— Так и было. Я не могла стоять и видеть твой взгляд. Будто я добиваю лежачего…
— Оливия, ради бога! Ты никогда не добивала лежачего. Да я и не был лежачим.
— А на прощальной вечеринке?
— Я и секунды не думал об этой вечеринке. Конечно, меня спрашивали, где ты. Я отвечал, что у тебя грипп. Это никогда меня не тяготило.
— А что тяготило? Живыми мы отсюда не выйдем. Расскажи. Я хочу знать, что заставило тебя уехать?
— Меня тяготило, что ты не рассказываешь мне о том, что мучает тебя. Черт, ты вообще ни о чем со мной не разговаривала.
— Ни о чем? Я все время разговаривала с тобой, — запротестовала Оливия.
— Но не о важном. О ребенке, которого у нас не было. Об отпуске, который мы не брали. О времени, которое мы не уделяли друг другу. Мы избегали разговаривать об этом. Об обиде, которую ты чувствовала, когда меня повышали или награждали.
— Я гордилась тобой, — перебила его монолог Оливия. — Но…
— Продолжай.
— Теперь я понимаю, что просто завидовала тебе. Я тоже хотела стать полным профессором. Хотела иметь время на изыскания. Глядя на тебя, я думала, это легко. — В ее голосе звучала такая печаль, что он обнял ее за плечи и притянул к себе.
— Ты говорила, что я высокомерный и своекорыстный.
— Мне не следовало этого говорить.
— Нет, все правильно. Я всегда был полон собой. Ты облегчила мне путь к успеху. Ты моя команда поддержки. Без тебя я бы ничего не добился. А я никогда не благодарил тебя. Ведь не благодарил, правда? — От внезапного сожаления у него прервался голос.
— Правда. Но ты прекрасно обходился и без меня. В Калифорнийском университете…
— И я тоже так думал. До сих пор. А теперь понял, какой пустой была моя жизнь там. Нет, конечно, я работал с моими студентами и писал. Но никто не ждал меня вечером. Там не было тебя. — Голос упал.
— Джек, я должна тебе что-то сказать.
— Я знаю. Ты заполнила документы для развода.
— Почему ты их не подписал?
— Я не мог этого сделать. Я не мог их подписать, не сделав еще одну попытку.
— Эти раскопки и есть твоя попытка?
— Не совсем. Здесь еще и гробница. — Он громко засмеялся. — Но, если честно, то да. Я подумал, что раскопки заинтригуют тебя.
— Это не то, что я хотела тебе сказать, — вздохнула она. — Перед отъездом сюда я выставила на продажу наш дом.
— Наш дом? Ты продаешь наш дом?!
— Это мой дом. Так ты сказал перед тем, как уехать. Ты сказал, что не вернешься. А все оставшееся мое.
— Я наговорил много такого…
— Вроде того, что я слишком чувствительная, слишком тонкокожая, слишком напряженная?
— Надеюсь, ты все забыла, как забыл я. Как бы я хотел забрать все слова назад. Я так скучал по тебе, Оливия. Не могу передать тебе, как я скучал…
— Джек, я не могу тебе лгать. Я была рада, что ты уехал. Не могла больше выдерживать напряжения. Это не твоя вина. Но я знала, как ты хочешь иметь ребенка. Все, что ты говорил, я истолковала как критику в мой адрес. Я даже не могла вернуться к прежней жизни. Поэтому я и продаю дом. Твой кабинет, твой шкаф, твои книжные полки. Все напоминало о крахе нашего брака.
— Я не прошу тебя вернуться назад к нашей прежней жизни. Я хочу начать с тобой новую жизнь.
— Не слишком ли поздно? — ласково произнесла она. Даже если они помирятся, им не выбраться живыми из туннеля.
Он промолчал. Да и что он мог сказать? У него больше нет слов, сияющих оптимизмом. У них нет счастливого будущего. И нет смысла в таком утешении. Она знает так же хорошо, как Джек, что их шансы выбраться отсюда живыми практически равны нулю. Если ей суждено умереть на раскопках, она предпочитает умереть рядом с Джеком. И неважно, как часто он обижал ее в прошлом.
— Я еще раз хочу сказать тебе, как я сожалею, — хрипло произнес он.
— За что? За то, что ты привел меня сюда? Впечатление стоило того. Найти такое захоронение! Красивое, сохранившееся. Значит, там есть гробница. И если бы я смогла прочесть остальную надпись, мы бы знали, кто в ней похоронен.
— Если мы не вылезем отсюда…
У нее задрожала нижняя губа. Уж если Джек считает, что нет выхода, значит, и в самом деле надежды нет.
— Ты всегда говорил: ради ценного открытия стоит рисковать.
— На этот раз я слишком далеко зашел.
— Нет, ты правильно сделал. Это я и любила в тебе. Твою готовность рисковать всем, лишь бы получить, что тебе надо.
— Я рисковал всем, чтобы вернуть тебя. Я не имел права привозить тебя сюда.
— А я рада, что приехала. Я люблю тебя, Джек. — Слезы бежали так быстро, что она не успевала их вытирать. — Если я должна умереть, я хочу умереть с тобой.
— Этого не будет! — Он с силой ударил кулаком в грязь.
— Но это уже есть…
— Прости, что я так и не устроил нам медовый месяц.
— И куда бы мы поехали? — спросила она.
— Я всегда хотел поехать на Бали.
— Там старые храмы.
— Прекрасные пляжи.
— Дружелюбные люди.
— Ты назначаешь мне свидание? — спросил он.
