Садык-бей тепло встретил Максимилиана, угостил кофе и рассказал ему о «Струме».
Корабль был построен в 1867 году на верфи в английском Ньюкасле и сейчас ходил под панамским флагом. Он принадлежал греку по фамилии Панделис, владельцу «Компании Медитерранеа де Вапорес Лимитада». Управляющим компанией был еврей по имени Барух Конфино.
После еврейского погрома в румынском городе Яссы в 1941 году, когда были убиты четыре тысячи человек, все евреи в стране начали искать пути к бегству. В те дни в газетах публиковали объявления: из порта Констанцы в Палестину отправлялся «роскошный лайнер “Струма”». В объявлениях использовали фотографии изысканных залов и кают корабля «Куин Мэри».
Цены были огромные: тысяча долларов с человека. Билеты купили 769 человек, сумевшие отдать подобную сумму. Некоторые семьи сумели накопить лишь тысячу, и им приходилось выбирать, кого из собственных детей спасти.
Увидев «Струму», пребывавшую в аварийном состоянии, пассажиры пришли в ужас и запротестовали, однако судовладельцы успокоили их: якобы сама «Струма» будет ждать их вблизи румынского берега. Вскоре станет ясно, что это ложь.
Люди набились как сельди в бочке. На палубе не хватало места для всех, поэтому остальные сидели в душном трюме и могли подниматься наверх на пятнадцать минут в день, чтобы подышать. Еды тоже почти не было. С самого отплытия из Констанцы у «Струмы» начались поломки двигателя, а на подходе к Босфору он совсем развалился. На их сигнал о помощи пришло турецкое спасательное судно и отбуксировало «Струму» к порту Сарайбурну.
– В нынешнем состоянии корабль не может продолжать путь в Палестину. Возможно, он сможет отправиться после ремонта, – подытожил свой рассказ Садык-бей.
– И что же теперь будет? – спросил профессор.
– Будем ждать.
– Но моя жена и так направлялась в Стамбул. Мне нужно забрать ее с корабля.
– Мне жаль, но это невозможно.
– Почему?
– У нас строгое распоряжение правительства: никто не покинет корабль.
Профессор не знал, что сказать, и, сидя в кресле, лишь разводил руками в стороны, порой протягивал их вперед. Садык-бей же поднимал брови и склонял голову набок, иногда пожимал плечами. Эти жесты передавали не их слова, а то, что они не могли высказать.
Спустя дни о ситуации начали писать в прессе, и история получила огласку. Турецкие власти были уверены, что пассажиры не собираются плыть дальше в Палестину, а хотят остаться в Стамбуле. А принимать 769 евреев в условиях войны они были не намерены и желали, чтобы корабль после ремонта двигателя продолжал свой путь в Палестину, но тут уже британское правительство было против.
В те годы Палестина находилась под контролем Великобритании. Чтобы сохранить добрые отношения с арабами, британцы ограничили поток еврейских переселенцев и оказывали сильнейшее давление на турок, чтобы те не позволили судну уйти. А турки боялись, что среди пассажиров могут находиться шпионы, и не хотели рисковать, принимая этих людей в военное время.
Максимилиан каждый день ездил в Топхане и пытался через бинокль разглядеть Надю. Одновременно он размышлял о том, что читал и слышал. Почему британские власти чинили препятствия этим несчастным? Почему турецкие власти не размещали их в больнице или в приюте?
Британцы желали ладить с арабами, турки подозревали, что на корабле шпионы, – это были вопросы международной политики, какое отношение они имели к Наде? Из-за чьей-то дурацкой борьбы за власть люди не могли воссоединиться и страдали. Каким незначительным становилось человеческое счастье среди политических игр.
– Вот видишь, – сказал профессор нанятому им таксисту Ремзи, – всякая власть виновна.
Ремзи, сощурившись, внимательно посмотрел туда, куда профессор направлял свой бинокль:
– Вижу.
Ремзи верил, что то, о чем говорит профессор, непременно видно на том корабле. Не станет же ходжа из такого высокого учебного заведения врать.
В тот день Максимилиан, взяв бинокль, снова поехал в Топхане на арендованном такси, как делал каждый день уже почти два месяца. Все уныло ждали: он – на берегу, пассажиры – на корабле. Но в этот раз Максимилиан ждал с особенным нетерпением. Он снова взглянул на часы. Стрелки не хотели двигаться, и он решил некоторое время не смотреть на циферблат.
Из газеты в тот день он узнал, что двое молодых людей спрыгнули в воду, но их поймали и вернули на корабль. Профессор не видел, как это случилось, что не удивительно: он не мог проводить все свое время на берегу, глядя в бинокль. Он ходил в университет, работал, но все его время, вся его жизнь были подчинены цели как можно скорее попасть к «Струме».
Сперва подниматься на палубу не разрешали никому, кроме официальных лиц. Но затем еврейская диаспора Стамбула сумела получить разрешение оказать помощь пассажирам корабля. Двигатель забрали на берег и начали ремонтировать, одновременно на корабль доставляли еду и лекарства.
