Ромул, скорчив недовольную гримасу, окинул взглядом низкие склоны лощины.
– А ты, вижу, не рад? – чуть слышно осведомился Бренн.
– Нет. – (За невысокими холмистыми грядами, ограничивающими лощину с двух сторон, раскинулись просторные равнины.) – Там нас может поджидать кто угодно. Хоть целая армия.
Галл проследил за его взглядом. Ему тоже не раз приходилось патрулировать эти места, и он знал здесь каждую кочку.
– Скоро все выяснится, – с деланой беззаботностью сказал он. – Сейчас выйдем из этой канавы, и никакой противник от нас не укроется.
– Еще почти целая миля, – пробормотал Ромул и, обернувшись, отыскал глазами Дария.
Невзирая на усталость, парфянин прохаживался среди воинов, бросая направо и налево ободряющие реплики. Это служило отличительной чертой едва ли не каждого хорошего командира: не забыть похвалить своих подчиненных, если те хорошо проявили себя. После успешного прорыва кровь Дария все еще подогревал адреналин, и центурион, похоже, считал, что все трудности позади. Вчерашнее предупреждение Ромула он, видимо, выкинул из головы и теперь думал лишь о том, чтобы немного передохнуть, а потом ускоренным маршем добраться до дому.
Ромул в душе молился о том, чтобы его видение оказалось ложным. Но интуиция упорно не позволяла улечься тревоге, терзавшей его душу.
Пришло время продолжить путь. Теперь легионеры шли не атакующим клином, а обычным походным порядком – каждая центурия в пятнадцать рядов по шесть человек в каждом. Дарий занял свое место впереди, верный телохранитель рядом с ним.
Когда они тронулись с места, сердце Ромула отчаянно заколотилось. Сам того не желая, он непрестанно обводил взглядом окрестные холмы. Бренн тоже насторожился. Но они никому не сказали ни слова о своих опасениях.
После успешного прорыва все воспрянули духом, и вскоре Гордиан затянул свою излюбленную песенку о легионере в борделе.
Нервы Ромула не выдержали. Тем более он был уверен в том, что их поджидают враги и предупреждать о своем приближении просто глупо.
– Может, помолчишь? – сказал он. – Мы уже сто раз слышали это.
– Заткнись, поганец! – немедленно встрял Новий. – Мы хотим послушать, что там говорится о твоей матери.
– И о твоих сестрах, – молниеносно откликнулся Бренн.
Соседи по строю громко расхохотались.
Новий вспылил, но его ответ потонул в громе голосов, подхвативших припев.
Ромул стиснул зубы от гнева. Его мать, смиренная домашняя рабыня, делала для него и Фабиолы все, что было в ее силах. А это означало прежде всего, что ей приходилось на протяжении многих лет почти еженощно терпеть насилие Гемелла. Но Вельвинна никогда не жаловалась. Увы, все ее усилия и терпение пропали втуне. Погрязнув в долгах, торговец продал близнецов, чтобы раздобыть хоть немного денег. Ромул с тех пор ничего не знал о своей матери, и неведение больно терзало его сердце.
– Не слушай их, – шепотом сказал Бренн, наклонившись к его уху. – Этим дуракам сейчас только бы посмеяться над чем-нибудь. Если нам устроили засаду, мы все равно в нее попадем, с песнями или без. А песня поднимает их настроение.
Спокойные слова галла смирили гнев Ромула. Бренн был прав. Веселые солдаты сражаются лучше, чем унылые. Действительно, пусть лучше представляют себе развлечения в публичном доме, нежели гибель от скифских стрел. Он открыл рот и присоединился к пению.
Пропев с дюжину куплетов, Ромул почувствовал, что на душе у него полегчало.
Именно тогда небо вдруг сделалось из синего черным.
К счастью, в этот момент Ромул смотрел вверх. И все равно, отвлекшись на похабную песенку Гордиана, он не сразу узнал густой рой стрел. А когда понял, что видит, не смог перекричать веселый хор легионеров.
Чтобы не обнаружить себя раньше времени, поджидавшие их скифы стреляли из-за укрытия, по очень высокой дуге. Но металлические наконечники уже повернулись в воздухе, нацелившись вниз. Три-четыре удара сердца – и они обрушатся на ничего не подозревающих легионеров.
– Стрелы летят! – во всю мощь взревел Ромул.
Один удар…
Дарий услышал его крик, взглянул вверх и переменился в лице. И другие солдаты с изумлением и ужасом уставились в небо.
Два удара…
А старший центурион все молчал. Смерть смотрела ему прямо в глаза, и Дарий оказался не готов встретить ее.
Три удара…
Необходимо что-то делать, или первый же залп уничтожит половину отряда, думал Ромул. И заорал, срывая голос:
– «Черепаха»!
Многолетнее обучение и тут помогло. Стоявшие в середине тут же пригнулись и вскинули тяжелые щиты над головами, а те, кто находился во внешней шеренге, воздвигли стену из скутумов.
Шурша в воздухе, сотни стрел сыпались на землю. Это был негромкий, даже красивый, но смертоносный звук. Значительная часть воткнулась в обтянутые шелком щиты или просто попадала на землю, не причинив никакого вреда, но немало стрел нашли бреши в не успевшей еще сложиться воедино крыше из щитов. Последовало мгновение испуганной тишины, а затем слух Ромула резанули отчаянные крики раненых. Вскоре других звуков не стало слышно. Легионеры ругались, рыдали, выдирали из живого мяса глубоко засевшие зазубренные наконечники стрел. Мертвые падали под ноги своим товарищам, выпуская щиты из обессилевших рук. Многие легионеры продолжали выполнять полученный приказ, но «черепаха» уже фактически развалилась.
