Он чеканил фразы, будто зачитывал приговор на суде. Хизаши это развеселило, но при попытке засмеяться боль в груди вспыхнула, как пожар.
– Прекратите, – напомнила о себе девушка. – Обсудите все потом, когда опасность минует.
Он и забыл, что здесь посторонняя. Но чутье молчало, словно приняло ее за своего, Хизаши не чувствовал тревоги, и это было странно. Да кто же она такая?
– Госпожа, почему вы помогли нам? – спросил он. – И каким образом? Откуда вам известно о черных оммёдзи?
Она молчала, и тут Учида резко повернул голову к окну и замер. Хизаши почувствовал, как удавка затягивается вокруг горла, но уже не так туго, лишь напоминание о пережитой боли. А потом все прошло. Хизаши глубоко вдохнул и едва не лопнул от старания. Хуже было только когда он тонул в штормовом море.
– Ушел, – сказала девушка и зажгла свечу. – Посмотрите на меня внимательно, Мацумото-сан, возможно, мое лицо покажется вам знакомым.
Желтый дрожащий свет лег на гладкую кожу, и на миг почудилось, что она и впрямь откуда-то из его, Хизаши, прошлого. Человеческого прошлого.
– Томоё?!
Имя всплыло само, раньше, чем Хизаши сложил рисунок из отрывков в своей голове.
Девушка улыбнулась.
– Верно. Но сейчас вы можете называть меня Чиёко. А где… Где же Кента-кун?
Ее взгляд скользнул с лица Хизаши на Учиду в бессмысленной попытке отыскать где-то спрятавшегося Куматани, и Хизаши разом обмяк, будто все кости в его теле стали мягкими. Смотреть на девушку не хотелось.
– Зачем ты здесь? – глухо спросил он.
Чиёко отличалась и от простых людей, и от оммёдзи, и от ёкаев. Она была особенной, и прежде Хизаши не раз злило ее присутствие – то, как она смотрела на Кенту и как однажды Кента начал смотреть на нее. И когда они все вместе виделись в последний раз, Чиёко уплывала на дальние острова. Не навсегда, но Хизаши надеялся, что достаточно надолго.
И вот она здесь и ждет ответа.
От него.
– Куматани в беде, – с обезоруживающей прямотой сообщил Учида. Со щек девушки сошли все краски, она пошатнулась и оперлась рукой о фусинца, чтобы устоять. Тот недоуменно нахмурился.
– Госпожа, с вами все в порядке?
– Д… Да, – еле слышно прошелестела она и убрала руку. – Я принесу чай, и вы мне все расскажете.
– А…
– Он не вернется, – заверила Чиёко. – Эта комната для него отныне не видна.
С такими загадочными словами она вышла, семеня ногами, непривычно скрытыми под пестрой тканью простого косодэ. Когда ее частые шаги стихли на первом этаже, Учида прямо спросил:
– Ты знаешь эту девушку?
– К сожалению, да. Хотя, возможно, именно сейчас и к счастью. – Хизаши сел и потрогал грудь. – Боюсь, если бы не она, тот черный оммёдзи уже нес бы благие вести нанимателям.
– Кто она такая? – все еще не понимал Юдай. – Она не может быть одной из нас.
– Верно. Она не оммёдзи, она итако.
Традиционно искусство оммёдо считалось уделом мужчин, а вот женщины чаще всего становились проводниками между живыми и мертвыми. Этот дар передавался внутри шаманских родов от матери к дочери, и, к сожалению, сопровождался потерей зрения. Обретая способность видеть мертвые души, эти несчастные теряли возможность видеть все остальное.
– Она не слепа, – заметил Учида.
– И это тоже правда. Считается, если дар итако достаточно силен, он не отбирает зрение. Про таких говорят, что они избраны богами.
– Или что вместо того, чтобы стать невестой бога, они становились невестой демона, – с улыбкой сказала Чиёко и вошла в комнату. – Не бойтесь меня обидеть, я знаю о слухах вокруг итако больше вашего.
Она пригласила к низкому столику, сама разлила чай по чашкам и подала гостям. Ее волосы, собранные у кончиков лентой, гладко блестели в тусклом свете, притягивая взгляд. Гораздо чаще Хизаши видел ее с тугим пучком.
– Пожалуйста, расскажите, что с Кентой, – сказала она. – Прошу вас!
– Прежде я хотел бы услышать, каким образом вы защитили нас от преследования, – возразил Учида, добровольно взявший на себя обязанность вести беседу, и Хизаши был ему благодарен.
Подбородок Чиёко дернулся, будто бы она собиралась по привычке дерзко вздернуть его, но справилась с собой и ниже склонила голову перед фусинцем.
– Я попросила духов скрыть все живое в этой комнате. Но не бойтесь, они уже ушли.
Брови Учиды дрогнули – мало кто спокойно относится к тому, что невидимые глазу юрэй касаются его, чтобы скрыть живую энергию своей, мертвой. Для нечистой на руку итако ничего не стоило привязать неспокойную душу к человеку и таким образом проклясть его на страдания и болезни. Но Чиёко не поступила бы так, как бы Хизаши к ней ни относился.
– Так что с Кентой?
Ее голос взволнованно дрожал. Хизаши почти позволил Юдаю ответить, но все же нашел в себе смелость сделать это самому.