Благодаря этому стало поступать больше информации: профессор узнал, что единственный туалет засорился и среди пассажиров распространилась зараза. На борту не осталось ни еды, ни лекарств, ничего, чем можно было бы согреться в февральские холода. Люди, посещавшие корабль, слышали плач детей, рыдания женщин, крики мужчин о помощи.
Иногда голоса доносились даже до берега. Стамбульцы слышали крики со «Струмы», желали помочь, однако не могли приблизиться к кораблю из-за запрета властей.
Вагнеру было относительно несложно узнать имена людей, которым позволили подниматься на «Струму»: это были Шимон Брод и Рифат Карако.
Ардити помогли Максу связаться с ними. Рассказав о своей ситуации, Максимилиан попросил господина Брода передать Наде письмо от него. Отзывчивый мужчина согласился и положил письмо в карман.
Спустя примерно сутки Максимилиан с волнением ждал трех часов. Он терпеливо выдержал несколько минут, не смотря время, затем взглянул на часы. Да, оставалась всего пара минут. Он посмотрел на то место, которое вчера указал в письме. Вот и она – Надя!
Она выглядела исхудавшей, усталой, но все такой же красивой. Макс чувствовал, как сердце вот-вот разорвется на части. Значит, Надя получила его письмо. Чтобы лучше видеть в бинокль, Макс вытянул шею. Теперь Надю было видно лучше остальных людей. Неужели она целыми днями не поднималась на палубу? Ему никогда не удавалось разглядеть ее в толпе. Но наконец он ее видел и не мог наглядеться на ее прекрасное лицо.
Надя сперва помахала Максу рукой, затем послала воздушный поцелуй. У нее в руках тоже был бинокль. Может быть, те, кто принес ей письмо, дали и бинокль? Или она нашла его на корабле?
Макс махал рукой и посылал ей поцелуи. «Я люблю тебя!» – закричал он.
Да, Надя точно видела его и тоже махала рукой.
На следующий день Макс, сам не свой, снова разыскал господина Брода. Тот протянул ему записку: это была желтая бумажка, какой-то чек с надписями по-румынски. Перевернув его, он сразу узнал почерк жены. Торопливой дрожащей рукой было написано:
«Жди меня! Надя».
Брод рассказал, что ситуация на «Струме» все ухудшается. Они страшились эпидемии, боясь, что люди начнут умирать.
– Что вы думаете делать, господин Брод? – спросил Максимилиан.
– Нам не удалось сломить упрямство турецких властей. Единственный выход – как можно скорее отремонтировать двигатель, заправить корабль топливом и отправить его дальше.
– Но этому противятся британцы.
– Да, наши товарищи сейчас лоббируют этот вопрос в Лондоне, они надеются на переговоры с правительством. Здесь мы пытаемся повлиять на посольство. Ситуация сложная, но другого выхода нет.
Профессор рассмеялся в голос – у него уже не выдерживали нервы.
– Все еще сложнее, чем я думал. Оказывается, чтобы мне встретиться с Надей, которая от меня в нескольких сотнях метров, нужно разрешить вопрос мировой политики.
Выйдя от Брода, он зашагал в сторону университета, думая, что ему делать. Шумми помочь не мог. Возможно, монсеньор Ронкалли даст какую-то надежду. Он мог бы забрать с корабля «христианку» со свидетельством о крещении. Максимилиан навестил архиепископа и рассказал ему о своей беде, но, к сожалению, и Ронкалли ничем не мог здесь помочь. Папский делегат был очень расстроен: он еще раньше пытался повлиять на ситуацию, но у него ничего не вышло.
Однажды, ожидая на мысе Сарайбурну, Максимилиан увидел, как от судна отчалила моторная лодка и высадила на берег нескольких гражданских. Он тут же указал Ремзи на лодку, таксист тоже в удивлении вскочил с места.
Профессор испытал странное чувство. Прежде всего – радость о спасении нескольких человек. С другой стороны, он подумал, что сейчас должны чувствовать оставшиеся на корабле. Без сомнений, все хотели оказаться на месте людей в этой лодке. А Надя? С каким чувством она смотрела, как этих пассажиров доставляют на берег? Видела ли она?
На следующий день профессор выяснил, что за людей высадили на сушу. Как оказалось, предприниматель Вехби Коч спас румынского представителя компании «Стандард Ойл» Мартина Сегала, его жену и двоих детей.
А спустя два дня на берег доставили больную женщину. От Шимона Брода Макс узнал, что женщина должна вот-вот родить, и из-за начавшегося кровотечения ее доставили в больницу «Ор а-Хаим» в Балате[101]. С помощью своих знакомых на медицинском факультете Вагнер договорился о встрече с главврачом больницы.
«Ор а-Хаим» располагалась на берегу Золотого Рога. Главврач любезно принял Вагнера, который попросил разрешения переговорить с пациенткой, потому что на том же корабле была его жена. Профессор находился в странном положении. Будучи немцем, он одно за другим посещал еврейские учреждения, прося о помощи. В те дни, в атмосфере войны они вполне могли заподозрить в нем немецкого шпиона, однако почему-то они вели себя иначе.