Ее мужа. Оставленного мужа. Бывшего мужа.
— Ты не говорил мне… — начала она.
— Да, я здесь, чтобы закончить работу, начатую семь лет назад.
Оливия затаила дыхание. Что Джек имеет в виду? Только то, что он все-таки решил добраться до самого нижнего слоя захоронения на поле греческого крестьянина? Каждого археолога мучает мысль, будто он что-то не завершил. Такое же чувство мучает и ее. И здесь нет ничего личного. Определенно ничего. Он не имел в виду ее, он говорил лишь о работе.
— Другими словами, мы все будем вместе раскапывать Эрмуполис. Забавно, — подытожил Джек.
Забавно? Работать со своим бывшим мужем на том самом месте, где они встретились? Что же здесь забавного? В ее понимании это сплошные мучения.
— Почему ты не сообщил мне, что войдешь в состав экспедиции?
— Я подумал, что тогда ты можешь не поехать…
Он прекрасно знал, что она в этом случае точно не поехала бы.
— Ошибаешься! Я бы поехала! Ведь это самое монументальное захоронение из всех найденных в Греции. Твое участие в экспедиции мне совершенно безразлично, — проговорила она, гордясь собой за правильный подход к делу. — Почему я должна отказываться от такой возможности?
Лгунья! У нее так тряслись руки, что она боялась надорвать пакетик с крекером. Как ей хотелось, чтобы ему не было безразлично ее присутствие в команде археологов. Может быть, когда-нибудь до этого дойдет? Но не сегодня.
Он взял у нее из рук пакетик с крекером, надорвал, открыл и протянул ей. Проклятье, он всегда все замечал!
— Так, получается, что я по-прежнему ничего для тебя не значу, — вздохнул Джек. — Тебя заботят только твои изыскания. Поэтому ты и не захотела ехать со мной в Калифорнию.
— Ты знаешь, почему я не поехала с тобой. — Она испепеляла его взглядом. — Во-первых, ты не просил меня поехать. Во-вторых, там я не могла бы сделать ничего значительного. И в-третьих…
— Я не просил тебя поехать со мной, — перебил он, — потому что даже встречу с тобой мне приходилось назначать через секретаря. Ты была занята. Вся в работе.
— Да что ты говоришь! А ты был всегда доступен? Ты участвовал во всех комитетах. Даже уикенды ты проводил в делах.
— Никаких лучших занятий мне не оставалось. Тебя никогда не было дома. Я знал, что ты любишь свою работу, добиваешься успеха. И я был доволен. Но чем я был недоволен, так это твоим безразличием. Тебя не интересовало ничего из того, что я мог предложить.
— Это не правда! Я гордилась тобой. Твоей совершенной работой.
— О да, ты так гордилась, что даже не пришла на прощальный обед, который кафедра устроила для меня.
— Я говорила тебе…
— Ты говорила мне, что очень занята. Ты всегда была очень занята. Ты не могла найти пару часов?
— А зачем? Тебе мало было хвалебных слов сотрудников университета?
Он сощурился.
— Может быть. Но как приятно было бы услышать добрые слова от тебя. Но вместо этого ты прислала свою визитную карточку: «Желаю удачи». Ты даже не сожалела, когда не увидела меня перед отъездом. Ты испытала облегчение.
— Не говори мне, какой я была! Ты понятия не имеешь, что я чувствовала. — Джек не мог знать, как ее обидело, что он собрал вещи и уехал. Она не каменная. Да, она не гордилась своим поведением в тот день, когда он уехал и когда она закрыла последнюю главу их совместной жизни. — Послушай, Джек, сейчас не время разбираться в том, что случилось тогда. Это уже история. Единственное, о чем я тебя прошу: в следующий раз, когда тебе вздумается копать в моей экспедиции, дай мне заранее знать.
— Зачем? Ты собираешься снова вернуться с полпути?
Именно так она и поступила тогда. А теперь слишком поздно что-либо менять…
— Почему? — нарочито равнодушно удивилась она. — Прошлое есть прошлое. У нас было и хорошее время, когда мы вместе работали. Что мешает нам повторить это снова?
— Рад, что ты так сказала, — холодно проговорил он. — Сезон наверняка сложится для нас удачно. Только надо отделять мысли от эмоций.
— Пусть будет так, — согласилась она, только чтобы не спорить.
Он сел рядом с ней и вытянул ноги. Будто они случайные знакомые, а не женатая пара, несколько минут назад готовая перегрызть друг другу горло.
Оливия почувствовала, что он рассматривает ее. Он внимательно изучал ее, словно собирался классифицировать. Куда ее отнести — к поздним римлянам или к эллинам?
— Ты выглядишь лучше, — сказал он.
— Спасибо, — пробормотала она. Что он имел в виду? Лучше, чем несколько минут назад, или лучше, чем два года назад? Но она не станет спрашивать!
— Хорошо, что мы будем работать вместе. Еще один раз, — сказал он.
Еще один раз? А потом что? Подпишет ли он бумаги о разводе? Ознакомился ли он уже с ними? К ней он относится как к члену команды, с которым вместе работает. Как к участнику экспедиции с трудным характером, но не так, как к человеку, который значит для него все!
— Я читала твою статью в «Археологическом сборнике», — сказала Оливия, отчаянно пытаясь изменить тему разговора. — Интересные выводы.
Она не сказала «неправильные выводы». Но именно эти слова она имела в виду.
