Вообще же знаю основательно работу ГПУ и Угрозыска». Учитывая, что Тейтель в «есенинские» дни 1925 года жил в «Англетере», выполняя неизвестное нам поручение, приглядеться к нему внимательнее будет нелишне.
В истории Активно-секретного отделения УГРО множество представляющих интерес для есениноведов имен, фактов, эпизодов. Вот еще одна существенная для нас деталь: 17 сентября 1925 года комиссия под председательством начальника АСО УГРО Г. Л. Гольцикера формировала Команду передвижного состава (Комперсо) ЛГМ. В списке (34 человека) значится Павел Петрович Петров, особо секретный агент ГПУ. Никакого отношения Петров к Комперсо не имел, ему, очевидно, требовалось легализировать швее не лишнее для него авторитетное удостоверение. (АСО УГРО — скопище прелюбопытных фамилий, некоторые из них небезызвестны и сегодня. В 1925 году агентами этого своеобразного филиала ГПУ были Николай Михайлович Невзоров, Герасим Иванович Ерин, Иосиф Станиславович Голембиовский).
Уверены, дальнейшие «разработки» архива АСО позволят глубже проникнуть в «тайну Англетера».
Глава 3. Вторая «кожаная куртка» Ленинграда
Милиционер Горбов, выйдя в 1930 году из тюрьмы, объяснил свое заключение критикой «некрасивых поступков» начальника губернской милиции Егорова и секретаря Ленсовета Леонова. Мало ли что, подумалось: ленсоветская работа многообразная, видимо, Леонов был связан по должности и с милицией, — может быть, дал в свое время нагоняй Горбову — вот тот и мстит.
После долгих поисков у нас в руках оказался «Трудовой список» Ивана Леонтьевича Леонова[15]. Читаем: родился в 1888 году в Новгородской губернии, русский (в одном из документов написано — по недоразумению? — «латыш»). Работал строителем, телеграфистом, садоводом (последнее — сомнительно, скорей всего — конспирировался), строгальщиком по металлу на Балтийском заводе, перед революцией не раз арестовывался, находился на нелегальном положении. В 1917–1918 годах — заместитель председателя Василеостровского Совета. Далее: «Октябрь 1918— 1 октября 1919. Петроград. ЧК — член коллегии. 1 октября 1919 — декабрь 1920. — Председатель Иваново-Вознесенской ЧК. Декабрь 1920—декабрь 1921. — Начальник Особого отдела и зам. Председателя Московской ЧеКа. Декабрь 1921 — март 1927. — Ленинградское ГПУ. Зам. начальника (курсив мой. — В. К.). 16 марта 1927 — секретарь Ленинградского Совета. 2 октября 1929. — Уволен».
Так вот, оказывается, на какую важную чекистскую птицу указал Горбов! Леонов, конечно же, по службе знал уже знакомых нам Егорова и Петржака. В Москве он, разумеется, встречался с Троцким и Дзержинским, ходил в заместителях у Станислава Мессинга, в интересующее нас время первой «кожаной куртки» Ленинграда.
Леонов мог знать Есенина по его приводам на Лубянку («Дело о "Зойкиной квартире"», август (?) 1921 года, и др.).
Так одна лишь фраза в заявлении участкового надзирателя Горбова привела в ленинградский чекистский штаб, располагавшийся в 1925 году на улице Комиссаровской (бывшей Гороховой) в доме № 4.
Довольно неожиданный поворот сюжета. Понадобилось познакомиться с Леоновым поближе — таким образом проясняются его служебные и другие связи. С трудом продираемся через старые бумажные залежи — уж очень засекречен и доныне таинственный фигурант. Но мир не без добрых людей. Мало-помалу потайной ларчик открывается. Различные источники помогли дополнить биографию заместителя начальника Ленинградского ГПУ.
В партию он вступил в 1914 году. (Почему-то освобожден от участия в войне.) Служил по классовой совести, награжден именными золотыми часами и почетным чекистским знаком. В начале 20-х годов водил дружбу с Г. Ватнер и другими политиканами, увивавшимися вокруг Троцкого. Когда последнего исключили в 1927 году из ВКП(б), стала закатываться и звезда Леонова. Его тогда пригрел бывший вожак (1919 год) петроградских чекистов Николай Павлович Комаров, ставший к тому времени секретарем Ленгубисполкома, а с марта 1926 года — его председателем, одновременно являясь главой Ленсовета.
Леонов известен в Петрограде как жестокий каратель. За превышение власти ему однажды даже объявили выговор. В 1929 году, когда его единоверцев и приятелей по разбойным делам сажали пачками в тюрьмы, он выжил, перейдя на хозяйственную работу, и даже попробовал выкарабкаться вновь на службу в тайное ведомство (в 1931–1932 годах в Иркутске), но не удержался. Вероятно, в 1932-м или несколькими годами позже его «пригласили на казнь». На наш взгляд, справедливо.
Сохранились секретные когда-то записки Леонова (1925 год) в профсоюз работников искусств (РАБИС), в Севзапкино 1925 г.[16] и в другие организации с «просьбами» выслать в СОЧ (Секретная оперативная часть) ГПУ, которой он командовал, бланки удостоверений и т. п. «с оперативными целями». Ведомство Леонова присматривало за «Англетером», что подтверждается, к примеру, недавно рассекреченной следующей служебной запиской от 6 октября 1925 года:
«Тов. Гальперштейну.
Прошу Вашего распоряжения о предоставлении одной комнаты на льготных условиях в гостинице "Англетер" подателю сей записки.
