дать, что она чувствует – и что слышит.
– Чиёко-тян? Па… па?
Они сейчас словно были одним целым, одним неживым-немертвым существом, и от него пробирала дрожь. Даже оммёдзи становились простыми людьми перед лицом смерти.
Наконец Чиёко разжала пальцы, и сияние померкло. Пещера снова потемнела, лишь дрожал негреющий огонек костра на костях. Чиёко судорожно вдохнула, и взгляд ее прояснился.
– Слушай, что я скажу, – велела она не своим голосом. Ничего еще не закончилось. – Я сделаю это лишь один раз.
Кента кивнул, и девушка заговорила.
Ее слова в тишине падали тяжело, точно камни, Кенту погребало под ними. Он не мог поверить, что все это по-настоящему, так же, как не мог до конца понять смысла. Чиёко сделала паузу и более тепло, по-человечески, закончила:
– Я не бросал вас. Я вас любил.
И пока Кента пытался проглотить комок в горле, Чиёко обмякла, вздрогнула и подняла голову уже прежней собой, будто ничего и не было.
– Мы тоже тебя любим, папа… – прошептал Кента еле слышно. – И мы… мы все еще ждем тебя домой.
Сугуру побледнел, его тело стало совсем прозрачным. Он уходил – теперь уже навсегда.
– Стой! – Кента вскинул руку, но ему снова не удалось коснуться отца.
– Не надо, – устало качнула головой Чиёко. – Он наконец-то освободился.
Последними исчезли глаза, родные, несмотря на годы разлуки. Именно в них Кента прочитал облегчение, и на сердце стало легко-легко. Грустно, но светло.
– Наверное, ты права, – сказал он, – итако.
– Никто не должен был узнать.
– Никто не узнает, – кивнул Кента и вспомнил про Хизаши.
– Твоему дружку пришлось рассказать, – скривилась Чиёко, – иначе он бы пошел за мной, а я не люблю, когда смотрят.
– Так ты шаманка. – Кента поднялся с колен и с сожалением окинул взглядом пещеру, где его больше ничего не держало. – В тебе так много сюрпризов, Чиёко-тян. Я же могу тебя так называть?
– Ты – можешь, – разрешила она и отвернулась. – У поля хиганбан я говорила именно об этом. Не о Мацумото Хизаши, а… о твоем отце.
– Значит, ты изначально знала, что он мертв. Почему тогда не сказала?
– Потому что… – она замолчала.
– Ладно, не важно. – Кента провел ладонью по лицу. – Уже не важно.
– Прости! Если бы я сказала, я бы забрала у тебя надежду, понимаешь?
Кенте нечего было на это возразить, и он сказал:
– Надо выбираться отсюда.
– Я знаю дорогу.
– Откуда?
– Мертвые показали.
Сила шаманок и оммёдзи противоположна по сути, и Кента испытывал перед даром итако легкий трепет и вместе с тем совсем не боялся. Он пошел за ней без сомнений, и в конце вполне обычного каменного коридора забрезжил дневной свет. На его фоне вырисовывалась высокая фигура Мацумото Хизаши.
Кента невольно ускорился, и когда до выхода осталось рукой подать, что-то обхватило Кенту поперек тела и удержало на месте. Это было похоже на объятие, но от него прошибало холодным потом и сердце замирало в груди. Еще всего пара шагов – и свобода. Но Кента не мог пошевелиться.
– Наконец-то! – воскликнул Хизаши и щелкнул веером по ладони. – Я бы не пошел вас искать, так и знайте.
Чиёко встала рядом с ним, отвернувшись к стене. Кента был совсем близко и вместе с тем – оставался в другом мире. И как бы ни напрягался, тиски сжимались, невидимые руки, много рук – сдавливали его железной хваткой.
Останься. Останься…
Тебе все равно не спастись.
Зачем тогда уходить?
Жизнь коротка и полна печали. Останься здесь…
Товарищи еще ничего не поняли. Хизаши что-то спросил, Чиёко резко ответила и вздернула подбородок. Опять спорят. Хизаши готов ругаться со всеми подряд, такой он… человек.
Четки на шее вдруг сдавили горло, бусины больно впились в кожу. Кента захрипел, и тогда Мацумото первым обратил на него внимание.
– Ты решил там поселиться, что ли? – спросил он сердито. – Идем скорее.
Кента бы и рад, но чувствовал, что, хоть и стоял на месте как вкопанный, все дальше и дальше уходил от мира живых. И если бы не давление четок, даже не смог бы издать ни звука.
«Я в беде, помогите!»
– Демоны Ё… – начал было Хизаши, но оборвал сам себя. Не хватало еще накликать. Он шагнул к Кенте, и тот же миг нитка бус лопнула, и черные агаты рассыпались по земле. Хизаши схватился за грудь, отразив жест самого Кенты. Их взгляды встретились, и Кента глубоко вдохнул.
– Простите за ожидание, – сказал он.
Хизаши с подозрением прищурился.
– Что это сейчас такое было?
– Давайте потом? – встряла Чиёко. – Я помогу собрать.
Она опустилась на колени и принялась подбирать бусины. Кента присоединился к ней, пока Хизаши наблюдал, поигрывая веером, напряженный в ожидании новой опасности. Но на этот раз все действительно закончилось, и едва Кента получил из рук Чиёко нанизанные на порванную нить бусины, они вышли наружу.
Туман из Ёми застилал все вокруг едкой завесой, но вот и он остался за спиной. Кента и Хизаши оказались недалеко от входа в Ёми вдвоем, уже без Чиёко, а перед ними выстроились деревенские во главе с парой экзорцистов: Сакурадой Тошинори и Морикавой Дайки.
