[35], директором которого был недавно сменивший О. Ю. Шмидта один из основоположников сейсморазведки, член-корреспондент (впоследствии академик) Г. А. Гамбурцев.
Заметим, что за работы, проделанные в конце 40-х годов XX века в ЦАГИ, в 2010 году С. П. Капица был избран в Международную академию астронавтики.
Любовь и семья
Мужчины по фамилии Капица всегда были талантливы во всем, включая умение делать свою семейную жизнь счастливой, независимо от времен и правителей, наград и репрессий, революций и войн.
Выбор в жизни человека бывает всегда, и предоставляется он не один раз. Вот только предполагает он, как правило, сразу несколько разных вариантов, и человек зачастую теряется, не умея понять, что для него сейчас самое главное.
Капицы отличались как раз тем, что умели делать талантливый выбор, причем делать его сразу, не колеблясь. Это касалось и профессии, и учебы, и работы, и научных идей, и умения быть учениками и учителями… И любви. Женщины, ставшие их женами, всегда были исключительными: смелыми и умными, прекрасно образованными и неотразимо красивыми. И это еще вопрос, кто кого выбирал, когда дело касалось не физики, а любви.
Сергей Петрович Капица часто рассказывал, что его будущая жена, Татьяна Алимовна, заметила его еще в школе. В 1937 году она бегала вместе с другими одноклассниками смотреть на него, «новенького» третьеклассника из Англии, которого провожала в школу за ручку настоящая англичанка, Сильвия! Это тогда поразило многих «мопсов», как дразнили на Остоженке учеников школы МОПШ — Московской опытно-показательной школы им. П. Н. Лепешинского.
Хотя Сергей Петрович и любил рассказывать о их школьной встрече, но, честно говоря, вряд ли девятилетний мальчик мог выделить и запомнить худенькую барышню, к тому же старше себя. Скорее всего, увидела и запомнила его она, Татьяна Алимовна, но, слушая каждый раз, как об этом вспоминал муж, она лишь молча улыбалась…
На самом деле Сергей впервые по-настоящему смог как следует рассмотреть Татьяну на Николиной Горе, спустя 11 лет, — и влюбился сразу же, безоглядно, навсегда.
Сергею был 21 год, Татьяне — 28 лет, но ей нельзя было дать и восемнадцати. Она была дочерью известного врача, доктора медицинских наук, профессора Алима Матвеевича Дамира, к тому времени окончила биологический факультет МГУ. Хрупкая, миниатюрная девушка с необычно яркими восточными глазами — и высокий, тогда довольно неуклюжий, но с европейскими манерами молодой человек. На дворе стоял 1949 год. Позади первые, трудные послевоенные годы, страна с воодушевлением строила социализм. Физики были в почете.
У Татьяны было две сестры: старшая Елена стала известным врачом и работала в Боткинской больнице, младшей в семье была Наталья.
Сергей Петрович писал в книге своих воспоминаний: «Таня, конечно, привлекала внимание многих, ее тонкая восточная красота, ведь ее бабка была турчанкой, производила на всех сногсшибательное впечатление. И я был, наверное, самым младшим из всех, кто добивался ее внимания. Когда я впервые ее увидел, на ней было черное облегающее платье с приколотым большим красным цветком. Как потом выяснилось, это платье она сама переделала из старого маминого».
На дачах Николиной Горы в то время собиралась пестрая и шумная компания молодежи: однокурсники и друзья Сергея по МАИ, соседи по дачам — ребята, прошедшие войну. Они были старше всего на несколько лет, но разница между фронтовиками и студентами была огромная, хотя и не мешала оживленно общаться и всем вместе ухаживать за «дачными» барышнями и их подругами.
За Татьяной ухаживали многие, но из всех поклонников она остановила свой выбор на Сереже Капице, и через год они поженились. По словам Сергея Петровича, это стало самым важным событием в его жизни, если не считать его собственного появления на свет. Однажды на заданный журналистом вопрос: «Ваше самое большое достижение?» — мгновенно ответил: «Женитьба на Татьяне».
Свадьба вышла непохожей на обычную, да и вообще на свадьбу. Отмечали событие в квартире на Ленинском проспекте, чтобы у опальных родителей жениха появился благовидный повод и возможность выехать на целый день в Москву из своего домика, «сторожки» из бруса 15 на 15 метров на Николиной Горе.
Еще один неизбежный исторический экскурс. Жизнь для Петра Леонидовича и Анны Алексеевны стала особенно невыносимой, когда властям показалось недостаточным снять Капицу-старшего с поста директора созданного им же Главкислорода и запретить ему преподавать в университете.
Под тем предлогом, что «дача казенная», на Николину Гору нагрянули несколько солдат с предписанием вывезти всю мебель, а заодно, судя по тому, как почти открыто простукивались дачные стены и тянулись провода, нашпиговать ее подслушивающими устройствами. По территории постоянно шныряли какие-то незнакомые коротко подстриженные личности, соседи перестали заходить «на огонек». Знакомым с Петром Леонидовичем академикам (особенно задействованным в атомном проекте) строго «не рекомендовали» бывать на даче у Капицы. Очень многие последовали этому совету, поэтому дачный дом, обычно такой живой, многолюдный, наполненный разговорами, шутками, смехом, теперь стал тих, казался неприветливым и все более напоминал заброшенное строение.
