Для начала посвятили в это дело дядюшку Номарха. Но с того был невелик прок после трех кувшинчиков доброго пива. Грозный страж еле-еле на ногах держался. Так что, махнув на него рукой, пошли дальше.
Уже на рыночной площади надыбали наряд вегилов и направили его в некрополь, нимало не сомневаясь, что пятеро здоровых парней справятся с двумя связанными преступниками.
Вернувшись домой (понятное дело, в таверну) и поведав все, что с ними приключилось сестрам и Эомаю, а также выслушав их ответный рассказ (ах! ох! не может быть! да как же это! ты смотри, ни единой царапины не осталось!), Стир плотно пообедал и решил немного вздремнуть. Вот тогда все это и началось.
Полтора дня ослик-стихотворец крепился. А потом не выдержал и вывалил все на голову друзей.
Их реакция была неоднозначной. Будря и Эомай просто пожали плечами. Мало ли что кому привидится. От этого не помирают. Надобно думать, как до Александрии добраться побыстрее.
Сестры-близняшки отреагировали почти таким же образом. Орландина фыркнула и выразительно повертела пальцем у виска. Что с поэта возьмешь. Все они чуток малахольные. Орланда печально повздыхала да посочувствовала, а затем, переглянувшись с Эомаем, тоже посоветовала Стиру не брать дурного в голову и близко к сердцу.
Ваал, по своему обыкновению, вскочил приятелю на спину и принялся расчесывать ему гриву. Наверное, думал, что так можно унять волнения Стировой души.
Только Кар с Варениксом отнеслись к повествованию рапсода с неподдельным интересом.
Поглядели друг на дружку, понимающе перемигнулись, да и принялись совершать над ослиной головой замысловатые пассы. На удивление всей честной компании и на страх несчастному поэту.
— Метемпсихоза! — вынес через полчаса окончательный вердикт тартесский царь.
— В самую точку! — поддержал его леший. — И кто ж это с ним такое спроворил, однако?
— Что? — всполошился ослик и приготовился умирать. — Сколько мне жить осталось?!
— О том не ведаю, мил друг! А вот то, что в тебя упокойник оживший вселился, так это точно!
— И-а, и-а, и-а! — заревел от испуга рапсод и рухнул без чувств.
— И что же мне теперь делать? — в который раз канючил Стир, тычась мордой то в Кара, то в лесного князя. — Как от него избавиться?!
— Да изгнать-то его можно? — вмешался Эомай. — Я слышал, что такое вполне вероятно.
— Экзорцизм! — выдала мудреное слово Орланда. — Вон, Христос изгонял бесов из прокаженного…
— Ланда, — с надеждой спросил ишачок, — а этот ваш заокеанский лекарь-чудодей не поможет? Я смотрю, он не хуже вашего бога с больными да увечными справляется!
— Так то когда злая душа или нечистик какой, — удрученно развел руками Вареникс. — Тут же иное дело. Покойник-то неплохим человеком был и не от лютости вошел в тело нашего друга, а велением могучего чародея! Тут либо этот же рекомый волхв обязан отозвать потревоженную душеньку, либо она сама, своей волей, должна уйти прочь.
— Но, — вздохнул леший, — я мню, не уйдет он за так просто.
— Почему?! — вскрикнули одновременно Стир с Орландиной, которая после освидетельствования поэта «специалистами» заметно встревожилась.
— Как понятнее сказать-то? Неспокойна сия душа. Чем-то удручена зело. Тоской-печалью одолеваема.
— Како-ой? — захныкал ослик.
— А ты сам спроси, — посоветовал вдруг Кар.
— Это как? — не понял Стир Максимус.
— Вот так и поинтересуйся, — подхватил Вареникc. — Мол, так и так, чего ты, душенька, желаешь?
— Спросите лучше вы! — взмолился бедный ушастик. — Не могу же я сам себя спрашивать и сам себе отвечать!
— Резонно, — согласился пан Будря. — Таки дело пан певец мувит.
— Хм, — откашлялась Орланда. — А что?! Можно и попробовать.
— Уважаемый… — начала она и осеклась. — Как его хоть зовут-то?
— Хемуасет, — с готовностью подсказал ишачок. — Сетне Хемуасет.
— Да, уважаемый… мм… Хемуасет. Не скажете ли вы, что вас гнетет и что нужно сделать, чтобы вы покинули телесную оболочку нашего друга Стира Максимуса?
Пару мгновений ничего не происходило. А затем осел заговорил не своим, звонким да громким, а глухим старческим голосом:
— Сенеб! Радуйтесь! Я Сетне Хемуасет, верховный жрец Птаха Мемфисского, главный царский архитектор, сын его величества правогласного Осириса-Рамсеса Усермаатра!
— Правогласного, значит, покойного, — прокомментировал юный тартессит.
— Зачем была потревожена моя душа Ка? — жаловался Стир-Хемуасет. — Зачем ее позвали с блаженных полей Иару и заставили вселиться в этого мерзкого и вонючего осла?! Горе и печаль мне!
— Но-но, полегче! — уже своим голосом возмутился рапсод. — Это кто из нас вонючий, принц сушеный?! Я, между прочим, каждый день совершаю омовения! Даже в термы хожу!
Он не стал уточнять, что за все это время побывал в банях лишь единожды.
— Кто же позвал вас, о принц? — вопросила Орланда.
— Темный. Темный Бог.
Присутствовавшие переглянулись. Вот оно, слово истины.
