусом, о котором упомянул Корбуло, Фабиола задавала вопросы, улыбалась и бросала монеты в подставленные ладони.
Но поиски оказались безуспешными. Никто из тех, к кому она обращалась, ничего не знал о нужном ей человеке. Нетрудно было понять почему: многие прорицатели яростно отрицали, что когда-либо видели этого гаруспика, желая, чтобы богатая клиентка обратилась к ним. Вконец устав отбиваться от их услуг, Фабиола присела на ступеньку храма и некоторое время наблюдала за мельтешившей вокруг толпой. Ее стражники стояли поблизости. Доцилоза купила им хлеба с мясом, и они с удовольствием ели. Чтобы поднять настроение бойцов, Доцилоза купила им и по чаше разбавленного водой вина. Из Доцилозы вышла прекрасная домоправительница, подумала Фабиола. Она не только бранила слуг, если те того заслуживали, но и регулярно поощряла их.
– Не желаешь ли, госпожа, зайти внутрь и принести жертву?
Фабиола даже вздрогнула, услышав незнакомый голос. Она опустила взгляд и увидела, что с нижней ступеньки на нее смотрит однорукий человек. Расположился он со знанием дела – тут было удобнее всего выпрашивать подаяние у тех, кто входил в храм. Средних лет, коренастый, с коротко подстриженными волосами, в рваной тунике военного образца. На груди бронзовая фалера – гордое напоминание о тех временах, когда калека служил в легионах. Через правое плечо переброшен ремень, на котором висел нож в истертых кожаных ножнах. В Риме каждый должен был уметь защитить себя. Он смотрел прямо и смело, восхищенно, но не угрожающе.