трович предложил построить в Пущине накопитель. У нас его проектировали. Сергей эту идею протаскивал, но не получилось. Он промахнулся: решение такой задачи было по плечу только большому коллективу. А у нас было только два-три человека. Тем более что не готовы были и пользователи. Надо было делать станции для работы с СИ. Позднее Будкер в Новосибирске сделал такой источник. Во всем мире они есть. Вот было еще такое направление его деятельности, которое долго его занимало».
«После успешного окончания принципиальных работ по созданию микротрона, работа в лаборатории приняла более спокойный характер, — замечает доктор технических наук, а во время работы над «Микротроном» один из студентов С. П. Капицы Л. Б. Луганский. — Кто-то занялся другими разработками, кто-то продолжал разрабатывать усовершенствования и улучшения в конструкции ускорителя. Я чувствовал, что Сергей Петрович тяготился создавшимся положением, ему стало как-то скучновато. Его характер требовал чего-то другого.
Сейчас я понимаю, что Сергей Петрович был другого склада человек, его больше интересовали более общие вопросы, я бы сказал, что его больше влекла философия науки, нежели сама наука, требующая кропотливой, скрупулезной, повседневной педантичной работы, а он был скорее артист по своему характеру. Именно поэтому общественная, научно-популяризаторская, телевизионная деятельность оказалась ближе его натуре, и именно там он добился самых больших успехов. Я помню, как многие его коллеги скептически оценивали его работу над книгой «Жизнь науки». Академик Г. И. Будкер, о котором я говорил выше, прямо советовал ему «прекратить заниматься ерундой», и я, вспоминая сейчас об этом со стыдом, был с ним тогда полностью согласен. Только повзрослев, поработав несколько лет на кафедре общей физики в МФТИ, когда Сергей Петрович был заведующим этой кафедрой, я отказался от точки зрения, что «только в физике соль, остальное все ноль, а филолог, историк — дубина» (так поется в студенческой физтеховской песне). Помню, как на очередном собрании кафедры перед началом нового учебного года Сергей Петрович призывал к разнообразию подходов в науке и педагогике. При этом он сказал очень понравившуюся мне фразу о том, что «человеческое общество очень похоже на зоопарк, а зоопарк интересен только тогда, когда в нем имеются самые разнообразные животные».
В начале 1970-х годов Сергей Петрович обратил внимание на синхротронное излучение, возникающее при движении быстрых электронов по криволинейным траекториям. Он сразу понял возможности этого инструмента для исследований в физике, химии и биологии. Он сумел заразить своим энтузиазмом многих специалистов в различных областях науки и добился, чтобы Президиум АН СССР принял в 1972 году постановление о создании Комиссии по синхротронному излучению. Председателем этой комиссии был назначен член-корреспондент АН СССР (впоследствии академик) В. И. Гольданский, С. П. Капица стал заместителем председателя, а меня назначили ученым секретарем этой комиссии.
Идея создать специализированный источник синхротронного излучения его очень увлекала, и он организовал в ИФП маленькую группу, куда он включил Е. Л. Косарева, Л. Б. Луганского и конструктора Л. М. Зыкина. Эта группа разрабатывала проект накопительного кольца электронов с микротроном в качестве инжектора. Мы продвинулись достаточно далеко в разработке этого проекта.
Поначалу Сергей Петрович предполагал построить такой накопитель на территории ИФП. Однако П. Л. Капица воспротивился этой идее. Ему не хотелось, чтобы на территории ИФП находился центр коллективного пользования (а это действительно должен был быть такой центр, в котором количество обслуживающего персонала и приезжающих потребителей было бы сравнимо со всем Институтом физических проблем). П. Л. Капица сказал следующее: «Получается, что мы вырастим девочку, а пользоваться ею будут другие». Некоторое время С. П. Капица и его группа подыскивали другое место для размещения такой установки. Очень привлекательной одно время была идея построить источник синхронного излучения в Пущине, на базе Института биофизики АН СССР, там даже была готовая площадка для этого. Однако эта идея не была реализована из-за резких возражений радиоастрономов. Дело в том, что там, в Пущине, находится радиотелескоп (Пущинская радиоастрономическая обсерватория), ведущий наблюдения радиоизлучений из окружающего космического пространства. Наличие поблизости от него мощной ускорительной установки могло создать сильные помехи, которые сделали бы невозможным прием исключительно слабых радиосигналов, приходящих к нам из Вселенной.