— Можете ли вы уйти по своей воле? — присоединилась к сестре Ласка, с надеждой впившись взглядом в поникшую ослиную морду.
— Нет, — покачал головой осел-двоедушец. — ОН не отпускает меня. Велел добыть для него Книгу Тота.
— Ой, это та самая книга, что находится где-то в Мемфисе! — заржал Стир. — Я вам рассказывал!
— Да, — подтвердил древнеегипетский царевич. — я сам спрятал ее в гробнице Нефера, из которой сначала и выкрал.
— Хотел бы я хоть одним глазком глянуть на эту Книгу! — возбужденно потер руки Кар. — Это нечто такое… Неописуемое! Она дает власть над всеми тварями земными и подводными, позволяет путешествовать мирами и наблюдать движение светил.
— Верно! — молвил Вареникс. — И еще много чего может сделать тот, в чьи руки попадет сия любопытная книжица.
— Избави вас Птах и Ра-Атум к ней прикоснуться! — возопил Хемуасет. — Неосторожный человек может приблизить конец времен, конец Геба!
— А что ж делать? — не поняла Орландина. — Выйти без нее из Стира вы не можете…
— Не могу, — согласился восставший дух.
— А искать не позволяете…
— Не рекомендую, — дипломатично уточнил принц, и члены маленького отряда поняли, что первый шаг по дороге, ведущей в Мемфис, ими уже сделан.
И правда пора, а то засиделись они в этом Танисе, будь он неладен! Одни сплошные неприятности.
Рыцари Круга Стоячих Камней уже второй день пристально наблюдали за лихорадочными перемещениями осла и его приятелей по старому Мемфисскому некрополю.
«Что-то у них там не срабатывает», — думал Парсифаль, а Гавейн привычно винил во всех бедах длинноухого.
— Это он, сучий потрох, воду мутит! — авторитетно заявлял крепыш. — Не иначе как слежку заметил и теперь следы заметает! Надо бы чуток пощекотать им нервишки. Может, порасторопнее станут?
Блондин закатывал очи горе.
— Ты же слышал, что говорил понтифик? Не высовываться ни в коем случае! Вдруг они сдуру решат уничтожить Книгу? Представляешь, что с нами тогда святой отец сотворит?!
Здоровяк нервно поежился. Воображать себя навозным червем, копошащимся в чужом дерьме, ему было, мягко говоря, неприятно.
— Блин! — сплюнул в сердцах. — И не отлучишься же никуда, елы-палы!
— Эх! — размечтался Перси. — Сейчас бы пивка холодненького! А к нему вяленых кальмарчиков или креветочек вареных…
— Заткнись! — залился слюной Гавейн.
— В чем проблема, парни?! — раздалось рядом. — Присоединяйтесь! У нас есть и то и другое!
Гвардейцы Артория как по команде повернули головы на голос… да так и обмерли.
В двух шагах от них, разложив на мраморной могильной плите немудреную закусь вокруг пяти или шести кувшинчиков, увенчанных обильной пеной, устроилась парочка… песиголовцев. Повернув к Гавейну с Парсифалем зловещие волосатые морды, собаколюди тыкали руками на свой стол, приглашая рыцарей разделить с ними полуденную трапезу.
— Во! — констатировал бородач. — Уже глюки начались с жары да с голодухи!
— Напекло, наверное, — неуверенно поддержал его блондинчик.
— Сами вы призраки! — обиделся песиголовец по крепче. — Их угощают на дурняк, а они еще носы воротят
— Компания им, видите ли, не подходит! — возмутился и второй.
— Держись, брат! — прошептал Гавейн. — Это ОНА балует…
— Кто? — тоже перешел на шепот блондин.
— Книга! Помнишь, батюшка предупреждал?
— Ага!
Однако от пиршественного «стола» шел вовсе не морочный дух. А очень-даже аппетитный. Рыбно-пивной.
Выходцы же с того света словно нарочно чавкали что есть мочи, шумно заглатывали напиток да знай нахваливали:
— Ох, ну и чудо!
— Вот это пивко!
— Дразнятся, подлюги! — скрипел зубами крепыш. — Вот сейчас плюну на все, подойду и проверю, что у них за пойло.
— А они тебя цап, и прямиком на тот свет!
— Обломятся!
— Проверь, — подначил Парсифаль, не думая, что его компаньон осмелится на решительный поступок.
Все-таки бывший христианин. А те страшатся играть в недозволенные игры с представителями Малых Народцев.
— Эй! Ты куда, остолоп! Я же пошутил!
Между тем Гавейн вразвалочку подошел к песиголовцам, степенно поздоровался:
— Привет честной компании! Хлеб да соль!
— Милости прошу к нашему шалашу, — ощерился тот, что покрепче. — Отведай с нами поминальных даров, человече!
— Поминальных?! — вытянулось лицо у бородача.
— Ну да! — подтвердил мелкий. — Родственники на могилы натащили всякой всячины! Что ж теперь, пропадать добру?
— И то верно, — согласился с немудреной житейской логикой рыцарь и протянул руку. — Гавейн! А там мой приятель, Парсифаль. Мы из Британии. Паломники.
— Дуамутеф! — представился крупный.
— Нехен, — поклонился худенький.
После второго совместно распитого кувшина беседа пошла лучше. Гавейн расслабился, уже похлопывал новых друзей то по плечу, то по колену, похохатывая над очередным соленым анекдотцем, которых Дуамутеф знал не перечесть.