– Погоди, – сказала я.
Роли глянул на меня через плечо:
– Что такое?
– У меня сейчас экзамен.
Роли нахмурился:
– Ты что, меня не слышала? Мисс Банни умирает.
Я упрямо застыла посреди кабинета.
– Слышала. Мне жаль.
– Тогда поехали, – велел Роли.
Потребовалось несколько секунд на то, чтобы осознать значение его слов. Ноги двигались помимо моей воли.
– Я тоже еду?
– Она не может скончаться, не познакомившись с тобой.
– А мама там будет?
Руки Роли, в которых были все мои вещи, безвольно обвисли.
– Только ты.
– Она хотя бы знает?
– Джеймс сказал, что позвонит.
Когда за рулем был Роли, он разрешал мне садиться на переднее сиденье. Джеймс всегда настаивал, что я должна сидеть сзади. «Чернокожие должны привыкать к роскоши». Он научил меня, как себя вести, и, если у меня когда-нибудь будет личный водитель, я знаю, что надо делать: никогда не прикасаться к ручке двери, ни при каких обстоятельствах. Даже если чертов седан загорится, надо ждать, пока мне откроют дверь. То же самое, когда садишься в машину. И последнее правило: никогда, никогда не скачи туда-сюда. Если села с пассажирской стороны, там и сиди. Если с вами поедет еще одна женщина, водитель отведет ее к надлежащей двери. А Роли было важно только то, что я пристегнута. Я села впереди, рядом с ним, и слегка опустила стекло.
– Я нормально выгляжу?
– Мисс Банни все равно, – сказал Роли. Голос его дрогнул. – Мисс Банни совсем не важно.
– Она просила, чтобы я приехала? – уточнила я.
В Экланде моего отца и Роли знали как «мальчиков мисс Банни», хотя только отец был ее родным сыном. «Это мои сыновья», – так она их представляла, и пусть бы кто-нибудь попробовал усомниться, притом что Джеймс был черный, как его покойный отец, а Роли белый, как тарелка. У самой мисс Банни кожа была среднего, коричневого цвета, какой получился бы, если смешать черноту и бледность обоих парней.
Настоящая мама Роли, Лула, была из Ричмонда, штат Вирджиния, и у нее была африканская внешность, хотя и очень светлый оттенок кожи. Почему она переехала из достаточно крупного города в Экланд, городишко на три светофора, осталось загадкой. Когда кто-то спрашивал, Лула только говорила: «Я не ужилась с папой». Мисс Банни познакомилась с ней, когда той было пятнадцать: вместе работали, убирали в доме одной белой семьи. Мисс Банни приходила по утрам и уходила вечером, когда вся посуда была вымыта после ужина. Она шла домой одна и готовила ужин себе и мужу. Лула смотрела за детьми, так что оставалась в доме на ночь.
Мисс Банни и Лула поняли, что забеременели, одновременно, только мисс Банни, в отличие от Лулы, была рада. Она была замужем уже три года, и у них никак не получалось завести детей. В те времена каждая замужняя женщина хотела детей, независимо от того, были ли у семьи деньги на их содержание. Лула была в отчаянии, и мисс Банни ее не винила. Шел 1942 год, но Луле иногда казалось, будто она рабыня на плантации. У мисс Банни тоже порой было такое ощущение, несмотря на то что имелся собственный маленький домик, куда она уходила на ночь, муж и тоненькое золотое колечко, которое снимало все вопросы.
Джеймс и Роли родились в один месяц, но мисс Банни не видела Лулу с тех пор, как на седьмом месяце беременности та сбежала, аккуратно зашив двадцать шесть долларов в подкладку чемодана. Она пыталась уехать в Чикаго, но добралась только до Северной Каролины. Вернулась, когда Роли было шесть месяцев и тот научился сидеть.
К тому времени мисс Банни работала уборщицей в доме другой белой семьи. Трудиться приходилось дольше, но семья была приятнее, и можно было забирать еду, оставшуюся после хозяйской трапезы. Мужу не нравилось питаться чужими объедками, однако мисс Банни сказала, что это вкусно и она сама все приготовила. Какая разница где: на собственной плите или в доме белых людей? Новой семье тоже нужна была помощница, которая оставалась бы на ночь. Мисс Банни сообщила Луле, что для нее есть работа.
– А муж порядочный? – спросила она. – Проходить через такое снова я не смогу.
– Он калека, – ответила мисс Банни. – Полиомиелит.
Они проработали вместе еще несколько лет. Мисс Банни и Лула говорили обо всем, кроме сыновей. Мисс Банни любила Джеймса-младшего до безумия, а Лула бедного Роли видеть не могла. Именно его вид вызывал отторжение, потому что кому бы мог не понравиться мягкий характер Роли и его нежные улыбки? Командирское телосложение и болотно-зеленые глаза – вот что было для матери невыносимо. Мисс Банни старалась не лезть в дела Лулы. Роли был ее сыном, она каждый день усердно трудилась, чтобы прокормить его и одеть в чистое. И делала то, что, по ее мнению, было лучше. Но все равно время от времени мисс Банни говорила: «Просто постарайся полюбить его, Лула. Он милый мальчик».
