– Да хорош трепаться! – перебил дурным голосом Ватару. – Слушать противно! Развели тут сопли!
Хизаши демонстративно хрустнул пальцами.
– Надо добить поганца, – обратился он к Кенте. – Пока он еще кого не уволок.
Кента потер плечо, и запахло кровью – похоже, его тащили по лесу, вцепившись зубами в тело, что, впрочем, понятно. Других вариантов у летающей головы не было.
Отвлекшись на мгновение, они упустили момент, когда хитобан особо сильно дернулся и, оставив кусочек уха на сучке, вспорхнул в небо и был таков.
– За ним! – крикнул Кента и рванул через кусты.
Эта была самая странная погоня в человеческой жизни Хизаши, потому что преследовать по ночному лесу после дождя раненую голову ему точно никогда не приходилось. Хитобан периодически гаденько смеялся, ловко пролетая между ветвей. Мокрая одежда больно стегала по коже, и тело, не имевшее такой развитой мускулатуры, как у Кенты или тем более Мадоки, откровенно не справлялось. Хизаши начал задыхаться, вместе со звоном в ушах до него дошла и простая истина – зачем преследовать голову хитобана, если можно вернуться и добить не сопротивляющееся тело? Недаром Ватару оставил его в овраге, где его сложно было случайно обнаружить.
– Стой! – скомандовал он, но Кента уже скрылся в ночи. – Да стой ты, они тебя раздери!
Дыхание вырывалось со свистом, к тому же Хизаши изрядно замерз, потом согрелся, потом взмок от бега и снова начал мерзнуть. Так и слечь недолго, несмотря на нечеловеческую природу и навыки самоисцеления. Куматани не возвращался, и Хизаши нехотя пошел дальше, но уже с оглядкой, досадуя, что повел себя как малолетний болван, а не хэби, повидавший на своем веку поболее многих экзорцистов.
Он внимательно всматривался во мрак, который становился все гуще, хотя облака уже расходились, и даже проглянул звездный свет. Ан нет, вдруг на верхушки деревьев будто полог накинули, так стало непроглядно и жутко. Хизаши нахмурился, но не рискнул доставать огненный талисман – слишком велика возможность привлечь нежеланное внимание. Однако даже его зрения не хватало, чтобы понять, насколько далеко вглубь леса их двоих занесло.
Вдруг впереди раздался треск потревоженного валежника. Хизаши вскинул руку с веером, но в не пойми откуда взявшемся тумане возникла человеческая фигура и голосом Кенты покаялась:
– Не догнал, он будто в воздухе растворился. Странное тут местечко…
Хизаши был с ним согласен: жар погони схлынул, и теперь все чувства буквально вопили об опасности. На темном небе ни единой звездочки, по земле клубился туман, а деревья уродливо искривлялись, растопырив голые сучья и переплетаясь ветвями друг с другом будто в объятии. И тут как пелена спала с глаз – Хизаши понял, что они зашли на проклятую землю.
– Немедленно возвращаемся.
– А как же хитобан…
– В Ёми хитобана! – взъярился Хизаши. – Оглядись вокруг.
Куматани послушался не сразу, и так же не сразу его лицо изменилось от открывшегося ему вида.
– Но как же так? Это был обычный лес!
– Был, да тэнгу унесли, – огрызнулся Хизаши, нервно озираясь. Проклятая земли опасна не только для людей, бывало даже старые ёкаи оставались в ее ловушке навсегда.
– Ты можешь объяснить, где мы и что случилось?
Хизаши закатил глаза, схватил Кенту за локоть и потащил за собой, стараясь идти по своим же следам.
– Если в каком-то месте произошло что-то очень нехорошее или долго творились дурные дела, оно запоминало все и становилось проклятым. Ками и духи уходят отсюда или умирают, и любой, кто задержится на проклятой земле, рискует не выбраться. Доступно объяснил?
– Ты знаешь очень многое.
– Поживи с мое, – рассеянно ответил Хизаши, не задумываясь, как это звучит из уст юноши, на вид едва достигшего двадцатилетия.
Кента промолчал и быстро перебирал ногами, пока следы, оставленные Хизаши в грязи, не исчезли, а потом не возникли вновь, но вели уже не прочь, а в направлении проклятого места. Хизаши пробил холодный пот.
– Демоны Ёми! – выругался он. – Попались-таки …
Он отпустил Кенту, и тот прошел вперед, чтобы убедиться – они вернулись к началу. Только вот круга они не делали, он бы заметил.
– Тогда и хитобан тоже здесь, с нами? – спросил он.
– Нашел, о чем думать? Скажи еще, собираешься его спасти. Нас сначала спаси, если сможешь.
Кента достал огненный талисман и поводил вспыхнувшей негасимым пламенем бумажкой по сторонам. Хизаши добавил своей ки, чтобы света стало больше, и им открылось подлинное уродство исковерканного проклятием леса. Деревья лишились листвы, но стояли так плотно, перепутавшись ветвями, что сквозь их заслон ничего нельзя было разглядеть. С них то тут, то там свисали подозрительно бордовые крупные плоды на тонких гибких стеблях, а коренастые стволы покрывал коричневый мох и паутина колючего вьюна.
– Ужасно, – выдохнул Кента.
– А я тебе о чем?
– Ужасно, что лес так мучается. Ведь в каждом дереве есть душа, свой ко-дама. Что с ними сталось теперь? Они мертвы? Или были вынуждены уйти?
