, которые с наступлением темноты становились очень сговорчивыми. Повезло, что их догнала та самая компания соучеников, и Мадока увязался с ними продолжать веселье до утра. Когда гомон их голосов и смеха смолк вдалеке, и воздух снова стал неподвижен и тих, Хизаши громко, с облегчением вздохнул.
– Наконец-то. Он никогда не повзрослеет.
– А надо ли? – хмыкнул Кента. – Главное, что у него чистое сердце.
– Ну да, ты же у нас специалист по человеческим сердцам.
Они медленно двинулись в обратную сторону, к перекрестку, от которого одна из дорог шла вверх – к воротам Дзисин. Тории испускали теплое свечение духовной энергии, питавшей их и барьер вокруг горы. Ночью это было очень красиво: если присмотреться, можно увидеть, как изредка волны золотистого мерцания расходятся в стороны от ворот, будто крылья хоодо[36] с огненными перьями. Вверх все так же уходила цепочка огоньков вдоль лестницы, в ясную погоду их было видно даже из города.
– Скажи, Хизаши, есть что-то, о чем ты сильно жалеешь? – спросил Кента.
– Например?
Кента посмотрел на небо, а потом снова на дорожку огней впереди.
– Не знаю. У каждого это что-то свое.
– Ну уж не уходи от вопроса. Раз спросил, так говори сам. О чем жалеешь ты? – Хизаши плотнее запахнулся в утепленное хаори. – Наверняка это что-то жутко незначительное.
– С тех пор, как я смог попрощаться с душой отца, мне кажется, что поводы для сожалений закончились.
– Это ненадолго, – по-своему «утешил» Хизаши.
– И все же? О чем ты жалеешь, Хизаши?
Тот тихо выдохнул и пробормотал что-то еле слышно, после чего заговорил:
– Много о чем. Тебе никогда не понять, ведь ты… ты еще слишком молод.
– Разве несколько лет разницы так уж значимы? – намеренно шутливо поинтересовался Кента. Сердце привычно застыло в ожидании – вот-вот друг проговорится, даст хоть единый намек.
Но снова мимо.
– Дело не в возрасте, а в жизненном опыте. Я много путешествовал, а ты за ворота деревни и шагу не сделал, пока не выгнали.
– Меня не выгнали… – перебил Кента, но под хитрым разноглазым взглядом сдался: – Но решение уйти я принял сам. Главное же, что сейчас все хорошо.
– Ты так любишь упрощать, где не надо, и усложнять то, что в усложнении не нуждается, – пожурил его Хизаши. – Если хочешь спросить что-то конкретное, спрашивай. Ни к чему эти долгие прелюдии.
Они остановились почти перед самыми воротами. Научившись многому в Дзисин, Кента теперь всем телом ощущал идущую от них силу сложных заклинаний, от нее становилось теплее, так и хотелось подойти ближе. Интересно, как их чувствует Мацумото? Должно быть, совсем иначе.
– Почему ты желал обучаться именно в Дзисин, но совершенно не чтишь их традиции? Даже меча не носишь, – спросил все-таки Кента.
Хизаши повернулся к нему и недоуменно заморгал. Потом удивление на его бледном лице сменилось весельем. Громко хохотнув, он взмахнул рукой.
– И всего-то? Тебя так волнует, почему Дзисин? Разве я не объяснял? Они лучшие, вот и весь секрет. Я хочу учиться у лучших.
Кента остро чувствовал ложь, видел ее, как расползающуюся кляксу на белоснежном листе. Думал, что уже не испытает разочарования – смирился, – но ошибся.
– Понятно, – сказал он. – Идем.
Он пошел вперед и первым, как и тогда, прошел под перекладиной тории, сквозь защитный барьер школы Дзисин. Мацумото, как и прежде, неслышно последовал за ним.
«Он мне не доверяет. Почему он все еще мне не доверяет?»
В кабинете Морикавы сладковато пахло благовониями, за низким столом сидел его владелец, погруженный в разбор многочисленных свитков. Свет в избытке проникал в помещение сквозь открытые сёдзи в задней части комнаты, и вместе с ним залетал свежий зимний воздух с запахом снега.
Куматани переглянулся с Хизаши – казалось, учитель, пригласив их зайти, мгновенно об этом позабыл. Вот он отвлекается, рассеянным жестом отводит со лба волосы, оставляя на коже разводы туши. Смотрит на них усталым взглядом.
– А, вы уже пришли. Присаживайтесь, не стойте.
Он снова провел ладонью по лицу, не замечая, как все больше размазывает грязь. Кента не знал, стоило ли сказать ему об этом, но в любом случае не успел.
– В конце месяца сливы будет ежегодное состязание лучших молодых экзорцистов, Досинкай, – сказал Морикава, поглядев поочередно на Кенту и Хизаши. – Школа возлагает надежды на вас двоих. Мадоке, к сожалению, не хватает… сосредоточенности.
Было понятно, что учитель хотел сказать не совсем это, но даже Мацумото сделал вид, что не заметил паузы.
– Мы будем стараться не подвести вас, – заверил Кента. Хизаши промолчал.
– Но я собирался поговорить не о Досинкай. Вот, – он положил перед ними прошение. – Дело простенькое, но сейчас некого послать, старшие и учителя заняты подготовкой отборочных состязаний, а для младших расстояние до места слишком велико. Я надеюсь, вы возьметесь помочь.
