– Не нравится мне этот Хагивара, – вдруг сказал Хизаши, заворочавшись под футоном. – Неприятный тип.
– Отчего же? – удивился Кента. Ему хозяин показался весьма симпатичным человеком, в пользу которого говорили и такие трепетные чувства к жене и будущему ребенку.
– Готовь поспорить, Каэдэ его любовница, а вся эта возня вокруг госпожи Таэко лишь страх потерять покровительство ее знатной семьи.
Кента не хотел в это верить, но в его ответе все равно прозвучала легкая неуверенность:
– Я не думаю, что стоит сразу предполагать худшее.
– Худшее – это если он сам подсадил на нее обариёна, – не согласился Хизаши, – но тогда не было бы смысла звать оммёдзи… Только если он не специально дотянул до последнего. Без ложной скромности, не всякий бы справился с этой уродливой пиявкой, когда она уже так плотно напиталась.
– Все равно. Не ищи злодейства там, где его быть не должно. – Кента расстроился, и даже жар ирори, греющий ноги, уже не так радовал. – Люди не обязательно желают друг другу только дурного.
– Опыт подсказывает мне иное.
– Неужели за эти годы у тебя не появилось другого, хорошего, опыта?
Хизаши ответил не сразу. Это успокаивало, но все же Кента был опечален тем, что не смог показать другу, что люди – не только сплошное зло. Он считал – и до сих пор считает – это невероятно важным.
Показать Хизаши, что на самом деле значит, быть человеком.
– Но ты не можешь поспорить, Каэде вызывает подозрения, – наконец сказал он, и от Кенты не укрылось, что это был вовсе не ответ на вопрос. – Служанка, которую сопровождал охранник и встречала повозка. А уж как обрадовался ее хозяин! Точно чуть не потерял дочь родную, не иначе. Даже отдыхать отправил, а про мертвого охранника ни словечка не сказал.
В его речах была доля правды, Кента не мог поспорить – Каэдэ определенно занимала среди прочих слуг особое положение. Но не верилось, что она и господин Хагивара…
Тут вернулась служанка и принесла поднос с чаем и маленькими пирожными вагаси.
– Хозяин велел передать, что госпоже гораздо лучше, – отчиталась она. – Вы можете прогуливаться по саду или отдыхать, как вам будет угодно, а вечером он ожидает вас на ужин.
– Примем за честь, – ответил Кента за них двоих. Хизаши в это время, покачав девушке головой, сам принялся разливать чай по чашкам. Прозрачные, с легким желтоватым оттенком, капли стекали по тонким фарфоровым стенкам, распространяя дивный аромат. Кента сделал глоток и довольно покивал.
– Вкусно.
– Хотя бы не жадничают, – хмыкнул Хизаши и тоже пригубил. Его пальцы были такими бледными, что почти сливались с фарфором, и он перебирал ими, когда становилось слишком горячо. Должно быть, ему приходилось еще хуже, ведь, кроме истощения, он страдал и от холода. Но все же стоило кое-что сказать.
– Мы подвергли жизнь госпожи Таэко риску. Неужели нельзя было обойтись без этого?
Хизаши пожал плечами.
– Ты сам видел, откладывать было опасно.
– То есть ты совсем не переживал, делая это? – Кента вспомнил, как те же бледные тонкие пальцы впивались в шею женщины, будто и правда собирались придушить. – И когда едва не убил того бандита, Сару?
– Что ты хочешь услышать? – вздохнул Хизаши и поставил чашку перед собой. – Что меня мучает совесть?
– Нет, – качнул головой Кента. Настроение совсем упало. – Наверное, не хочу.
«Я хочу услышать, что ты на самом деле чувствуешь», – подумал Кента, но отчего-то он мог сказать такое кому угодно, кроме своего лучшего друга.
– Тогда ни к чему было начинать разговор.
Хизаши выбрался из-под котацу и сердито – Кента это знал – ушел за перегородку, где зашуршал, укладываясь спать. Стало стыдно, и Кента не решился проследовать за ним, а, наоборот, вышел на террасу под свет заходящего солнца, сел, скрестив ноги, и погрузился в медитацию.
Приближение Мацумото он не услышал, а ощутил всем своим существом, оно разлилось в абсолютной пустоте, распустилось цветками ликориса, и Кента начал медленно пробуждаться от транса. Что-то тяжелое упало на плечи, и он открыл глаза.
– Совсем головой не думаешь, – проворчал Хизаши сверху и убрал руки так, будто не он только что ими накинул на Кенту теплое одеяло.
– Примерно для этого я и потратил время на медитацию, – весело ответил он.
Повернувшись вполоборота, Кента окинул друга взглядом. Если честно, выспавшимся тот не выглядел, отдохнувшим тоже.
– Пора на ужин?
– Я чувствую суету, – признался Хизаши недовольно. – Нам правда обязательно идти?
– Мне казалось, ты хочешь разоблачить господина Хагивару, – напомнил Кента, на что Мацумото гордо вздернул подбородок.
– Еще чего! Не волнуют меня его дела, свою работу мы выполнили хорошо, – но твердости в его тоне не хватало, и Кента заподозрил, что, кроме уже сказанного, беспокоит Хизаши и еще что-то.
– Если не хочешь идти, останься и дождись меня тут, – предложил Кента миролюбиво.
– Ты нас опозоришь, – поморщился Хизаши, – если Хагивара и впрямь затеет рэнга.
Кента улыбнулся.
– Тогда идем вместе. Уверен, для тебя эта игра не сложнее детской забавы.