Учитывая все эти печальные обстоятельства, вместо веселой свадьбы с родственниками и молодежью получилась, скорее всего, полулегальная встреча опального Петра Леонидовича со своими друзьями и коллегами. Но даже в Москву на Ленинский проспект, 13, на свадьбу сына рискнули приехать только самые давние и близкие Петру Леонидовичу друзья… Академики уединились в кабинете Капицы-старшего, охранники остались в комнате с молодоженами и остальными немногочисленными гостями, сгрудившись поближе к кабинету Петра Леонидовича. Татьяна Алимовна навсегда запомнила, как один из них, сев на шляпу какой-то из жен академиков, так мрачно и проторчал на ней весь вечер под дверью кабинета.
Алла Мостинская:
— Однажды мы сидели на дачной кухне с Татьяной Алимовной Дамир за круглым большим столом, где всегда умещалась уйма народа: родственники, дети, внуки, друзья детей и внуков. Последним, чтобы всем разместиться, подвигался к дивану уже отдельный стол. Не стало Сергея Петровича, и дом постепенно опустел, а стол сразу стал казаться слишком большим.
Татьяна Алимовна вдруг начала вспоминать первые месяцы их знакомства, свадьбу. За скупыми, неторопливыми словами угадывалась бурная и яркая жизнь, полная самых разных, но чаще драматичных событий: «Я познакомилась с Сережей на Николиной Горе… Это было очень давно. Моя подруга, Наташа Кекчеева, жила рядом, и я к ней приехала. Мне понравились два мальчика: Сережа Капица и Саша Чудаков… Сережа проявлял большую настойчивость. Но это было неудачное время, и многие считали сумасшествием иметь с ним дело, поскольку в это время его отец был в опале. Очень грустно было смотреть на их разбитую семью, они никогда не ночевали в Москве, многие родители запрещали своим детям бывать в этой семье, боялись арестов. Хотя в Москве была большая квартира, кабинет, они (родители Сергея Петровича) всегда уезжали на дачу. И мы должны были по очереди к ним ездить. Сейчас, когда мне самой приходится жить здесь в одиночестве, я очень хорошо понимаю, как необходимы были для них наши приезды.
Там тогда не было отопления, печи были как в вагонах — в виде автоклава. Круглые такие, обшитые железом, они плохо отдавали тепло. Первая зима, которую они провели на даче, была особенно мучительна для них. Сделали камин и постоянно сидели у камина. Три поручения я выполнила, оказавшись в их семье. Первое — усыпить собаку, у которой от холода парализовало задние ноги, потом — отдать домработницу в психиатрическую больницу. И, наконец, продать машину по объявлению, чтобы было на что жить»…
Со всеми этими заданиями «новобрачная» справилась. Машину, спортивный двухместный «бьюик», подаренный Г. К. Орджоникидзе Капице еще в конце 1920-х годов, отогнала в Москву и продала. Пока ехала от Николиной Горы до столицы, переживала страшно: водить машину она, конечно, умела, а вот прав водительских у нее тогда и в помине не было!
Первые годы семейной жизни оказались настоящим испытанием для всех.
В огромной квартире на Ленинском проспекте, где молодоженам пришлось жить целых 20 лет, народу хватало. Кроме Сергея Петровича и Татьяны Алимовны там оказалось еще три семьи родственников, с детьми, невестками, старыми няньками, а иногда и с деревенскими домработницами.
Невестки любили петь в самодеятельности. Спевки и занятия проходили прямо в квартире, при этом предпочтение отдавалось каким-то украинским операм. Разучивали их днями напролет, громко и хором.
Молодые домработницы, спавшие из-за перенаселенности квартиры на деревянных антресолях, сколоченных в ванной, иногда дрались, а единственная на всех кухарка оказалась бывшей женой царского полковника и возненавидела всех и сразу, только переступив порог квартиры…
Порядок в квартире навела Анна Алексеевна, очень решительно и необычно. Даже такая же отважная и умная невестка, как Татьяна Алимовна, удивилась — и запомнила введенную в практику систему дежурных жен.
«Я такого ни в одной стране не видела. Кухарка приходила, она ненавидела эту работу. Она была вдова полковника. Она нас всех презирала. Во-первых, за возраст; во-вторых, денег получала мало. Капицы давали по 300 рублей на семью. Дежурная жена должна была месяц на эти 300 рублей закупать продукты и иметь дело с этой кухаркой. Тяжелее всего было тем, кто работал и не мог вникать в то, что готовила кухарка. Деньги были ничтожные, и готовила она еду из субпродуктов: вымя, легкие… А едоки были молодые мужчины: Андрей, Леня, Сережа. Работающим мужчинам хотелось мяса…» — вспоминала Т. А. Дамир.
Дежурные жены по очереди несли свое дежурство по всей квартире. Они отвечали за питание, уборку, детей на всех 250 квадратных метрах. Это был для невесток от свекрови, выражаясь по-современному, чистый «квест» или «адвенчура».