– Она там смотрит сериал, – сообщил Роли. – И ни о чем не подозревает.
– Ну не знаю, – сказала я. Эту фразу они слышали от меня на протяжении последних трех недель. – Согласуйте с мамой хотя бы дату, – молила я, пока они вносили авансы за ресторан, за услуги флористов, за канцтовары.
– Это сюрприз, Шорисс, – возражали они.
– Мама не любит сюрпризы.
– Она не хотела бы вечеринку-сюрприз из тех, когда приходишь домой, а гости выпрыгивают из-за дивана. Но сюрприз в виде нашей будущей вечеринки ей понравится. Поверь. Мы с мамой очень давно знакомы.
План был такой: я войду в гостиную, неся завернутые в бумажный конус розы, которые подаст мне Роли. Папа поставит музыку, Стиви Уандера I Just Called to Say I Love You. Нет, уверяли они, эта песня не слащавая. «Она иск-к-кренняя». Папа хотел, чтобы я шла в такт музыке, «как подружка невесты». Как только подарю цветы, папа подаст мне приглашение, я отдам его маме, а Роли сделает пару тысяч снимков.
– З-з-запомнила? – спросил папа.
Я закатила глаза.
– Кажется, да. Но ей это не понравится, вот увидите.
Дядя заявил:
– Она будет в восторге.
Папа предложил:
– Может, наденешь платье?
И надела: красное в белый горошек, которое купила за свои деньги в «Лернер Шопс». Даже обула кожаные туфли без задника с ремешком сзади, но не стала натягивать колготки. Надо уметь вовремя остановиться. Я посмотрела в зеркало и накрасила губы. Посмотрела еще и втерла в щеки немного тональника, чтобы спрятать шрамы от угрей. Никак не удавалось выбросить из головы Дану, ее знающий взгляд. Мне было не по себе от того, как она говорила с мамой. Отчасти как женщина с женщиной, отчасти как дочь с матерью, отчасти как ученица с наставницей и, может быть, чуточку даже как наставница с ученицей. Словно мама была газетой, которую могли прочитать все, кроме меня.
Под ногами зашуршал ковер в гостиной. Какой бы глупой ни казалась затея, я постаралась ступать в такт музыке.
Мама свернулась на диване в мешковатой одежде. Она называла такую «тюремные спортивки», чтобы провести различие между ними и спортивными костюмами со стразами, в которых любила ходить в торговый центр. Понедельник, по ее мнению, был днем, когда причесываться необязательно, и сегодня она замотала голову засаленным атласным шарфом. Справа от нее, рядом с пультом, стояла миска конфет «Эм энд Эмс», потому что диета по понедельникам тоже отменялась.
Я вспомнила, как папа однажды при мне пошутил, когда подвозил из аэропорта молодого человека. Тот был немного ботанского вида и крепко сжимал куцый букетик гербер, который собирался вручить невесте. Сказал, что едет знакомиться с будущими тестем и тещей.
– Умно, – пошутил папа. – Не стоит жениться, пока не увидишь маму невесты. Надо же знать, что берешь.
Папа рассмеялся, а молодой человек на заднем сиденье уставился на цветы, встревоженный тем, в какое волшебное зеркало ему предстоит заглянуть. Я посмотрела на маму, в изнеможении развалившуюся на диване, и задумалась: неужели я тоже стану такой. Если бы тот нервный молодой человек на заднем сиденье лимузина увидел мою маму, стоящую на крыльце и приглашающую в дом, что бы он подумал?
Я подошла церемониальным шагом с букетом роз в руках. Мама насторожилась. Я обернулась посмотреть на папу и Роли. Мы ведь хотели сделать приятное, а вышло, что напугали.
– Шорисс, – спросила мама, – что это у тебя? Кто-то прислал тебе букет?
Я снова посмотрела на папу, потому что вообще-то мы не обсуждали сценарий с диалогом. Роли махнул рукой, так что я забыла о спокойном темпе песни и поспешила к маме, протягивая розы.
– Это тебе.
Остальное прошло почти по плану, только я перепутала и поставила букет на кофейный столик рядом с пультом, хотя должна была вручить маме. Папа выглядел немного недовольным, но передал мне конверт с приглашением, а я протянула его адресату. Мама открыла первый конверт и захихикала, найдя еще один, спрятанный внутри.
– Что это? – спросила она, улыбаясь. Роли щелкнул фотоаппаратом.
Когда она добралась до малюсенького квадратика папиросной бумаги, в который было завернуто приглашение, то сказала: «О-о, какой шик!» – и не фальшивым тоном, с каким открывала приглашения от клиенток, а с искренним восторгом. А потом прочитала его и тихонько пискнула.
«Мисс Банни Шорисс Уизерспун просит Вас оказать ей честь и почтить своим присутствием суаре в честь ее матери, миссис Лаверн Вертены Джонсон Уизерспун, по случаю двадцатой годовщины салона красоты «Розовая лиса», каковое состоится 17 июня 1987 года в 19:00».
Она встала с дивана и крепко меня обняла. Ее тело все тряслось: мама плакала у меня на плече. Я не совсем понимала, что происходит. Поэтому тоже обняла ее и похлопала по спине, а она мяукала, как новорожденный котенок. Зажав приглашение в руках, мама никак не могла наобниматься. Потом отпустила меня, потянулась к дяде Роли и наплакала мокрое пятно на его белой рубашке. Пришла папина очередь, и она вцепилась в него так, словно только что выиграла в финале телевикторины «Верная цена». Потом снова настал мой черед.