Обычно при распределении заданий желания учеников не имели значения, хотя наставники старались подбирать прошения с учетом способностей и талантов будущих оммёдзи. Морикава же был достаточно мягок, чтобы давать им определенную волю.
Мацумото взял письмо и бегло изучил.
– Да с таким справился бы даже воспитанник, – поморщился он. – Вы уверены, что стоит посылать нас?
За этим явно угадывалось оскорбленное достоинство, Кента почти слышал, как Хизаши фыркает «за кого вы нас принимаете? За бездарных новичков?», и потому поспешил вмешаться.
– Мы с удовольствием поможем этим людям. Когда следует выезжать?
– Чем скорее, тем лучше, – ответил Морикава и потер висок. – Погода часто меняется. В районе поместья Оханами, куда вы направитесь, должно быть в разы теплее, но департамент оммёдо в столице делал предсказание на всю зиму, и оно не сильно утешает. Вообще поехать должен был Нобута, но он задержался в пути и только прибыл.
Кента забрал у Хизаши прошение и спрятал в рукав. Морикава уже вернулся к изучению бумаг, глаза у него слезились, и изредка учитель морщился. Кента сделал вывод, что тот мучается от головных болей.
– Морикава-сэнсэй, обратитесь к целителям, – посоветовал он. – Вы же страдаете.
– Это ерунда, – отмахнулся Морикава и тепло улыбнулся Кенте. – Просто не хватает сна. Вот закончу дела, высплюсь как следует, и все пройдет. Спасибо за беспокойство, Кента-кун.
Когда они вышли коридор, отделенный от улицы тонкой стенкой с широкими окнами, выходящими на крохотный садик, сейчас укрытый белым снегом, Хизаши все же высказался:
– За кого он нас принимает? Мы занимались такими поручениями еще на первом году.
Он недовольно тряхнул головой, и челка соскользнула на правый глаз, сейчас самый обычный, темно-карий. «Так и знал, что он это скажет», – подумал Кента, и Мацумото сердито цыкнул:
– Рад, что тебя такое отношение веселит.
– Не делай из каппы умибозу. – Кента пошел прочь, щурясь, когда солнечные лучи, отраженные от снежных кристалликов, слепили глаза сквозь оконные проемы. – Просто съездим туда и быстро вернемся обратно.
– А если начнется метель? А если быстро не получится? А если…
– Я могу сделать это один, – Кента повернулся к другу и успел поймать его взгляд в тот момент, когда он почти испуганно прикладывал ладонь к груди. Опомнившись, Хизаши быстро опустил руку.
– Не можешь, – огрызнулся он. – Морикава поручил дело нам обоим.
Связь. Даже смешно, насколько сильно магическая привязка приковывала их друг к другу порой, и насколько при этом они были далеки, когда дело касалось искренности. Кенте думалось прежде, что поговорить начистоту будет просто, надо лишь сдружиться. Но он уже давно считал Мацумото своим другом. А он? Кем Хизаши его считал?
«Он и тебя обманет», – сказал синекожий они. Даже он знал что-то о Мацумото Хизаши. Срок обучения подходил к концу, Кента откладывал до последнего, берег иллюзию взаимной привязанности, но что бы хэби по имени Хизаши ни искал в Дзисин, рыская по школе, стоило остаться без присмотра, скоро время для поисков выйдет. Нужен ли тогда ему будет человеческий товарищ?
– Холод и на тебя плохо действует, – заметил Мацумото, легко толкая его локтем. – А еще собирался куда-то ехать один, дурак.
– Хизаши, скажи…
– А?
– Ничего. – Кента опустил голову. – Предлагаю не откладывать. Поедем утром.
Так они и поступили. До конца дня времени на праздные разговоры не было, теоретических уроков становилось все меньше, зато с мечом и талисманами их гоняли постоянно. Иногда Кента завидовал праву Хизаши не носить меч. Впрочем, полностью избежать таких занятий не мог даже Мацумото, отчего его товарищам по вечерам приходилось частенько терпеть гневное шипение.
– Я видел Нобуту сегодня, – поделился Мадока, выслушав их после ужина. – Он не был похож на смертельно уставшего человека. Наверняка опять отлынивает от работы, а мы все делаем за него.
– Не причисляй себе чужие заслуги, – осадил Мацумото. – Это мы делаем работу за него. А ты остаешься в школе, как самый отстающий.
– Эй! Я тебя еще нагоню, – набычился Джун. – Вот увидишь, на Досинкай поеду я, а не ты.
– Дался мне ваш Досинкай.
Хизаши демонстративно отвернулся. Сегодня он с самого утра был не в духе, но они привыкли. С приходом темноты воздух еще сильнее остыл, и Хизаши кутался в одеяло, становясь похожим на белый кокон с человеческим лицом. Жаровня давала достаточно тепла всем, кроме него.
– Дело и впрямь пустяковое. – Кента занимался тем, что обновлял талисманы. Иероглифы у него теперь получались аккуратные, пусть и не такие изящные и легкие, как хотелось бы. – Поместье Оханами находится на юге в трех днях пешего пути, на лошадях управимся быстрее, или найдем повозку, движущуюся в том направлении. Молодую супругу владельца поместья недавно начала мучить слабость и тяжесть при ходьбе. Она говорит, будто нечто давит на нее и не дает выпрямиться.
– Да это точно обариён