В 1949 году, незадолго до того, как Джеймсу-младшему исполнилось восемь, Джеймс-старший погиб из-за несчастного случая на бумажном заводе. Это я знала. Он погиб в середине недели, поэтому вдове обещали выдать то, что он заработал с понедельника по среду, – и на этом все. Она хотела плакать, и плакала, но времени на то, чтобы лежать в постели и рыдать, было очень и очень мало – надо было что-то есть. Как и Джеймсу-младшему. Мисс Банни знала, что придется найти работу с проживанием.
Роли говорит, что не знает, чья была идея. Он не знает, кто счел, что остался в выигрыше, заключив сделку: его мама или мисс Банни. Он помнил только, как Лула сложила все вещи в картонный чемодан и перевязала ремнем.
– Теперь ты будешь жить с мисс Банни и Джеймсом. С этого дня о тебе будет заботиться она, хорошо? И не делай такое грустное лицо. Как мать она в два раза лучше, чем я. Может, ты меня возненавидишь, когда вырастешь, но, когда будешь рассказывать, какая я плохая, не сможешь меня обвинить во лжи. Можешь проклинать мое имя, если хочешь, но поймешь, что это лучшее, что для тебя сделали в жизни.
Роли был всего лишь мальчишкой, иногда голодным, но всегда одиноким. Он плакал, что было необычно. За всю короткую жизнь Роли доставалось так мало любви, что он научился ничем не навлекать маминого недовольства. Но когда понял, что та собирается выбросить его, как пустую картонку из-под яиц, не смог сдержаться.
Он не помнил, как бросился на пол, не помнил, как бился в истерике и в конечном счете опорожнил мочевой пузырь. Он знал, что так было, только потому, что мисс Банни рассказала, как Лула прибежала к ней в дом, и выпалила:
– Сходи за ним сама, Банни. Я не могу на него смотреть. Он там воет как собака. Я просто не вынесу.
Мисс Банни не поняла:
– Лула, он всего лишь мальчик. Что значит «ты не можешь на него смотреть»?
– Просто пойди и забери его, Банни, – прошептала Лула. – Если хочешь взять его к себе, то пойди и возьми.
Мисс Банни сказала Роли, что нашла его лежащим на бетонном крыльце. «Он был описанный, – вспомнила она. А еще добавила: – И убитый горем».
– Я иду с вами? – спросил он.
– Да, сынок. Со мной.
Мисс Банни взяла мальчика за руку, и они прошли полмили до дома. Мокрые штаны до боли натерли ему бедра, но Роли давно научился не жаловаться.
– Я теперь ваш?
– Да, – сказала мисс Банни.
– Но почему?
– Потому что я люблю тебя.
Сейчас Роли знает, что мисс Банни не могла любить его в тот момент. Он был чужим ребенком, пропитанным мочой и отчаявшимся. Ей просто нужен был товарищ для Джеймса, а Джеймса она любила. Ей нужно было, чтобы кто-то был с ее сыном в доме, пока она заботится о белых детях на работе.
Мисс Банни была доброй и щедрой. Когда она сказала Роли, что любит его, слова прозвучали как музыкальные переливы смеха. Из потрепанных школьных книжек Роли знал, что положено говорить в ответ.
– Я тоже тебя люблю.
Эту историю он рассказал, пока мы ехали в лимузине туда, где я наконец должна была познакомиться с мисс Банни. Все три часа, пока мы ехали, он говорил, но продолжение истории я уже слышала: как Джеймс и Роли жили одни в доме мисс Банни шесть дней в неделю. Они ели холодные бутерброды, а горячую пищу приносили соседи. Дядя прервал рассказ на том, как они начали учиться в старших классах. Роли сказал, что остановится здесь, потому что я, наверное, остальное и так знаю. Я не стала спорить, потому что знала: на самом деле он окончил историю на этом моменте, потому что тогда в их жизни появилась Лаверн.
– А что же Лула? – спросила я. – Ты хотел бы ее найти?
– Я знаю, где она, – ответил Роли. – Давно уже заплатил одному человеку, и он ее нашел. Живет в Миссисипи. Вышла замуж, у нее есть сын Линкольн, – Роли ухмыльнулся, и эта гримаса мне не понравилась. – То ли в честь Авраама Линкольна, то ли в честь города в Небраске. А может, ей нравятся «Таун Кары».
– Ты ее видел?
– Я было поехал, – сказал он. – Взял «Кадиллак» и доехал до самого Хаттисберга. Сжег целое море бензина, но хотел обязательно поехать туда на лучшей машине. Я припарковался возле ее дома, подождал в «Кадиллаке», и наконец она вышла.
– Ты что-нибудь сказал ей?
– Нет. Я просто стоял возле машины, а она подумала, что я белый. Это сразу стало понятно: увидев меня возле дома, она занервничала и назвала меня «сэр». Я приложил руку к фуражке, а она вернулась в дом.
– Роли, – сказала я, – хочешь, я открою тебе тайну?
– Давай, – согласился он.
– Мы с мамой тоже делаем что-то похожее. Постоянно. Мы это называем «вести наблюдение».
Роли снова похлопал меня по колену.
– Дана, детка, это никакая не тайна.
– То есть как?
Я услышала страх в собственном голосе.
– Это ничего, – успокоил он. – Пару раз я видел вас с Гвен в местах, где вам делать нечего.
– Ты рассказал Джеймсу?
Он покачал головой.
– Разве я могу поступить так с Гвен? Я никогда не обижу твою маму.
– А она знает, что ты знаешь?
Роли снова покачал головой.
– Это только расстроило бы ее. Так что пусть лучше этот разговор останется между нами.