– Так и знал, что без них не обойдется, – буркнул Хизаши и получил разгневанный взгляд учителя Сакурады. На его счастье, раздался жуткий грохот и скрежет. Туман всколыхнулся и осел, впитавшись в землю, и, обернувшись, люди увидели, что дыра исчезла. Врата в царство Ёми закрылись спустя почти полвека.
– Лучше бы вам все объяснить, – зловеще протянул Сакурада.
Ложь далась Кенте почти без усилий. Всего-то надо было закончить рассказ на том, что они пошли по следам пропавшего мальчишки, его не нашли и сами чуть не сгинули, а про записку от отца Морикава и так уже знал. Коридор с мертвыми телами и живыми головами описал, а что одна из них якобы принадлежала экзорцисту по имени Кинтаро – нет. И про спуск по каменной лестнице, и про пережитое внизу не сказал. Пришлось бы тогда выкладывать слишком много личного, а Кенте хотелось оставить его себе. Казалось, он уже начал забывать детали. Быстрее бы остаться одному и перебрать в памяти каждое слово.
Конечно же, Морикава не отправлял Хизаши за ним из переживания, а Хизаши сам напросился в помощь Кенте. Тот догадывался, отчего Мацумото так поступил, ведь на сердце было тяжело, а у ниточки, что их теперь связывала, две стороны.
– Не нравится мне, как складно ты поешь, – все же усомнился Сакурада. Оммёдзи расположили в доме семьи Юсэя, и женщины на радостях пытались угостить их самым вкусным, что у них было. Повод значимый – проклятие врат Ёми больше не тяготело над деревней, ее жители отныне обрели свободу.
– Оставь мальчика, у него горе, – попросил Морикава, памятуя о том, что след отца привел Кенту в Ёми, а это дорога в один конец. – Пусть они только вошли в проем и вскоре вышли, это серьезное испытание даже для опытного оммёдзи. Хорошо что обошлось без последствий.
– Вошли и вышли, говоришь? – взгляд Сакурады был тяжелее его меча. – Как же Куматани умудрился потерять ножны? Чтобы это сделать, надо зачем-то обнажить меч.
– Я… – Кента на миг запнулся, но смог закончить твердо и уверенно: – Мертвецы казались опасными.
– Да, Тоши… Сакурада-сэнсэй, – Морикава успел поправиться, чтобы не попрать его авторитет перед учениками, – ты бы первым выхватил Гэкко и принялся все вокруг крошить.
Сакурада потемнел от ярости, но сдержался и лишь сердито цыкнул, признавая поражение. Хизаши молчал. Он едва ли проронил пару слов с тех пор, как они вышли из тумана. Его вид был задумчив, мысли блуждали где-то не здесь.
– Ладно, теперь главное, вернуться в Дзисин и составить подробный отчет, – подытожил Морикава. – Жалко парнишку, но его уже не вернешь. И отца твоего жалко, прими соболезнования.
Кента вскинулся и выпалил:
– Можно мне пока не возвращаться?
– Сдурел? – сразу набычился Сакурада. – Вы оба подвергались влиянию темной энергии, вдыхали «дыхание демона», или ты думаешь, это шутка какая-то? Вас бы по-хорошему запереть, пока проводится расследование. Мало ли что вы притащили из Ёми.
Люди собирались на улице обсудить благие вести, и экзорцистам никто не мешал, и все же Морикава приложил палец к губам.
– Не кричи. Эти несчастные и без того настрадались за столько-то лет, а мы, стыдно сказать, и понятия не имели, что такое творится. Не пугай их еще больше. И ребят не пугай тоже.
– Ты же не отпустишь его, Дайки?
– Ему надо домой, – вдруг сказал Хизаши, про которого все забыли.
Кента не успел обсудить с ним историю с отцом, и сейчас его слова, такие простые, но такие искренние, понимающие, будто исходили из груди самого Кенты.
– Прошу вас в последний раз, – сказал он и низко склонился, едва не ткнувшись лбом в золу ирори. – Последнее одолжение.
– Не говори так, Кента-кун, мы все понимаем, – улыбнулся Морикава. – Я не знаю, что еще гложет тебя, но вижу, что это важно. Нельзя постигать суть и силу ки, будучи в ссоре с самим собой. Разберись со всем и возвращайся в школу. Хизаши пойдет с тобой?
– Нет. – Кента посмотрел на друга с сожалением и повторил: – Мне надо сделать это од-ному.
Мацумото не возражал. Он был похож на тень самого себя, и его смятение передавалось Кенте. Наверняка Хизаши пытался вспомнить, что происходило с ним, пока тело было мертво. Что будет, если он вспомнит, Кента не знал, но надеялся – ему станет легче.
Кенте стало легче, но лучше не стало.
Когда они расходились на перекрестке среди зарослей высокого горца, Мацумото все еще был задумчив и отстранен.
– Прости, я действительно не могу взять тебя с собой, – извинился Кента, на что Хизаши покачал головой.
– Мне жаль, что ты получил не то, зачем шел.
– Нет, все нормально. Я получил… определенность. Правду.
– Правда – это меч, – сказал тогда Хизаши. – В чьих он руках, тот и силен. Но есть одна загвоздка. У этого меча нет рукояти, и владеющий им держится за лезвие.
– Твоя правда, она тоже острая? – спросил Кента и, конечно, не ждал ответа. И все же Мацумото усмехнулся, глядя ему в глаза: