– Они в дальней комнате. Спят.
– Что случилось? Если вам что-то нужно, разбудите их. Они затем и приехали, чтобы помогать.
– Лаверн, – произнесла мисс Банни, – послушай, детка. Я передумала. Я не хочу делать операцию. Не дай им отрезать мне ногу. Какой мужчина на меня посмотрит, если я даже стоять сама не смогу?
– Мисс Банни, – проговорила мама, – не тревожьтесь за это. Разбудите Роли. Вы на себя не похожи. Вам помогают вовремя принимать лекарства? – Потом одернула себя и крикнула не в трубку, а в воздух: – Шорисс Уизерспун. Скажи мне, что не подслушиваешь через параллельный телефон.
Пришлось аккуратно положить трубку на рычаг и притвориться спящей. Я лежала в постели и всю ночь не могла уснуть, вспоминая, как бабушка просила не отрезать ей ногу и все еще надеялась, что найдется человек, который сочтет ее красивой.
Последней остановкой в торговом центре была аптека. Мама всегда говорит, что красота бывает двух видов. Природная – то, что человеку досталось от мамы. Но не всем так везет. Поэтому для нас есть красота из баночек. Она пригождается людям со средней или неважной внешностью: с помощью косметологии можно привести себя в божеский вид. Иногда мама называет такое явление «красота на костылях».
В отделе косметики мне приглянулся карандаш для век. Меня заворожил цвет, и я вертела его в руке, пытаясь вспомнить, где же я видела этот оттенок зеленого. На карандаше золотыми буквами было вытиснено «Клад», однако это название мне ни о чем не говорило. Над стендом было прикреплено небольшое зеркальце, чтобы подносить товар к лицу и представлять, как будешь выглядеть, если подведешь этим цветом глаза.
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить: девушка в крошечном зеркале – это я. Мама, обессилевшая от горя и утомленная моими уговорами, сдалась и разрешила мне нарастить волосы. Именно этот термин можно было использовать при клиентках, слово «накладные» произносить было нельзя. Вариант «искусственные», хотя и звучал мягче, тоже был занесен в список запретных. Мама стежками прикрепила к моей голове сорок сантиметров синтетических волокон, черных и блестящих, как моторное масло. Я приложила карандаш для век сначала к щеке, потом поднесла к волосам. Наклонила голову вперед, чтобы волосы тоже свесились, а потом отбросила их назад. Я улыбнулась своему отражению и повторила движение. Волосы были великолепны.
Только я хотела еще раз тряхнуть ими, как вдруг услышала странный звук где-то за левым плечом. Я не поняла, что это. Может, приглушенный чих, или тонкий писк, или оханье. Я смутилась, что меня застукали, пока я рисовалась перед зеркалом в общественном месте. Обернувшись, я увидела серебряную девушку, которая бросила в сумку тюбик средства для удаления кутикулы.
Серебряными я называла красивых от природы девушек, которые к тому же наносили небольшой слой красоты из баночек. Такими их делала не внешность, а скорее сама их суть. Это название я взяла из песни, которую пела иногда мама, наряжаясь для особого случая. В конце она подпевала Арете Франклин: «Плыви, серебряная девушка… пришло твое время блистать. И все твои мечты вот-вот сбудутся».
Мне никогда особо не везло с ними. Они не проявляли ко мне открытой враждебности, не считая той, которая подстерегла меня в женском туалете в «Нэшнл Сикс» во время дневного сеанса фильма «Пурпурный дождь». В основном серебряные девушки были вежливы, особенно если их родители были знакомы с моими и тем более мамиными клиентками, но ни одна не сошлась со мной ближе, не рассказывала секреты. Например, Рут Николь Элизабет Грант.
Я каждые две недели мыла ей голову шампунем на протяжении почти трех лет, но не знала, что она встречается с Маркусом МакКриди, пока девушка не повесила его перстень на цепочку с шармами. И даже тогда пришлось спросить, чей он. Рут ответила походя, так что я поняла: это ни для кого не секрет.
Серебряные девушки любят дружить с себе подобными, оставляя весь лоск в тесном кругу, а это, по моему мнению, немного эгоистично. «Серебряность» может передаваться другим людям, но только от девушки к девушке и только если обе стороны прикладывают к этому большие усилия. Если связаться с парнем серебряной девушки, это не сделает тебя серебряной. Ты станешь просто потаскушкой. Но положим, раньше ты никогда особо не общалась с ровесницами, потому что всю жизнь торчала либо в лимузине, либо в салоне красоты. Если удастся подружиться с серебряной, она может научить тебя блистать.
Пока никто не знает, что волосы у тебя наращенные, они придают смелости, как сладкое шампанское на свадьбе, которое ударяет прямиком в голову и делает тебя более дерзкой и красивой. Зная, что серебряная девушка на меня смотрит, я тоже бросила карандаш для век в сумочку, чувствуя себя паинькой, которая вдруг пустилась во все тяжкие.
– Привет.
Она облизнула губы, но ничего не сказала. На лице был такой страх, что я обернулась проверить, не стоит ли менеджер торгового зала у меня за спиной.
– Что с тобой? – спросила я, как только убедилась, что позади только старик, выбирающий пемзу.