– Ничего приятнее со мной в жизни не случалось, – сказала она.
Я не ответила, ошеломленная мощью внезапных объятий.
Забавно: вот так живешь и думаешь, что знаешь человека как облупленного…
20Большое событие
Тысяча девятьсот восемьдесят седьмой год был годом Вечеринки. Сначала, в феврале, было шестнадцатилетие Рут Николь Элизабет, благодаря которому все поняли, как это делается, а потом была пара других мероприятий, почти столь же шикарных. Дошло до того, что люди стеснялись устраивать вечеринку по-домашнему. Маркус МакКриди вернулся домой из Хэмптона и решил поддержать моду: устроить тусовку в честь весенних каникул, но не обычную, а в духе фильма «Зверинец», только почти все приглашенные были старшеклассниками. Эта гулянка должна была проходить на берегу озера Ланьер, примерно в полутора часах езды к северу от Атланты.
Дана была так возбуждена грядущей попойкой, что даже не стала заводить привычную тягомотину «могу – не могу». Только я упомянула о вечеринке, как она тут же согласилась и в день тусовки ждала меня на парковке торгового центра «Гринбрайар», притом вовремя и не с пустыми руками: она купила два одинаковых топика, чтобы все знали, что мы лучшие подруги. «Так мы частенько делали с Рональдой», – сказала Дана, пока мы переодевались на заднем сиденье «Линкольна», решив, что тонированные стекла надежно скроют нас от посторонних взглядов.
Сто пятьдесят километров не так далеко, если судить по счетчику пробега, но, как говорится в старом анекдоте: «Будьте осторожны, выезжая из Атланты, потому что вы попадете прямиком в Джорджию» [26]. Семья Маркуса купила дом на озере Ланьер, после того как отец семейства, сам родом из провинциального городка Мобил в Алабаме, женился во второй раз на женщине из Нью-Йорка, которой потребовался «загородный дом». Поверив обещаниям риелтора, твердившего, что данное озеро станет престижным курортом, южным Мартас-Винъярдом [27], Маркус-старший купил этот дом, хотя мой отец пытался его отговорить. «Округ Форсайт – это просто кучка загибающихся городков».
Как только я выехала за черту города и на дороге стало посвободнее, то свернула на заправку залить полный бак и посмотреть на карту.
– Ты всегда оплачиваешь услуги заправщика? – поинтересовалась Дана.
– Я говорю записать на папин счет. Ему не хочется, чтобы я сама заливала бензин.
Она ухмыльнулась.
– Это не мое решение, – буркнула я и развернула карту. Худой белый подросток откручивал крышку бензобака.
– Я знаю дорогу, – заявила спутница. – Я там уже была.
Наверное, у меня было озадаченное лицо, потому что она пояснила с легкой обидой в голосе:
– Не только у тебя есть богатенькие знакомые.
– Я не об этом подумала. Просто удивилась, что ты раньше не говорила. Мы ведь вроде как подруги.
– Мы и есть подруги, – Дана развернулась на сиденье, встала на колени и скомкала карту. – В этой машине широкое заднее сиденье. Ты его когда-нибудь использовала в развлекательных целях?
Улыбка подруги намекала, что она много времени провела в припаркованных машинах.
Я так делала только один раз, и, если честно, было не особенно удобно.
– Секс в машине – это один из трюков, который отлично удается только в кино, – заметила я, надеясь показаться умудренной опытом.
– Я так и знала! – воскликнула Дана. – Я знала, что ты только с виду паинька.
Я подняла брови, снова пытаясь прикинуться искушенной и загадочной. Но Дана все хохотала и даже подвывала от восторга, словно выиграла пари.
– Я так и знала!
Я почувствовала, как улыбка обвисает по краям.
– Их было немного. Несколько, но в последнее время никого. По большей части в десятом классе и еще один прошлым летом.
– Не дуйся, – сказала Дана. – Просто у тебя уже есть история, вот и все. И с кем? Необязательно перечислять всех. Достаточно самых главных.
– С Джамалем, – призналась я. – С Джамалем Диксоном.
– Ого, – восхитилась она, – тот высоченный сын священника?
– Ага, – кивнула я, то ли хвастаясь, то ли исповедуясь.
– Он, кажется, хороший парень. Весь такой правильный. Ни за что бы не поверила, что он совратил малолетку.
– Все было не так, – нахмурилась я.
– Не обижайся, – повторила она, изучая собственное декольте. – Я-то понимаю, что у тебя и почему. Уж поверь.
– Мы ходили в одну церковь, – объяснила я. – Джамаль – хороший парень. Он меня любит.
– Знаю, – заверила она. – Я с ним знакома. А вот Маркус – плохой.
– Если он тебе не нравится, – спросила я, – зачем тогда ты едешь на вечеринку?
– Потому что я так сильно его ненавижу, что не могу оставаться в стороне.
Она по-прежнему улыбалась, но было в лице что-то дикое. Где-то я такое уже видела. Дана улыбнулась снова, точнее, просто показала на мгновение зубы, и тут я вспомнила, где видела ярость, которая проложила бороздку у нее на переносице. Однажды мы с мамой отправились на машине навестить бабушку Банни. На обочине шоссе нам встретилась группа заключенных. По большей части черные. Было среди них несколько стариков. Все собирали мусор. На дороге шел ремонт, так что ехали мы медленно. Один из заключенных посмотрел на меня. Я ему помахала. В ответ он улыбнулся одними зубами, но по лицу и даже наклону тела было заметно, что он хочет кого-нибудь убить.