[Подпись неразборчива]».[17]
«Просьба» адресована Борису Марковичу Гальперштейну, заместителю заведующего губернским отделом коммунального хозяйства (губоткомхоза). Публикуемый документ подтверждает ту мысль, что Есенина не могли поселить в гостинице «по блату». Уж если всемогущее ГПУ считает необходимым выполнять формальные требования, то никакие знакомцы поэта не могли обойти строгие бюрократические рогатки!
О многом мы уже не узнаем никогда, потому что наиболее секретные бумаги сопровождались фельдъегерями ГПУ, знакомившими «своих людей» с соответствующей информацией. Для непосвященных приведем образец «расписки» по каналу фельдъегерской чекистской связи.
«Форма № II К пакету №
РАСПИСКА
Пакет, адресованный на тов. за № от (учреждения) под сер. "К" для вручения в собственные руки адресата без права передачи и вскрытия другими лицами, доставленный фельдсвязью ОГПУ
Принял
Должность
Доверенность за № от числа «» 192 г.
подпись разборчива Примечание: Расписка вручается лицу, дающему пакет, немедленно».
Вернемся к Леонову — ключевой, на наш взгляд, фигуре в «англетеровской» истории. У нас есть возможность «побывать» у него дома с помощью обнаруженной нами домовой книги (1929 г.). В огромном здании по улице Красных зорь (затем Кировский проспект, ныне — Каменноостровский), 26/28, проживала ленинградская советско-партийная номенклатура. В 20-й квартире (четыре комнаты, 175 кв. м) располагался Сергей Миронович Киров с женой Марией Львовной Маркус и домработницей Евдокией Ильиничной Агаповой. В 47-й обитал председатель Ленсовета, упомянутый выше Н. П. Комаров. Рядышком, в 45-й, жил травивший Есенина в газетах профессор литературы Л. Р. Коган. С именем поэта связано еще несколько проживавших в доме лиц (подробнее о них мы еще поговорим). Среди прочих — И. А. Мессель, брат главного врача «Скорой помощи», Н. В. Балдин, врач той же службы, журналисты Н. И. Шавлюга-Кантор, Татьяна и Клара Елькович (об их брате, главном редакторе вечерней «Красной газеты», будет речь особая). Дом напичкан чекистами, партработниками высокого ранга, чьи фамилии не пустой звук в советской истории Ленинграда. Любопытная деталь: в квартире № 151 поселились однофамильцы поэта — Есенины: студент политехникума Федор Степанович и шофер Стефан Михайлович.
А вот и «наш» И. Л. Леонов! Квартира № 2 (четыре комнаты, 113 кв. м) несколько меньше, чем у Кирова, но тоже солидная. Сердечный покой Ивана Леонтьевича оберегала Геся Соломоновна Самоварова, шифровальщица ГПУ (ох уж эти конспираторы!), пристроившая у себя под боком сестричку, студентку мединститута. Как и положено большому начальнику, Леонов имел прислугу, жившую здесь же Елизавету Осиповну Иванову.[18]
Наше «посещение» дома на улице Красных зорь не привело к открытиям, однако, согласитесь, кое-что прояснило и — главное — обозначило новые тропинки исследований.
Глава 4. Сексот ГПУ «с волчьей головой»
Информацию о «кожаных куртках» 20-х годов добывать очень сложно. Заглянуть бы в их досье, хранящееся в архиве ФСБ, но там, понятно, свои, жесткие порядки и рассчитывать на распахнутые двери не приходится. Поэтому сбор этих сведений идет медленно, окольными зигзагообразными дорожками. Именно таким образом удалось «расколоть» сексота ГПУ Вольфа Иосифовича Эрлиха (1902–1937). Нам в руки попало его студенческое «дело», из которого выяснилось следующее.
7 июня 1902 года раввин Симбирска И. Гальперн записал: «…у провизора Иосифа Лазаревича Эрлих[а] от законной его жены, Анны Моисеевны, родился сын, которому по обряду Моисеева закона дано имя Вольф» (Волк). Через 28 лет он пропоет свою «Волчью песнь»:
Я ли это —
С волей на причале,
С песьим сердцем,
С волчьей головой?
Пой же трубы гнева и печали!
Вейся, клекот лиры боевой!
И далее:
Но когда заря
Зарю подымет
В утренней
Розовоокой мгле,
Вспомню я простое волчье имя,
Что мне дали на моей земле.
И,храпя
И воя без умолку,
Кровь свою роняя на бегу,
Серебристым
Длинномордым волком
К вражьему престолу пробегу.
В этом «романтическом» стишке речь, конечно, идет о коммунистической заре и ненавистном царском престоле. Метафора «с песьим сердцем» отражает внутреннюю сущность Эрлиха, внешне добродушного, приветливого, открытого, на самом же деле — злобного, скрытного, холодно-циничного.
После окончания 2-й симбирской советской школы 2-й степени имени В. И. Ленина он в 1919 году поступил на историко-филологической факультет Казанского университета, где числился до июня 1921 года. Именно числился, потому что сам в одной из анкет указал: «…добровольно служил в 1920–1921 в санчасти Приволжского военного округа». Врет, так как в другой анкете приблизился к правде: «Служба в Красной Армии: работал в качестве секретаря педагогической лаборатории Главн[ого] политического] Управления Просвещения] Комитета Татарской]республики» (официальное название требует уточнения). И еще дал справку: в 1920 году проходил курс всеобуча в 9-м взводе 1-й роты 1-го пехотного Казанского территориального полка. Как видим, «волк» вилял овечьим хвостом.