А девушка все смотрела в моем направлении, высоко подняв брови и дыша быстро и поверхностно. Я обернулась, внимательно огляделась и наконец заметила то, что увидела красотка: маленькую видеокамеру, установленную над стойкой с пилками для ногтей.
– Ой, – выдохнула я.
Серебряная девушка так и не двинулась с места. Она замерла, как Дайана Росс в фильме «Красное дерево», позируя для чокнутого фотографа. И хотя ситуация была по-настоящему серьезной, я не могла оторвать от нее глаз, настолько она была великолепна. Я хотела ее поцеловать, только в щечку, там, где были нанесены румяна цвета фуксии. Я знаю, многие тащатся от светлокожих негритянок, но мне нравятся темно-коричневые, с симпатичным лицом и густыми волосами. А у этой были густые, тяжелые, натуральные волосы длиной в добрых полметра. Кукла Барби, которую окунули в шоколад. Это была самая серебряная девушка из всех, что я видела.
– Вынимай все из сумки, – велела я. – Просто положи на место.
Она не пошевелилась, а я принялась действовать. Для начала порылась в своей сумке «Гуччи» с блошиного рынка и достала карандаш для век. На всякий случай выложила и упаковку средства для похудения «Дексатрим», за которое собиралась заплатить на кассе, как все нормальные люди. Серебряная девушка все так же стояла, замерев, и позировала для невидимого фотографа. Я взяла ее сумку «Луи Виттон» (неплохая подделка), сунула туда руку и нашла связку презервативов в фольге, розовый лак для ногтей и упаковку соли для ванн, которая была похожа на подарок для учительницы.
– Да что с тобой? – удивилась я.
Наконец она хоть что-то сделала (хотя и полную глупость): застегнула сумочку на молнию как раз в тот момент, когда менеджер зала помчалась к нам, чуть не споткнувшись о стенд с продукцией фирмы «Си Бриз».
– Пройдемте со мной.
Менеджер была, пожалуй, ровесницей мамы. Волосы были завиты щипцами, а на лице – маслянистый слой тональника. Жирный и гладкий крем был нанесен вплоть до подбородка.
– Мы не обязаны с вами ходить, – сказала серебряная девушка, тряхнув волосами. – Мы не сделали ничего плохого.
И снова тряхнула шевелюрой – именно это слово приходило на ум. Такие волосы бывают только в книжках. Настолько красивые, что у меня руки зачесались к ним прикоснуться.
– Откройте сумочку, – потребовала у серебряной девушки сотрудница аптеки.
– Она ничего не обязана делать, – вклинилась я. – У нее есть гражданские права.
– У нас обеих, – поддержала та.
Я улыбнулась после этой фразы.
– Я позвоню родителям, – пригрозила я.
Вот теперь началась игра на публику. Может, я все еще была под действием новых волос, но в этот момент все казалось каким-то нереальным. Мы словно оказались главными героинями комедии, и в этой комедии обе были одинаково красивы и обворожительны.
Менеджер проигнорировала мои слова и, несмотря ни на что, покопалась в моей сумке. После этого направилась к серебряной девушке, но было видно, что она уже не надеялась найти доказательств нарушения закона.
– Вы должны перед ней извиниться, – бросила я вслед, после того как сотрудница велела нам выметаться и ушла за свою стойку.
Я просунула руку сквозь согнутую колечком руку серебряной девушки, словно мы собирались танцевать сквер-данс. Она была так близко, что чувствовался запах ее духов. «Анаис Анаис», как у меня, а вот прекрасные волосы пахли сигаретами.
– Ты куришь? – спросила я.
По многолюдному тротуару перед торговым центром плотными компаниями гуляли девочки-подростки. Серебряные общались между собой, а обычные смотрели на каждого, кто проходил мимо, в надежде заметить что-то, что поможет им измениться. По проезжей части катались парни на больших американских машинах, тюнингованных решетками-жалюзи и виниловыми накладками на бампер. Они посигналили, и у меня включился условный рефлекс – захотелось смеяться. Серебряная девушка тоже улыбнулась и даже помахала в ответ, хотя при этом нервно теребила бусы.
– Ты в порядке?
Я оттащила незнакомку в сторону, чтобы она могла опереться о стену, и держала ее за запястья.
– Скажи что-нибудь.
Она сделала вдох животом, а потом, на выдохе, закрыла глаза. Она еще подышала, а проходившие мимо девушки бросали на нас косые взгляды и удивленно поднимали брови.
– У тебя что, припадок?
Наконец она открыла глаза и, откашлявшись, прошептала:
– Это парик?
Я слегка попятилась и коснулась носа кончиками пальцев. Мое лицо горело, и хотя я не была почти белой, как дядя Роли, все же знала, что серебряная девушка заметила мой стыд. Ссутулившись, я отвернулась на случай, если из глаз вдруг вздумают катиться слезы.
– Я не хотела тебя обидеть, – сказала она.
– Ты сразу заметила, да? Видно, что ненастоящие.
– Ну что ты, – спохватилась девушка. – Смотрятся очень натурально.
– Ты так говоришь, только чтобы меня утешить. Молчала-молчала – и вот что выдала.