Глава пятнадцатаяОтблески и тени времени. «Дон-Кихот» (1930-е)
«И тут с ним происходят случаи, достойные быть начертанными не только на пергаменте, но и на меди…» – слова Сервантеса из романа «Хитроумный Дон Кихот Ламанчский» звучат напутствием художникам всего мира. И каждый художник, в зависимости от времени, масштаба таланта и собственного видения, по-своему прочитывал «трагикомический пародийный роман» Сервантеса, выдержавший за пятьсот лет более трёх тысяч изданий на десятках языков мира. Популярное в то или иное время восприятие Дон Кихота отражалось в иллюстрациях. «Реально существующее время имеет только один источник – мозг и сердце, то есть душу человека, – рассуждает наш современник, писатель Владимир Бутромеев. – Мысль, чувство, время – результаты познания человеком себя и мира, в котором он существует. Они – мысли, чувства и время – основные составляющие части ноосферы, сферы разума». Сервантес начнёт и закончит первый том великого романа в тюрьме, всколыхнув им читающий мир. Достоевский спустя почти три столетия увидит Дон Кихота как «самого простого душою и одного из самых великих сердцем людей». Жизнь самого Сервантеса переполнена поражениями и несчастьями: в битве с турками он, человек несокрушимого духа, получил тяжелейшее ранение – левая рука превратилась в обрубок, а после долгой военной службы остался нищим. Пять лет страдал в плену – в тюрьме при дворце Дженин, в столице пиратского королевства Алжир. В итоге двенадцать лет провёл вдали от родины. Годами жил один, дочь росла без него. Освободившись от армии, работал сборщиком налогов – королевским провиантским комиссаром, объезжал на муле изнемогающую от наступившей бедности страну, вынужденно отбирая у крестьян последнее. В результате, оклеветанный, попал в королевскую долговую тюрьму в Коста-Дель-Рио. И все эти десятилетия в нём созревал роман.
Хорхе Луис Борхес писал в середине ХХ века в «Притче о Сервантесе и Дон Кихоте»: «Побеждённый реальностью и Испанией, Дон Кихот скончался в родной деревушке в 1614-м. Ненадолго пережил его и Мигель де Сервантес. Для обоих, сновидца и его сна, вся суть сюжета была в противопоставлении двух миров: вымышленного мира рыцарских романов и повседневного, заурядного мира семнадцатого столетия. Они не подозревали, что века сгладят в итоге это различие, не подозревали, что и Ламанча, и Монтьель, и тощая фигура странствующего рыцаря станут для будущих поколений такой же поэзией, как плавания Синдбада или безмерные пространства Ариосто. Ибо литература начинается мифом и заканчивается им». С особым интересом относились к мифам и снам сюрреалисты, волновали они и русского художника Александра Алексеева. Но об этом речь впереди. Позволим себе небольшой экскурс в историю мировой иллюстрации.
Впервые образ Дон Кихота появился в 1613 году в одной немецкой гравюре. Целиком роман был иллюстрирован во фламандских изданиях второй половины XVII века. На родине Сервантеса в 1672 году Диего де Обрехона исполнил иллюстрации, где, по словам петербургского литературоведа В. Багно, «намечены особенности, которые будут впредь отличать иллюстрации, выполненные в Испании, они наиболее точно передают испанский колорит бессмертного романа».
В разные эпохи фигура Рыцаря печального образа становилась знаменем различных философских и политических теорий. За столетия возник целый калейдоскоп суждений, мнений и художественных интерпретаций романа и его образа Дон Кихота прежде всего.
В ХIХ веке художники чаще романтизировали образ Дон Кихота, представляя его мечтателем, чьи идеалы не признают окружающие. В Испании таким увидел сервантесовского героя Хосе Ривельеса в многофигурных, тщательно прорисованных иллюстрациях, насыщенных бытовыми деталями. Гордость испанского искусства Ф. Гойя готовил серию офортов с Рыцарем печального образа в стилистике «Капри́чос». Но сохранился всего один рисунок, опубликованный в 1860 году в «Газете изящных искусств»: рождённые безумной фантазией Дон Кихота призрачно-гротесковые фигуры нависают над увлечённым чтением идальго, сидящим на едва прорисованном кресле с книгой в руках в позе, «неподвластной законам гравитации», по выражению Ж. Канаваджо, французского исследователя жизни и творчества Сервантеса и автора статьи про иллюстраторов великого романа.
В Испании начала ХХ века стало популярно сопоставление Дон Кихота с основателем иезуитского ордена Игнасио де Лойолой (1491–1556), неистовым воинственным рыцарем католичества и сторонником всемирной монархии, канонизированным в 1622 году. И Сервантес, и духовный лидер иной эпохи мечтали о триумфе духовного над бытовым, понимая это каждый по-своему. В то же время известный философ, ректор университета в городе Саламанка Мигель де Унамуно (1864–1936), пережив период отрицания Дон Кихота в юности, начинает воспринимать его как национальный миф, считая образ благородного идальго самоценным. Общение с Дон Кихотом, идеальной личностью, возвышает простого человека, считал Унамуно. Так, испанцы в начале ХХ века увидели олицетворение нации в Санчо Пансе (от испанского слова «panza» – пузо, брюхо, живот). Именно от «кихотизации» Санчо-народа, по мнению Унамуно, зависит будущее Испании.