Хизаши не мог признаться: он видит ко-дама, только Кенте об этом лучше не знать, ведь души деревьев никуда не ушли. Но и нельзя сказать, что они погибли.
– Если мы не хотим тоже мучиться, надо найти способ выбраться, – Хизаши заскользил взглядом по сторонам. Мысли его донимали самые мрачные. – В любом случае, бесполезно просто стоять. Поищем хитобана, если он здесь. Уж он-то может что-то знать об этом проклятом месте, раз жил неподалеку.
Кента кивнул.
– Лучше что-то делать, чем не делать ничего, – согласился он и указал рукой. – Пойдем туда.
– Почему туда?
– Деревья там уродливее, а темнота темнее, – удивил Кента. – Если уж мы не смогли уйти, идя обратно, может, стоит сделать наоборот?
– Пойти к центру, к самому источнику скверны, – подхватил Хизаши, немало пораженный ходом мысли Куматани. – Из этого что-то может и выйти…
Они поступили, как договорились. Воздух довольно скоро сделался спертым, душным, с запахами гнили и болотных испарений. Хизаши решил использовать веер по прямому назначению и помахивал им возле носа, разгоняя вонь. Кента крепился, но все равно морщился.
– Отчего этот ужасный запах? – спросил он. – Неужели болото?
– Не думаю, что это пахнет что-то материальное, – уклончиво ответил Хизаши.
– Помнишь, когда мы были в замке Мори, Арата рассказывал про особую ауру негодования, которая образуется из человеческих чувств, и она распространяется вокруг человека, и другие могут ее ощущать? Получается, эта вонь – негодование земли?
Удивительно точное сравнение, Хизаши похлопал бы, да рука занята.
– Я особо не вдавался в теорию, – признался он, – просто… попадалось как-то на пути.
– Тебе многое попадалось, – заметил Кента в очередной раз. – Интересной жизнью ты жил до Дзисин.
– Да уж не жаловался, – фыркнул Хизаши. – А ты иди-иди, не отвлекайся. Любопытство до добра не доводит.
Кента замолчал, но Хизаши вскоре вынужден был признать, что идти в тишине вдвойне неуютно, ведь тогда она становилась особенно явной. Ни птиц не слышно, ни насекомых, духи не переговариваются в ночной темноте на только им понятном языке, даже ветер не шелестит молодой листвой – ее тут попросту нет. Казалось, уши закладывает от такого искусственного безмолвия. Хизаши покосился на Кенту, но тот сосредоточенно, как и велели, смотрел под ноги.
Хизаши не солгал, что встречал подобные места прежде, вот только тогда он не был человеком, да и место то – заброшенная деревенька – послабее оказалось. Впрочем, имелась там хижина на отшибе, источник проклятия, и в ней завелось нечто. Ни ёкай, ни демон – у него даже сознания своего не было, в отличие от аппетита. Хизаши тогда насилу уполз, но запомнил ощущения.
– Здесь может быть какое-нибудь чудовище, – сказал он.
– Я бы не удивился, – с несвойственной ему иронией ответил Кента. – Я не дурак и могу догадаться, что в таком отравленном злой энергией месте что-то да зародится.
Хизаши открыл было рот и… закрыл.
Впереди послышалось хлопанье крыльев и человеческий голос.
Хизаши и Кента переглянулись и подумали об одном и том же – хитобан. Поспешили на звук и вскоре увидели, как голова с косматыми волосами бьется в силках из колючего вьюна. Плети его, до того обнимавшие мшистый ствол, шевелились, точно живые, и накидывали на жертву все новые и новые петли. Крылья-уши отчаянно трепыхались, но не могли вырвать голову из плена.
Даже Кента застыл, не ринувшись тут же его спасать.
– Помогите! – закричал ёкай, увидев их двоих. – Да чего вы встали?! Освободите меня!
– С чего бы? – хмыкнул Хизаши, лениво обмахиваясь веером, а на деле концентрируя в нем свою ки. – Ты собирался сожрать моего товарища, да и меня наверняка тоже. А скольких уже сожрал? Детишки не молили о пощаде? Вот, смотри, боги тебя и покарали.
Голова забилась сильнее, но будто в ответ на сопротивление вьюн сжал смертельные объятия, и шипы глубже вошли в плоть. И Кента рядом тихо охнул – тонкие стебельки растения запульсировали красным, и стало видно, как по ним из хитобана утекает кровь и энергия.
– Что это за мерзость такая? Она питается им!
Хизаши тоже заметил и порадовался, что никому из них не пришла в голову самоубийственная идея подойти к деревьям поближе. Лучше уж хитобан-людоед, чем они.
Ватару понял, что помощи не дождется, и принялся грязно ругаться, однако недолго. Висящий веткой ниже бордовый плод зашевелился, длинный стебель извернулся, поднимая его вверх, и плод медленно раскрылся, как огромный бутон. Пахнуло сырым подгнившим мясом, и из сердцевины «цветка» показался крохотный человечек с полупрозрачной серой кожей. Он высунулся по пояс, потянулся к хитобану, и тот заорал во все горло, предчувствуя свою смерть.
Хизаши не успел и дернуться – причем в обратную сторону, – как мимо пролетел обездвиживающий талисман и угодил точно на спину жуткого человечка. Лепестки схлопнулись, и плод уныло обвис, а плети вьюна ослабили хватку. Хитобан почувствовал свободу, рванулся из пут, но едва отлетел от дерева на пару шагов, камнем рухнул на землю.