Проглотив просившееся на язык ругательство, Ромул взглянул на Дария.
Никогда больше бодрому толстяку не выкрикивать приказы. Он лежал неподвижно в десятке шагов от строя, тело его продырявило с полдюжины стрел. Из уголка губ стекала тонкая струйка крови, правая рука была протянута к его воинам в бесполезном умоляющем жесте. Рядом с ним лежал его верный телохранитель. На лицах у обоих застыло испуганное изумление.
Но нападение только-только началось. С обеих сторон в небо взвились новые стрелы.
И наконец-то раздался знакомый голос одного из оптионов:
– «Черепаха»!
Снова посреди пустыни воздвигся бронированный куб. Только на сей раз он оказался заметно меньше. К счастью, оба младших командира были опытными воинами. Выкрикивая приказы и подгоняя замешкавшихся длинными посохами, они заставили невредимых легионеров отступить с опасного участка, где в любое мгновение можно было споткнуться о кого-нибудь из убитых или раненых товарищей. Сейчас не имело никакого смысла пытаться помогать соратникам – любая задержка означала верную смерть. Ромул не мог заставить себя оглянуться на тех несчастных, которых они оставили на земле. Но оптионы делали только то, что было необходимо. Стоны изувеченных, крики о помощи следовало пропускать мимо ушей. В разгар сражения наилучшими являются те действия, которые позволяют избежать излишних потерь.
Понимая, что произойдет, многие из раненых скрючились и попытались укрыться щитами. Но это их не спасло – вторым залпом убило всех. Когда упали последние стрелы, рядом с «черепахой» лежали только окровавленные трупы, из которых торчало по несколько оперенных стержней.
Бренн быстро обвел взглядом оставшихся.
– Плохо дело, – сказал он, нахмурившись. – Потеряли уже с полсотни человек.
Ромул кивнул, продолжая следить за склонами по обе стороны лощины. Они могут появиться в любой момент, думал он.
И словно в ответ на его мысли, на гребнях холмов показались сотни воинов. Тоже скифы, одетые точно так же, как и те конники, которых римляне перебили перед рассветом. Но здесь были не только конные лучники, но и пехота.
Мое видение было вещим, с горьким изумлением думал Ромул. Этому войску вполне по силам истребить то, что осталось от двух центурий. Его и без того не очень-то стойкое доверие к Митре рассыпалось прахом.
– Нам конец! – выкрикнул Новий, которого даже не зацепило.
В ответ раздался многоголосый нечленораздельный стон растерянности и страха.
Как ни трудно было преодолеть отчаяние, но Ромул не намеревался покорно позволить убить себя.
– Командир, что делать? – крикнул он одному из двоих оставшихся оптионов. Этот был постарше, и по всем правилам командование отрядом теперь переходило к нему.
Младшие офицеры вопросительно переглянулись.
Легионеры ждали.
С лица Бренна исчезла обычная улыбка, ее сменил твердый немигающий взгляд. «Неужели пришел мой час? – спросил он себя. – Если да, то прошу тебя, Беленус, помилуй и сохрани Ромула. И даруй мне достойную смерть».
Молодой солдат уже давно усвоил, что означало такое выражение лица Бренна. Скифам предстояло умереть. Не одному и не двоим, а многим. Но даже могучий галл не мог перебить всех воинов, которые смыкали кольцо вокруг «черепахи», отрезая любые пути к спасению.
– Стройся клином! – выкрикнул наконец старший из оптионов. Прием, удавшийся единожды, мог помочь и во второй раз. – Прорвемся и получим хоть какой-то шанс.
Легионеров не требовалось поторапливать. Они понимали, что если замешкаются, то окажутся в полном окружении.
– Середина! Поднять щиты. Вперед!
Близкие к отчаянию воины повиновались, перейдя даже без команды на ускоренный шаг.
А в ста шагах от них скифские пехотинцы уже образовали некое подобие фаланги в несколько рядов глубиной. Ромул видел, что темнокожие воины противника вооружены очень легко по сравнению с римлянами. На головах у большинства были войлочные колпаки, лишь у некоторых имелись металлические шлемы. Кольчуг почти не было видно. Единственным средством защиты, имевшимся у каждого, служил маленький круглый или овальный щит. Эти люди с копьями, мечами и секирами не станут непреодолимым препятствием для стремительно атакующего клина.
– Им нас не остановить, – пропыхтел, словно в ответ на его мысли, Бренн. – Это всего лишь легкая пехота.
Его друг был прав. Ромула вновь охватила растерянность. Что, если его видение все же не означало истребления и гибели? Если им удастся прорваться, то на дороге к форту их уже ничто не задержит. Но какую же игру вел Митра?
Когда римляне подошли ближе к строю скифов, те метнули копья. Легионер, шедший справа от Ромула, оказался нерасторопен, замешкался, поднимая щит, и широкое железное острие пробило ему шею. Не издав ни звука, он упал; тем, кто шел позади него, пришлось перепрыгивать через его тело. Никто не пытался помочь ему. Рана оказалась смертельной. Копья задели еще нескольких человек; их тоже оставили валяться на земле. Сейчас не было ничего важнее, чем быстрота и сила атаки. С расстояния в двадцать шагов римляне метнули свои пилумы, уложив сразу многих врагов, и, еще прибавив шагу, кинулись вперед.