О восторженном отношении Сальвадора Дали к Сервантесу выразительно свидетельствует его вступление ещё в 1923 году в «Орден Толедо», основанный кинорежиссёром Л. Бунюэлем, с которым он вместе снимет фильм «Андалузский пёс». После игры с сервантесовскими реалиями и серией рисунков к роману, сделанных китайской тушью в 1935 году, Дали в послевоенные годы в Америке вновь увлёкся Сервантесом и стал воплощать его образы в мистических, сюрреалистических картинках. Дали работал не над иллюстрациями, а, точнее, над темой «Дон Кихот», почти десять лет – с 1946 по 1965 год.
10 августа 1955 года к Пабло Пикассо пришёл его биограф Пьер Дэкс с заказом: нарисовать Дон Кихота с Санчо Пансой для юбилейного номера коммунистического еженедельника Les Lettres Françaises: грядёт 350-летие романа. Пикассо, взяв лист бумаги, перо или кисть, чёрную тушь, почти мгновенно, дерзко, непредсказуемыми штрихами и линиями, несколькими пятнами сымпровизировал неожиданный образ. Вещает что-то бесплотный, костлявый Дон Кихот. Его великая фигура на несчастном высохшем Росинанте гротесково удлинена – устремлена ввысь, как и вечное копьё. Санчо – несколько пятнами – округл, простонародно приземист, преданно взирает на хозяина. Донкихотовская артистичная беспечность придаёт его образу некий художественный смысл. Недаром слепящим солнцем, кажется, напоён сам воздух раскалённой испанской равнины, пространство её подчёркнуто уменьшенными силуэтами мельниц, а силуэты вечных путников буквально пронизаны солнечным светом. Со временем будет исполнен тиражный эстамп этого шедевра, экземпляры его до сих пор можно найти у почитателей мастера. Образы Пикассо стали хрестоматийными.
Русские иллюстраторы (а это С. Бродский, И. Богдеско, А. Зверев) испытание Дон Кихотом выдержали с достоинством и блеском, подтвердив своим творчеством ещё одну важнейшую истину, сформулированную великим испанцем: «Свобода… – величайшее из всех благ, какие небо даровало людям». Эти слова Сервантеса были особенно близки Алексееву, для которого свобода в течение всей жизни оставалась важнейшим условием существования: «Я всегда думал, что свобода есть моя судьба…»[90] – писал он в одном частном письме.
В 1930 году он получил заказ от издателя Густава Жили из Барселоны – иллюстрировать «Дона Кихота» для библиофильского малотиражного издания «Книга художника» (Livre d'artiste), планируется 150 иллюстраций в технике офорта с акватинтой. Он размышляет над Сервантесом после графического прочтения мистической прозы Гоголя, в своё время соперничавшего с автором «Дон Кихота», создавая «малую эпопею» – «Мёртвые души» с главным героем Странствующим Рыцарем Стяжательства. И после «Братьев Карамазовых», литографии к которым сделали его имя знаменитым. Именно роман Сервантеса, по мнению Достоевского, способен «отвлечь ум от поклонения вечному и глупому идолу средины, вседовольному самомнению и пошлому благоразумию».
Человек сложной психической организации и драматической судьбы приступил к работе над «Дон Кихотом» – в Алексееве французы чувствовали то, что называют в Европе «загадочной русской душой». Выпавшие на его долю страдания во время долгого и трудного исхода с родины, да и смерть отца, когда он был ребёнком, горе матери – всё трагическими отблесками запечатлелось в его личности и в философии творчества. Филипп Супо считал: работы Алексеева способны придать даже великому тексту дополнительный смысл. «Мы получаем возможность восхищаться гравюрами как источником света, который раскрывает иллюстрируемый текст изнутри». Разрушающуюся на глазах Российскую империю Алексеев покидал в 1920 году. Крах необозримой мировой державы Испании, владевшей колониями в Западной Индии, Мексике и Перу, в Бразилии (Мадрид считался второй столицей мира после Парижа), происходил в эпоху Сервантеса. Начало 30-х годов ХХ века вновь не предвещало Европе ничего хорошего. Лучшие умы задавались вопросом следом за Сервантесом: как существовать в этом безумном, грешном мире?
Получив заказ из Барселоны, Алексеев ищет натуру для главного персонажа. И понимает: часто видит рядом с собой человека, весьма похожего на Дон Кихота, – «высокого, худого, с длинными пальцами, тонким носом, тонкими губами». Так «лучшим в мире натурщиком для героя книги» неожиданно становится его Жак Шифрин, владелец издательства «Плеяда». «Жак позировал отцу, неподвижно стоя посреди нашей гостиной, держа в руке швабру вместо копья и уставившись на люстру», – вспоминала Светлана. Реальный Шифрин разительно преобразится, приобретёт в иллюстрациях черты персонажа, воплотившего в себе все сомнения человечества, все его надежды и беды. Но «его костлявый силуэт», по словам Светланы, будет узнаваем. Весной 31-го Алексеев едет в Испанию, путешествует в одиночестве с рюкзаком, где лишь альбомы для эскизов да немного одежды и белья. Альбом с латинскими буквами на обложке «DQ» с натурными зарисовками художника и заметками о деталях испанского костюма хранится сегодня в фондах московского Музея кино. А, судя по Описи алексеевского архива швейцарского фонда, к будущим иллюстрациям он сделал 600 карандашных рисунков-набросков. Неспешное путешествие по выжженной солнцем Ла Манче (по этому пути Сервантес провёл Дон Кихота и Санчо Пансу), путевые наброски принесут художнику подкупающую точность деталей: старинные ветряные мельницы, упряжь Росинанта и осла Санчо Пансы, формы шляп, музейные рыцарские доспехи, устройство традиционной испанской усадьбы; и гитара, и пастушеская свирель, и тряпичные дорожные очки от пыли со вставными круглыми стёклами почти во всё л