помешать тебе спасать красавицу.
– Хизаши, – начал Кента, не зная, как благодарить его за поддержку, – спасибо.
– Это любопытство, – напомнил тот с хитрым прищуром. – И месть за поэтический вечер.
После завтрака они разошлись: Кента отправился на поиски Каэдэ, а Хизаши прямиком пошел к господскому дому, чтобы перехватить Хагивару, если придется. Сейчас, при свете дня, пустота поместья особенно бросалась в глаза, старых слуг не было, а молодых слишком мало, чтобы наткнуться на них случайно. Но при этом в Оханами Кенте нравилось, и он понимал желание хозяина воспевать его красоту. Тихое умиротворение крылось в сквозных переходах, пронизанных робкими солнечными лучами, переплетении ветвей в саду, в цветных пятнах бутонов камелии. Кента остановился и попробовал придумать пару строк.
– Тихое утро… Нет. Нежных пионов кусты… – Он замолк и усмехнулся. – Ничего не получается. Я и правда совершенно бездарен.
Он прошел еще немного по извилистым тропкам, пока не увидел пруд и горбатый мостик с резными перилами. Через него переходила девушка в голубом, Каэдэ. Кента затаился и, когда та поравнялась с его укрытием, вышел к ней.
– Ах! – испугалась она и прижала ладонь к груди. – Это вы? Почему вы еще в поместье? С госпожой все хорошо?
– Госпожа Таэко скоро поправится, – пообещал Кента, – но я хочу поговорить не о ней, а о тебе.
На милом личике отразилось непонимание.
– Обо мне?
– Рёта попросил нас о помощи… помощи для тебя.
Каэдэ тихо ахнула и отвернулась. Это могло означать все, что угодно, и Кента решил продолжить:
– В поместье, по его словам, тебе угрожает опасность. Скажи, ты что-нибудь знаешь о ритуале хитобасира?
На этот раз Каэдэ выдала себя взволнованным выдохом, стало ясно: слово ей не просто знакомо – она точно понимает его значение.
– Н-нет. Я ничего не знаю.
– А о проклятии господина Хагивары?
– Почему вы задаете все эти вопросы?! – воскликнула девушка, щеки ее раскраснелись, а глаза влажно заблестели. – Вы помогли госпоже Таэко, почему вы просто не уйдете?
Такого Кента не ожидал и поначалу опешил. Каэдэ и сама поняла свою оплошность и смущенно извинилась.
– Я очень вам благодарна, но господину я благодарна тоже, – негромко произнесла она, глядя на свои сцепленные перед грудью пальцы. – Я родилась в маленькой деревне, которую растоптали копытами самурайских коней, даже не заметив. Добрый человек сжалился над нищенкой и стал повсюду водить с собой, заботился, как умел, отдавал последние крохи, хотя и сам не доедал. Если бы не он, какая бы позорная судьба меня ожидала! А потом я встретила хозяина, и он… Он посмотрел на меня как на равную. На простую сироту, воспитанную бродягой. Мы с Рётой попали в поместье одновременно, и он, верно, истолковал мое к нему отношение неправильно, ведь мы лишь как брат и сестра с похожим прошлым. Мне больше нечего ему предложить, ведь я готова на все ради хозяина. Вы, господин, спасли мою жизнь. Он же спас мою душу.
– Ты влюблена, Каэдэ?
Теперь не заметить ее чувств было невозможно. И Хизаши не ошибся, и Кента отчасти тоже, ведь бедняжка Каэдэ и правда любила Хагивару, а он любил свою жену. Какая грустная история.
– Что бы вы ни думали, я не причиню вреда ни ему, ни госпоже. Она очень добрая, и я сделаю все, что от меня зависит, чтобы они были счастливы.
– Все? – ухватился он за ее слова. – Даже отдашь свою жизнь?
По лицу девушки он понял, что угадал, и в желудке противно похолодело.
– Глупышка! – не удержался он. – Нельзя так запросто раскидываться своей жизнью!
– Вам не понять, – с безмятежной улыбкой ответила Каэдэ. – Пожалуйста, не тратьте на меня время. Я все решила, и если это поможет хозяину, я готова хоть сгореть в огне, хоть погибнуть от сотни мечей. Уходите, прошу вас! И забудьте о том, что были здесь. Я же буду помнить вашу доброту…
«До самой смерти».
Кента и правда не понимал. Ему требовалось время, чтобы уложить в голове желание юной девушки умереть за мужчину, который никогда не станет принадлежать ей. Он отпустил Каэдэ, но отпустить смятение в своей душе так просто не получалось.
Как далеко человек может зайти ради того, что считает важным? Его собственный отец зачем-то ушел из дома и встретил свой конец в душной тьме Ёми. Наверное, у него тоже была важная, известная только ему цель. Наверное, и Хизаши не просто так почти три года живет с людьми бок о бок, наверное, это ради чего-то очень важного ему.
А чего хочет Кента? Что для него настолько ценно в жизни, что он будет готов ради этого на все?
Голоса со стороны пруда отвлекли его, и он повернулся навстречу Хагиваре с супругой и сопровождающему их Мацумото. Кивком дав ему понять, что все в порядке, он встретил их вежливой улыбкой.
– Госпожа Таэко, вам стало лучше? – спросил он, и женщина, опираясь на локоть мужа, поблагодарила его за заботу.
