Середина. Том 2 — страница 15 из 78

Хала зримо шевельнулась, и, привстав на лапах-плавниках тягостно качнула округлой головой, медленно развернув ее в сторону сидящего Яробора Живко, вже давно затаившего дыхание. Голова халы слегка приплюснутая имела вельми уродливую морду. Огромный несильно покатый лоб переходил в дюже выступающий двухскладчатый нос, где ноздри располагались на внутренней, легохонько колыхающейся, пластине, а широкая, щель-рот несла на своей поверхности рядья мелких, черных зубов. Здоровущими были удлиненные очи существа, начинающиеся от края носа и завершающиеся подле массивных и таких же крупных заостренных ушей в размере, кажется, не меньше самой морды. Яркие желто-зеленые радужные оболочки, наполняющие глаза, лишь в уголках имели белую склеру, а в самом центре несли неподвижные, точнее даже точечные красные зрачки.

— Ух, ты! Вот это да! — восторженно проронил мальчик.

Он, было, подался вперед, желая коснуться весьма ноне близко расположившейся морды халы, но Перший придержав его, негромко молвил:

— Разрушится, коли коснешься, — тем самым возвращая юношу в исходное состояние.

Нежданно хала ретиво дернула своим телом и раскрыла, как оказалось сложенные на спине повдоль горба крылья, оных обнаружилось сразу по два с обеих сторон туловища. Перепончатые, довольно узкие и единожды длинные крылья, как продолжение бурой кожи были снабжены зримыми тонкими мышцами и жилами, и на своем кончике имели загнутый, черный и весьма крупный коготь. Хала порывчато взметнула всеми четырьмя крыльями разком и подалась вверх, вытянув горизонтально полу свое долгое, извивающееся в полете тело, закружив в своде и касаясь растянутых в нем облаков.

— Вот это да! Вот это зверь! — сызнова восторженно молвил юноша, и теперь настойчиво отстранив руку Першего от груди и скинув с плеч плащ, спустился с его колен на пол.

Мальчик сделал несколько широких шагов вперед, и, остановившись в непосредственной близи от Темряя, вздев голову, воззрился в кружащую в своде халу, своим колыханием придающую висящим там облакам какой-то серебристый тон.

— Рад, что ты оценил его мощь Ярушка, — довольно отозвался Темряй и сам с неподдельным теплом уставился на халу.

— Весьма занимательное творение, — с медлительной расстановкой произнес Перший, оперев локоть об облокотницу кресла и придержав перстами подбородок слегка приподнятой головы. — Как я погляжу, в творение этого хала принимал участие не только ты Темряй, но и похоже еще кто-то… Очевидно, что Словута и тот, каковому поколь запрещено создавать нечто больше Дремы.

Змея в навершие венца Господа дотоль спокойно лежащая, явно встревожено вздела голову с хвоста, и, приоткрыв пасть, выудила оттуда розоватый язык, принявшись его раздвоенным кончиком торопко ощупывать пространство подле себя. Темряй чуть слышно хмыкнув, впрочем, не отозвался Отцу. Судя по всему, ощущая собственную вину пред ним, а может, просто не успев, абы в разговор ворчливо вступил Мор, стремительно прикрывший очи, и, утопивший голову в глубине ослона кресла, точно страшась испепелить возникший пред ним образ:

— Занимательное, Отец, несомненно. Если представить, что это самое «ух, ты!» и «вот это да!» в сотни раз превышает ноне виденное. Возможно, будут правы палубинцы, оные окромя «Кусэйдия и Куокэ!» ничего более крикнуть и не смогли.

— Почему не смогли… смогли, — немедля вставил Темряй и широко улыбнулся. — Они еще кричали: «Кюа хэ киюмбе!»

— Очень своеобразно, — обидчиво бросил в сторону младшего брата Мор.

Зиждитель также энергично махонисто раскрыл очи и пульнул в направлении летающей халы стрелообразную полосу черного света. Каковая, в доли секунд нагнав существо в своде залы воткнулась своим острым наконечником ему как раз между ног, словно пронзив все туловище насквозь… И тем самым разорвав его на две части. Хала немедля надрывисто дернула двумя половинками тела, головы, лап и крыльев да распалась на зелено-бурые блики света. Прошел еще вероятно морг и те блики света втянулись в серебристые полотнища облаков свода, придав им зеленоватую крапчатость. Внутри самих полотнищ, что-то гулко хлюпнуло, и вниз на Темряя и стоящего рядом с ним мальчика, мощным потоком излилась вода.

— Ой! — негодующе воскликнул Яробор Живко, не ожидающий, что его сызнова вымочат, а, чего еще более неприятно ледяной водой по вздетому кверху лицу.

— Ох, Ярушка прости, — торопливо проронил Мор, судя по всему, та вода предназначалась только младшему брату.

— Не в ту сторону пульнул гнев, — пояснил Темряй, смахивая с волос и лица капель водицы, и вроде тем мановением просушивая себя. Хотя стоящий подле него юноша приметил, что поток воды редкой капелью затронул волосы и лицо Господа, обойдя его всей остальной массой по коло.

— Вы, видимо, решили меня нынче утопить, — все также недовольно вставил мальчик, отжимая воду вниз на пол с длинных волос.

Негромкий смех наполнил залу, и медленно прокатившись, заколыхал одну из зеркальных стен, впустив в помещение зримо обеспокоенную Кали-Даругу.

— Поди, мой милый ко мне, — полюбовно протянул Перший, и, подняв с колен плащ сына, легохонько его встряхнул, расправляя на нем материю. — Я тебя укрою.