– Долгая история. Самое главное, что тебе стоит узнать сразу, – он зябко повел плечами, – это…
Он замолчал и позволил хэби подняться из глубин его тесного хрупкого тела. Глаз вспыхнул жидким янтарем, зрачок сузился, и на мгновение комната предстала перед ним иной – серой, тусклой, смазанной, но при этом наполненной людьми, которых никто не видел. Они стояли за спиной полупрозрачной Чиёко, охраняли ее как драгоценность, хотя давно забыли лица своих родных. На теневой стороне все было наоборот – и живые люди там казались тенями самих себя, а мертвые, не нашедшие покоя, напитывались силой и выглядели почти настоящими.
Хизаши вернулся обратно, моргнул и увидел, как Чиёко в страхе отпрянула, оперлась на одну руку, а вторую выставила перед собой. Отчего-то стало обидно.
– Не надо так бояться, – фыркнул он и спрятал желтый глаз за длинной челкой. – Я сейчас меньшее из зол. А большее случилось с Кентой. Он… он пострадал из-за меня и, возможно, стал одержим демоническим мечом.
После третьего пересказа история уже так не ранила и укладывалась в несколько заготовленных фраз. Закончив их, Хизаши настороженно посмотрел на девушку. Как она поведет себя? Все-таки сейчас они с Юдаем в ее власти.
– Мы собираемся найти его и спасти.
Страх почти полностью ушел из глаз Чиёко, сменившись тревогой и беспокойством. Она села ровно и поймала взгляд Хизаши.
– Кента-кун знал… о тебе?
– Да.
– Он считал тебя другом, он бы никогда не причинил тебе вреда.
В воздухе повис невысказанный укор, ведь он, Хизаши, причинил Кенте вред, хотя тоже однажды, не заметив, начал считать его другом. Хизаши не привык извиняться и за случившееся собирался склониться только перед самим Кентой, но в этот миг ему вдруг показалось важным попросить прощения у Чиёко.
– Прости, – сказал он. Чиёко не отвела взгляд и, поднявшись с колен, твердо произнесла:
– Я иду с вами.
– Нет, – отрезал Учида. – Исключено. Это не женское дело.
– Я шаманка!
– Я не подвергну женщину опасности.
Чиёко вздернула подбородок.
– Не считайте себя сильнее меня, просто потому что вас учили в великих школах! Я Чиёко из рода Цубаса, итако, невеста ками Адзи-сики[61]. Мне нет нужды прятаться за мужскими спинами.
Учида немного растерялся, но и Чиёко замолчала, видимо, испуганная собственной горячностью. Наконец, паузу прервал Хизаши:
– Мы не знаем, куда пойдем, не знаем, что повстречаем в пути. Не хочу в его конце извиняться перед Кентой еще и за твою смерть.
Он поднялся, чувствуя, как сила возвращается в тело, и низко поклонился девушке.
– Спасибо за помощь и доброту, Чиёко из рода Цубаса. Да убережет тебя твой ками до нашего возвращения, если сможет.
Выпрямившись, он заметил влажные дорожки слез на щеках Чиёко. Она прижала ладонь к губам, вздохнула и обреченно опустила узкие плечи.
– Хорошо, так тому и быть.
Учида рискнул поднять оконную створку и, подперев ее, выглянул на улицу. Жизнь там текла своим чередом, солнце светило почти по-весеннему, люди уже начинали толкаться возле лавок, гомонили на разные лады. Скрипели колеса крестьянских телег – рыбаки возвращались после торговли в свои деревни. И никому не было дела до двух беглецов, притаившихся на втором этаже самого обычного жилища.
– Сасаки уже наверняка ищет нас, – сказал Юдай, обернувшись. – Его не должны были преследовать, вряд ли Дзисин его в чем-то подозревает.
Чиёко снова оставила их вдвоем, и Хизаши вздохнул с облегчением. Он долго привыкал к людям, их привычкам и поведению, но именно женщины до сих пор ставили его в тупик.
– Скорее всего, ты прав. Надо уходить, пока тот человек не решил вернуться и проверить все еще раз.
– Слишком поздно. Он воспользовался ранним часом, но сейчас его действия привлекли бы много внимания.
Он взял прислоненную к стене нагинату, и тут вернулась Чиёко с обеденным коробом, завернутым в платок. Губы девушки были сурово сжаты, а глаза, опухшие и покрасневшие, смотрели с вызовом, однако она лишь протянула Хизаши короб.
– Вот все, что я смогла собрать вам в дорогу. Это не мой дом, я здесь гостья, поэтому прошу простить за скудность угощения.
– Хозяева знают, что ты итако?
– Да. И они знают, что я ушла из семьи, поэтому я и вас прошу не рассказывать никому обо мне.
Юдай кивнул и неожиданно спросил:
– Госпожа Чиёко, вы ведь на самом деле не так уж удивились, что с Куматани что-то случилось?
Как он это понял, Хизаши не знал, но Чиёко не стала отрицать.
– Духи вели меня сюда, а они не умеют обманывать. Я чувствовала, что нужна именно здесь.
– Что ж, – хмыкнул Хизаши, – они и правда не солгали.
Больше Хизаши не оборачивался. Возле выхода тонкие пальцы внезапно сжали его запястье, опаляя жаром через ткань хаори. Чиёко смотрела на него снизу вверх, широко распахнув большие темные глаза.
– Спаси Кенту, – попросила она тихо. – Он… Он…
– Он единственный в этом мире, кто заслуживает спасения, – закончил за нее Хизаши, и даже если она хотела сказать что-то другое, не стала поправлять. Выпустила его руку и отступила на шаг.