– Она решила лично проводить вас, тем самым выразив почтение, – пояснил Хагивара. Хизаши, стоя чуть позади, изобразил лицом нечто вроде «Я пытался». Таэко выглядела куда здоровее, чем минувшим вечером, к ней медленно возвращались краски жизни, струящийся поток черных волос обрамлял посвежевшее лицо и стекал по спине почти до самой земли, ее платье знатной дамы было прикрыто теплой желтой накидкой с рукавами-крыльями, расписанной птицами и цветами.
– Вынужден признать, – нежно улыбнулся жене Хагивара, – ты была права, стоило раньше обратиться в Дзисин.
Они выглядели совершенно счастливой парой, но в памяти уже всплыли жуткие слова про проклятие и будущий ритуал хитобасира, и яркие краски вмиг потускнели. Вот бы найти способ задержаться, узнать все наверняка…
– Я непременно передам в вашу школу глубокие благодарности за работу ее учеников, – пообещал Хагивара, – повозка довезет вас до ближайшей деревни.
Кента еще не придумал, что возразить, но Хизаши уже раскланялся с хозяевами и потянул его к воротам. Оглянувшись на табличку с напутствием Будды, вырезанным в дереве, Кента понял, что друг прав, и, проявив неуместную настойчивость, они бы лишь вызвали гнев. Не рискуя говорить при постороннем, ехали в тесной повозке молча, а, распрощавшись с человеком Хагивары, остались вдвоем на перекрестке дорог: одна уводила дальше на юг, другая упиралась в крупное поселение, в котором даже было управление, правда, не конкретной школы, а сразу трех в одном доме. Такое изредка случалось, если строить отдельное управление оказывалось невыгодно, например, если поток прошений в этой местности был скудным, а поблизости имелось управление покрупнее.
– Надо найти ночлег, – первым заговорил Хизаши.
– Мы можем отправиться в Дзисин прямо сейчас, – немного удивленно сказал Кента. Еще даже не близился обед, до ночи они успеют преодолеть значительное расстояние. На что Хизаши закатил глаза и, взмахнув рукавами хаори, плотнее закутался в него.
– И слушать твое нытье всю дорогу? Если я скажу, что совет обратиться к монаху Сусуму Таэко получила именно от служанки Каэдэ, что ты сделаешь?
– Ты смог расспросить госпожу Таэко? – оживился Кента.
– И что человек, подобравший осиротевшую Каэдэ, это тоже монах Сусуму, тебе, наверное, неизвестно? – хитрым тоном подначивал Хизаши. – Как думаешь, кто бы взялся проводить хитобасиру в наши дни?
Кента замер как громом пораженный.
– Снова монах Сусуму?
– Это лишь предположение, но я бы удивился, если бы они нашли другого монаха в такой-то глуши.
Похоже, Мацумото был доволен собой, хотя недавно с пеной у рта сопротивлялся дальнейшему расследованию.
– Почему? – Кента остановил его вопросом, когда тот уже двинулся в сторону деревни. – Почему ты все-таки передумал?
«Нытье» Кенты едва ли было настоящей причиной, так что наверняка есть иная. Мацумото остановился и, повернув голову, бросил взгляд на чахлые деревья вдалеке.
– Боги не достойны таких жертв, – сказал он мрачно, почти зло. – Ни тогда, ни сейчас. Захотели крови? Ха!
И он продолжил путь, немного вразвалочку, стараясь не слишком запачкаться в образовавшейся из подтаявшего снега грязи.
Ночлег нашли в дешевом рёкане, и в подметки не годившемся заведению бакэнэко и ее «дочерей», но юноши и не собирались проводить в нем много времени. Едва оплатили постой, как начали расспрашивать о монахе, по слухам обитающем в некоем старом святилище. Такое место старик-владелец припоминал, а вот ни о каком Сусуму понятия не имел, как и другие люди, встреченные в деревне. Монах был неуловим точно призрак, о нем доподлинно знали только две женщинам из поместья Оханами – Таэко и Каэдэ, но они стали недосягаемы для рас-спросов.
Остановились возле управления трех школ оммёдо и экзорцизма. К нему сзади привалился жилой домик с огородом, обнесенным невысоким забором. Слышно было ворчание старой собаки, хриплое и совсем не злое, скорее, усталое.
– Надо сообщить кому-то о готовящемся ритуале, – решил Кента. – Так будет правильно.
– Можем сказать старосте, а тот передаст уездному начальнику, – предложил Хизаши.
Кента кивнул, но у Кенты было слишком дурное предчувствие. Этот мифический монах что-то замышлял, и лучше бы не торопиться оповещать простых людей о делах поместья Оханами.
– Я напишу Учиде Юдаю, – сказал он. Хизаши вытаращился на него едва ли не с ужасом.
– Почему ему-то?!
– В делах закона он опытнее, я доверяю Юдаю, – ответил Кента, все больше убеждаясь в своей правоте. – К тому же дело касается пусть мало известного, но аристократа, лучше если им займется Фусин.
Хизаши обреченно покачал головой.
– В Дзисин придут в ярость, когда узнают.
На что Кента с удивляющей даже его самого дерзостью возразил:
– В прошении значилась одна просьба, мы ее выполнили. То, что сверх того, Дзисин не касается.
– Знаешь, – Хизаши вдруг озорно улыбнулся, – мне это все больше и больше нравится. Идем же! Найдем монаха, чтоб его они драли, и узнаем, какие у него намерения.
Но прежде все же зашли в управление, где за стойкой складывал оригами немолодой мужчина, весело подпевая себе вполголоса. При виде посетителей он свернул журавлику шею, и тот понуро выпал из мозолистых пальцев.