— Слишком поздно. Это было семь лет назад. — Она положила голову ему на плечо. Слишком поздно.
— Семь лет. А кажется, будто все было вчера. — Он провел ладонью по ее щеке. — Как насчет Мачу-Пикчу [3]?
— Я всегда мечтала туда поехать, — с завистью сказала она. — Может быть, нам стоит попытаться снова?
— Что? Зачать ребенка?
— Нет, — словно отрезала она. — Я не могу еще раз пройти через это. Если ты хочешь иметь ребенка…
— Я не хочу ребенка, я хочу тебя. Но, Оливия, я не могу измениться. Я всегда буду самоуверенным и занятым только собой типом, как ты сказала.
— А я всегда буду зайчихой-трусихой, как сказал ты.
— И я все равно буду любить тебя. — Он взял ее руку и крепко сжал. — Ты не носишь кольцо.
Кольцо, где на внутренней стороне выгравировано «навеки».
— Нет. Оно напоминает о моем провале.
— О нашем провале.
— Может быть, мы слишком легко отказались? — Она имела в виду, что это она слишком легко отказалась от их совместной жизни.
— Моя вина. Мне не следовало оставлять тебя.
— Нет моя. Мне следовало поехать с тобой.
— На этот раскоп я приехал по одной причине. Быть с тобой. Работать вместе. Убедить тебя, что мы принадлежим друг другу.
— Ты уверен? — встревоженно спросила она. — Ты уверен, что теперь не хочешь больше иметь детей, потому что…
— Я ни в чем не бываю уверен. Дети могут быть помехой. И кроме того, я ни с кем не хочу тебя делить.
— Значит, если мы выйдем отсюда…
— Не если, а когда…
— Джек, скажи честно! Я могу это выдержать. Какие у нас шансы?
Он долго молчал.
— Шансы неважные, — признал он. — Надо продержаться до утра.
— Ш-ш-ш, слушай. — До них донесся голос, такой слабый, что казался почти неслышным. Но это был реальный голос.
Джек почувствовал, как сердце рвется из груди. Это Ставрос!
Слабый голос пробился через блокированный камнями отрезок туннеля.
— Джек, вы внизу?
У Оливии слезы бежали по щекам.
— Это Ставрос! — Джек схватил ее за руки и поцеловал в щеку. — Мы здесь! — крикнул он. — Мы в порядке. Раненых нет. Вы далеко?
— На двенадцатом посту, — ответил Ставрос. — Шестьдесят метров. Здесь осыпались камни и завалили туннель. У вас чисто?
— Да, — подтвердил Джек. — Слава богу, — обратился он к Оливии, — если Ставрос в шестидесяти метрах, то блокировано не больше десяти метров.
Он не стал говорить Оливии, что, может быть, весь туннель забит камнями. Такая вероятность тоже не исключена. Волна страха накрыла все тело. Этот страх надо скрыть от Оливии. Она так отважно держалась! Никогда он не любил ее больше, чем сейчас. Когда они выйдут отсюда, он не отпустит ее от себя.
— Пост четырнадцатый рухнул, — прокричал Джек спасателям. — Тринадцатый мы не можем видеть. — Он рассчитывал время, какое понадобится, чтобы расчистить туннель. Ставросу необходимо помочь, иначе они никогда не выйдут отсюда.
— Вы один? — крикнул Джек. — У вас есть команда?
Прозвучал ответ, который ничего не прояснил. Звучал он примерно так: скоро вас увидим. Больше похоже на желание ободрить Джека.
— Он хороший человек, — заметил Джек. — И он знает, что надо делать.
Он не мог видеть Оливию, но что-то в ее молчании подсказало ему, что она плачет. Джек болтал, не умолкая, стараясь отвлечь ее от мыслей о худшем.
— Все зависит от размера камней, — продолжал он объяснять ей. — Нас могут освободить и через час, и через два.
— Это самый опасный момент, правда? — спросила она. Джек понял, что она вспомнила о раскопках на Кипре. Там туннель обвалился и заживо похоронил землекопа. — Если столбы рухнули, то сам факт раскопок может вызвать новый обвал камней, еще больший.
— И гробница будет отомщена за вторжение. Месть мумии, как в фильмах ужасов.
— Мы не знаем, чья это могила…
Вдруг тусклый луч света появился на вершине груды камней.
— Джек, — позвал Ставрос. Голос прозвучал так громко, что они оба вздрогнули. — Мы пришли.
Джек поднял Оливию на ноги. При свете фонаря увидел заплаканное лицо, пыльные волосы и крепко обнял ее, прижав к себе.
Понадобилось еще полчаса, чтобы расчистить от камней и расширить отверстие, через которое они оба могли вылезти и перебраться в открытый туннель. Когда они вышли из туннеля, стояла сплошная темнота. Ни луны, ни лампочек, ни команды спасателей. Только Ставрос. И еще двое мужчин встали среди ночи с постели, чтобы помочь ему.
Наконец встав на твердую почву, Оливия жадно вдыхала свежий воздух. Ноги подгибались, будто резиновые. Ведь она и вправду думала, что они так и умрут там, под землей. Она только не могла позволить Джеку узнать, как она боялась.
— Я беспокоился о вас, босс, — говорил Ставрос, энергично тряся Джеку руку. — Я сказал жене: я должен вернуться. Надо во всем убедиться, правильно? Потом я увидел, что показатель напряжения на генераторе отключился. А вас я нигде не нашел. Я подумал, что-то случилось. И начал копать. Потом эти два парня присоединились ко мне. — Он счастливо улыбнулся. — Когда я услышал ваш голос, я понял — вы живой.