— Прости мой драгоценный, сие предназначалось не тебе, — расстроено молвил Мор и порывчато шевельнулся в кресле, намереваясь подняться.

Одначе его опередила демоница. Она вельми сердито полыхнула двумя черными очами в сторону провинившегося Господа и стремительно приблизившись к Першему, приняв из его рук плащ, в доли секунд оказалась подле мальчика. Со всей заботой и трепетом укрыв Ярушку с головы до ног в голубоватое, долгое полотнище.

— Разве можно мальчик Господь Мор такое творить, — наконец озвучила она свое недовольство, утирая краем плаща лицо юноши. — Господин итак слаб здоровьем… Столько сил потрачено, чтобы его укрепить, а вы озорничаете и ледяной водой полощите.

— Я не нарочно, — досадуя на самого себя, отозвался Мор и так как он уже привстал с сидалища кресла вновь гулко плюхнулся на него.

— Надобно уметь сдерживать свой гнев, мой дражайший мальчик, — с родительской интонацией в голосе отметила рани Черных Каликамов так, точно имела на это право.

— А, что такое «кюа хэ киюмбе»? — вопросил утираемый Кали-Даругой мальчик, обращая днесь поспрашание к ней.

— Убейте эту тварь, — немедля пояснила демоница, определенно, не придав значения тому, что у нее спросили, ибо была занята более насущным. — Господь Перший я посмотрела апсарас и потолковала с ними. Это то, что нам надо сейчас, просто незаменимые существа. Мальчик Господь Темряй, — и рани перевела взор с лица юноши, которого ласково гладила по спине и голове, просушивая, и воззрилась с нежностью на младшего из Димургов. — Творит все всегда безупречно и такое прекрасное, умное, трудолюбивое, как и сам.

Темряй торопливо направил в сторону Кали-Даруги руку и полюбовно приголубил волосы на ее голове, не скрывая своего трепетного к ней отношения, да улыбнулся, будто видел пред собой заботливую мать.

— Видела бы ты Кали, что наш трудолюбивый и прекрасный малецык тут ноне показывал, однозначно так не сказывала бы, — не открывая рта и, похоже, даже не шевеля губами, продышал Мор и тотчас сомкнул очи, вроде на них давили окрасившиеся в зеленоватые тона пухлые, плывущие по своду облака. — Весьма уродливое, тупое и всепожирающее создание… Точнее не создание, а создания.

— Как же они могли глотать камни? — перебивая, было открывшую рот рани, которая намеревалась поддержать приметно расстроенного Мора вопросил Яробор Живко.

— А, что же делать, мой бесценный, коли все съедено, — торопко проронил Темряй и гулко засмеялся, и немедля его смех поддержал и вовсе зычно загреготавший Велет, который дюже любил шутки Димургов. — Чем-то же надобно набить таковое безразмерное брюхо.

— Скольких из них ты отобрала Кали-Даруга? — между тем негромко вопросил Перший, обращаясь к демонице.

Рани спустив с головы мальчика плащ, провела дланью по его все еще влажным волосам, оные имели такое нехорошее свойство долго сохнуть, и неспешно отозвалась:

— Трех Господь Перший. Минаку, Арвашу и Толиттаму. Я и вам, Господь Перший, посоветовала бы сменить двух Ночниц на апсарас, тех самых которые показались мне весьма бестолковыми. Уж простите, Господь Мор за прямоту, но неких Ночниц и не надобно более восстанавливать. У них явно отсутствует какой-либо умственный рост, а уж внешность и того подавно отпугивает.

Мор купно свел прямые, черные брови так, что высоко подтянулись уголки его глаз, каковые он, впрочем, не открыл, изобразив на своем лице сокрушенность.

— Нет, живица, благодарю, — вставил достаточно скоро Перший. Он, несомненно, увидел неприкрытое расстройство старшего сына и не пожелал его еще сильнее огорчать. — Апсарасам, я уверен, мы найдем применение. Тем паче Крушецу они, скорее всего, будут близки, но своих Ночниц я не стану менять… Я к ним уже привык.

— Воля ваша Господь, — мягко отозвалась Кали-Даруга, понимая, что Бог так сказал только из-за сына, который всегда был вельми ранимым, особлива вследствие собственной не сдержанности. — Тогда я позову апсарас и мы познакомим их с господином? — вопросила она старшего Димурга.

И когда тот кивнул, а в зале сызнова поплыла тишина, поспешила вон из нее, пред тем усадив мальчика на вновь созданный для него облачный пуфик.

— Кто такие эти апсарасы? — не дожидаясь возвращения демоницы, поинтересовался у Богов юноша.

Впрочем, ему на этот раз никто не ответил, предпочтя дождаться рани. Темряй меж тем неспешно, развернувшись, направился к креслу Мора. Подойдя к брату, он остановился обок него, и, склонившись, прижался щекой к его лицу. Мор медлительно отворил очи, и, вздев с облокотницы правую руку нежно приобнял Темряя за шею, да полюбовно облобызал его очи, висок и щеку. Данным поступком Темряй признавал старшинство и зависимость от брата, передавая и одновременно требуя к себе ласки и любви от последнего.

Зеркальная стена залы вновь пошла густой рябью и впустила не только Кали-Даругу, но и трех женщин. Это были очень красивые женщины… если не сказать точнее прекрасные. Не намного выше демоницы, они, однако поражали взор стройностью своих фигур, тонкостью станов, округлостью бедер, безупречными формами упруго-подтянутой груди. В них было все столь продумано, безукоризненно спаяно и длина волос, и чистота кожи, и миловидность лица. При сем они смотрелись совершенно отличными друг от друга женщинами, отличными не только ростом, тонкостью талии, али формой гр