Подольстившись таким образом, он рассчитывал уговорить Хизаши пойти на ужин вдвоем, потому что и сам, в действительности, не испытывал особого желания. Общество такого одухотворенного и образованного человека, как Хагивара Такума, наверняка было приятным и интересным, но сковывало выросшего в деревне парня. И пусть за годы учебы в Дзисин Кента научился многим вещам, необходимым, чтобы не потерять лицо перед аристократами, он все еще мыслями оставался в родной Цукикаве. Компания Мацумото, умеющего держать себя, будто он принц, не меньше, была бы сегодня как никогда кстати.
А меж тем за разговором где-то в глубине поместья отбили пять ударов, и во дворе слуги успели зажечь садовые фонари. Зимой темнело рано, и пусть небо было ясным и звездным, густой вечерний мрак завладел каждым дзё Оханами, и только вдоль дорожек трепетали в каменном плену языки огня. Кента выдохнул и лишь сейчас заметил, насколько с заходом солнца похолодало. Одеяло пришлось как раз кстати, и Кента завернулся в него полностью. Хизаши опустился на колени рядом и спрятал кисти в рукавах хаори.
– Прежде чем за нами придут, выслушай, что я скажу. Надо узнать, где Хагивара Таэко подцепила обариёна, ведь поместье удалено от других поселений, его хозяин не покидает этих стен, а сама Таэко беременна и, я так понимаю, не стала бы шататься где ни попадя.
Кента кивнул, он и сам задумывался об этом. Все же обариёны охотились на безлюдных тропках, поджидая ничего не подозревающих путников на верхушках деревьев, чтобы потом спрыгнуть на спину.
– Попробуем осторожно вызнать, ходила ли госпожа Таэко куда-нибудь в последнее время.
На том и остановились.
Ужин проходил во внутреннем, закрытом от посетителей дворе за господским домом. Он был хаотично, на первый взгляд, засажен разнообразными деревьями и кустарниками, изрыт причудливой формы прудиками и ярко освещался каменными фонарями. На второй же взгляд можно было оценить тонкий вкус хозяина поместья, с каким он создавал этот удивительный сад, что даже в конце зимы он радовал глаз сочетанием голых ветвей и зеленой хвои, розовые и красные камелии покачивали крупными бутонами, некоторые уже распустились чуть раньше срока, явив свое нежное ароматное нутро. Но особенно хороши были крупные восковые соцветия сливы. Они, будто воздушные облака, окутывали павильон с желтеющими изнутри тонкими стенками. Сам павильон был скромен: небольшой, без украшений, он террасой упирался в прудик, окантованный камнем. На поверхности покачивались фонарики-лодочки, отчего вода сияла, отражая свет.
Служанка не стала приближаться к павильону и с поклоном удалилась.
– Похоже, нас ждут, – Хизаши откинул волосы с плеча за спину и первым двинулся по берегу пруда ко входу на террасу. Едва он распахнул сёдзи, как Хагивара Такума вскочил им навстречу.
– Мацумото-сан, Куматани-сан! – Кажется, он уже успел немного выпить, щеки его алели. – Ну же, проходите скорее, запомним этот чудный вечер и воспоем в стихах вместе.
В павильоне не было больше никого, кроме самого мужчины и пары служанок, тут же принявшихся усаживать гостей и наливать им вино. Еще одна сидела поодаль у стены с кото на коленях. Едва все расселись за столом, ее пальцы невесомо тронули струны, и нежная печальная мелодия разлилась в чистом морозном воздухе. Сёдзи оставили открытыми, и за едой можно было наслаждаться видом и слушать музыку.
Ужин также удался, и Кента с удовольствием попробовал все блюда на столе, пока не почувствовал, что больше в него не влезет. Обычно он не стремился к перееданию, но Хагивара смотрел на них двоих так, что было просто невежливо отказываться от угощения.
– Скажите, разве больше никто не присоединится к пиршеству? – спросил он, пригубив из изящной пиалы. Вино было вкусным, с тонким цветочным оттенком, но налегать на него слишком опасно.
– Верно, – подхватил Хизаши. – Поместье такое большое. Неужели в нем живете только вы с супругой?
Вдохновенное лицо Хагивары посмурнело.
– Увы, это так. В моем некогда известном роду никого не осталось.
– Как же… – начал спрашивать Кента, но Хизаши его бесцеремонно перебил:
– И чем знаменит ваш род? Все были поэтами?
– Что? Нет! – Хагивара эмоционально всплеснул руками, едва не задев пиалу широким рукавом хаори. – Конечно, среди моих предков хватало одаренных личностей, и каждый оставил после себя исполненные красоты строки, но я имел в виду то, что случилось давным-давно.
– Расскажите, – велел Хизаши, даже не пытаясь изобразить вежливую просьбу.
– Ну если вам это интересно. – Пусть Хагивара так и говорил, но было заметно, что ему в радость обсудить с кем-то славные дни его рода. – Будучи учениками школы оммёдо и экзорцизма, вы наверняка не раз слышали историю о том, как двести лет назад самые сильные оммёдзи дали бой бесчестному демону, угрожавшему империи. Та битва длилась несколько дней и ночей, пока демон не был низвергнут будущим основателем Дзисин Инабой Идзуру. Но мало кто знает, что к месту сражения демон пришел благодаря хитрости моего предка, Хагивары Такумы – меня назвали в его честь. И тогда демон угодил в смертельную ловушку, из которой уже не выбрался. Правда, – рассказчик усмехнулся, – мои предки были умны, но не столь одарены, потому вскоре отошли от дел оммёдо.