— Так ты не согласна со мной? — спросил он.
— Что на эпоху фараонов оказало влияние изменение климата? Это смешно. И у тебя нет доказательств.
— Ни у кого нет доказательств. Никаких. Оливия незаметно отодвинулась от него.
Теперь он для нее лишь коллега. Точно так же она относилась ко всем, кто будет работать на раскопках, например к Мэрилин Осборн. Это была женщина средних лет, археолог из университета в Питтсбурге. Сейчас она медленно ковыляла по палубе, направляясь к ним.
— Как вы себя чувствуете? — спросила она Оливию.
— Прекрасно. Благодарю вас, — натянуто ответила Оливия. Она не хотела, чтобы считали, будто у нее проблемы со здоровьем.
— Как сказал Гомер: «Берегись штормовых морей в мае». Вы бывали на Сирисе раньше? — спросила Мэрилин.
Оливия кратко переглянулась с Джеком.
— Да, несколько лет назад, — промямлила Оливия.
— Я собираюсь в бар, — Джек встал. — Мэрилин, вам что-нибудь принести? — (Женщина покачала головой.) — А тебе, любимая? — повернулся он к Оливии. — Еще чаю?
Она закусила губу. Как он смеет называть ее любимой!
— Нет, спасибо. — Как это на него похоже — исчезать, когда разговор становится рискованным! И еще притворяется, будто не получил бумаги о разводе…
Мэрилин заняла на скамейке место Джека.
— Я слышала, что вы женаты? Вы знаете, куда он пошел?
— Для меня это неважно. Мы сейчас в процессе развода. Мы… живем отдельно. Джек в Калифорнии, я — в Сайта-Кларите.
— Я понятия не имела… Надеюсь, это не прибавит нам трудностей?
— Нет, конечно, нет. Мы и прежде работали вместе. У нас это прекрасно получается. — И Оливия наградила Мэрилин, как она надеялась, уверенной улыбкой.
— Это очень профессионально с вашей стороны, — оценила услышанное Мэрилин. Я бы так не могла. Я замужем семнадцать лет. Роджер — домашний папа, к счастью для меня. Двое наших мальчиков сейчас подростки. Вы же знаете, что это такое.
— По правде говоря, не знаю. — Оливия почувствовала, как возвращается тошнота. Не мысль ли о детях-подростках этому причина? У нее вот нет детей и… никогда не будет.
— У вас нет детей?
Оливия встала и быстро подошла к краю парома. Годами никто не задавал ей этот вопрос. Наконец ее вырвало прямо у ног Джека, возвращавшегося с нижней палубы.
— О господи! Прости, пожалуйста, — пробормотала она, жаркая кровь бросилась ей в лицо.
— Что случилось? — Он положил руки ей на плечи. — Я думал, ты в порядке.
Просто я не выношу разговоров о детях.
— Не знаю. Наверное, ты прав, у меня слабый желудок. Мы скоро пристанем?
Джек взглянул на горизонт. Ему показалось, что он различает извилистую линию Сириса.
— Странно, — проговорил он и отошел от бортика парома.
— Ты о чем? — спросила Оливия, которая побрела за ним.
Слава богу, ей стало лучше. Он не выносил ее страданий. Это напоминало ему последние годы их совместной жизни. Оливия явно пыталась загнать в бутылку свои чувства. Но он знал, что она испытывает. Она всегда скрывала боль. И никто не жалел ее. Особенно он.
Нет, он пытался помочь ей, но она всегда поворачивалась к нему спиной. В конце концов он отказался от всяких попыток примириться и принял предложение ехать в Калифорнию.
Джек до сих пор размышлял, правильно ли он сделал, что уехал. Вероятно, надо было быть настойчивее. Тогда бы выстоял их брак. Но не все еще потеряно. Джек решил, что этим летом он вновь попытается наладить с Оливией отношения. Если здесь, на этом красивом острове, она не растает, тогда он отступит окончательно.
— Земли совершенно не видно. — Джек продолжал вглядываться в горизонт. — Такое в Эгейском море бывает не часто. И нигде никаких судов. Надо посмотреть карту.
Откуда-то с нижней палубы донесся сильный, громкий удар. Началась отвратительная вибрация. Оливию буквально бросило на Джека. В следующее мгновение к нему вернулись воспоминания…
— Что это? — спросила она, быстро освобождаясь из его объятий. Так быстро, что он почти не понял, была ли она в них. Сколько раз ему снилось, что Оливия возвращается к нему. Проснувшись, он обнаруживал, что Оливия за шестьсот миль от него. Или за шесть тысяч миль…
— Похоже, в машинном отделении что-то случилось, — сказал он, одной рукой держась за ограждение, другой приглаживая волосы. — Надеюсь, они смогут хотя бы управлять паромом. Иначе дело… плохо. — Пока он говорил, неуправляемое судно повернулось, быстро понеслось боком, потом остановилось.
На палубе толпились пассажиры, выскочившие из кают. Археологи окружили его и говорили все разом.
— Джек, что случилось?
— Что мы должны делать?
— Почему мы стоим?
— Успокойтесь, — обратился он к коллегам. — Сейчас я пойду поговорю с капитаном. А вы тем временем на всякий случай наденьте спасательные жилеты. — Он не был руководителем этой экспедиции. Руководил ими уважаемый ученый, профессор Тадеуш Роббинс. В данный момент профессор стоял на палубе, почесывал в затылке и озабоченно оглядывал собравшихся.