После этих событий в 1976 году П. Л. Капица перевел меня в институте на другую работу, после чего наше тесное научное сотрудничество с Сергеем Петровичем практически прекратилось. Мы, конечно, встречались в институте, Сергей Петрович всегда интересовался, чем я сейчас занимаюсь, делал иногда очень полезные для меня замечания. Но сам Сергей Петрович в это время увлекся вопросами народонаселения. Эта его деятельность также не вызывала одобрения в ИФП, поэтому он начал постепенно отдаляться от института. Стал все реже появляться в лаборатории, перестал регулярно посещать ученый совет института, перенес свою деятельность в другие научные учреждения…
Но идеи Сергея Петровича о создании специализированных источников синхротронного излучения не заглохли. Их подхватили другие исследователи. В настоящее время у нас в стране действуют два специализированных центра синхронного излучения: в Институте атомной энергии им. И. В. Курчатова на базе специально построенного накопителя электронов (открыт в 1999 году) и в Институте ядерной физики им. Г. И. Будкера (создан в 1981 году) на базе электронных накопителей ВЭПП-З и ВЭПП-4 (ВЭПП-4 — ускорительный комплекс, коллайдер. — А. М., Н. Б.)».
В течение многих лет под руководством С. П. Капицы на микротроне ИФП совместно с Институтом геохимии и аналитической химии им. В. И. Вернадского (ГЕОХИ РАН) успешно проводились работы по высокочувствительному гамма-активационному анализу состава вещества. Особенно следует отметить достижения при определении содержания газовых примесей (азот, кислород, углерод). В этих работах была достигнута рекордная чувствительность анализа, составляющая миллионные массовые доли.
Микротрон нашел широкое применение и в медицине. Он используется и для получения радионуклидов для терапии, и для позитронной томографии, и для анализа плазмы крови, и для лучевой терапии. Известно, что ионизирующее излучение повреждает злокачественные опухоли в большей степени, чем нормальные ткани, где эти опухоли растут, и это позволяет уничтожать раковые опухоли, не повреждая здоровые структуры. Первый образец терапевтического микротрона был установлен в Московском онкологическом институте им. П. А. Герцена в 1982 году. Всего в больничные учреждения страны было поставлено шесть терапевтических микротронов.
Микротрон нашел применение и как дефектоскоп, открывающий новые возможности. Г. Д. Богомолов вспоминает, что одна из ракетостроительных фирм предполагала применить его для контроля твердого топлива. Он применялся для дефектоскопии корпусов атомных станций и судовых конструкций…
С. П. Капица был заместителем председателя Комиссии по синхротронному излучению при Президиуме АН СССР, принимал активное участие в организации создания в нашей стране источников синхротронного излучения. Развитие этой техники в настоящее время привело к мощному направлению исследований в различных областях науки.
«Прогресс экспериментальных исследований во многом определяется развитием новых методов, часто базирующихся на достижениях смежных областей науки. В последние годы стали ясны исключительные возможности синхротронного излучения (СИ), возникающего в мощных ускорителях электронов — синхротронах и накопительных кольцах установок со встречными пучками. Если раньше СИ рассматривалось скорее как досадная помеха работе этих машин, то теперь оно, несомненно, привлекает все большее внимание исследователей самых разных специальностей, — писал Сергей Петрович в статье «Источники синхротронного излучения: настоящее и будущее» в 1975 году в «Вестнике Академии наук СССР». — Синхротронное излучение, которое можно назвать также магнитно-тормозным, возникает при движении, точнее, при центростремительном ускорении быстрых электронов в сильном магнитном поле».
В конце 1980-х годов эти сложнейшие устройства были серьезно усовершенствованы, выведены на новый уровень, было решено большое количество сопутствующих задач, а микротроны, способные решать новые задачи, были подготовлены для выпуска отечественной промышленностью «для ядерной промышленности и для медицины». Но к руководству страной пришли новые люди, большинству из которых наименования научных приборов, содержащие свыше двух слогов, казались пережитками советского империализма, нужными лишь для утверждения в своей правоте военно-промышленного комплекса.
Работа в Институте физических проблем была связана и с тем, что Сергей Петрович в некоторой степени вновь попал под родительское влияние — ведь директором института был его отец. Как всегда, в этом были и приятная сторона, и значительное стеснение.
В доме отца Сергей Петрович не раз встречался со светилами отечественной науки: Н. Н. Семеновым, Л. Д. Ландау, Л. А. Арцимовичем, А. П. Александровым, Ю. Б. Харитоном, И. Е. Таммом, П. А. Черенковым, И. М. Франком, А. Д. Сахаровым…
«Потом я не раз встречался с Сахаровым. Как-то он позвал меня к себе на квартиру. Он незадолго перед этим овдовел и жил один, в довольно растерзанном виде, плохо одет, в кухне полно грязной посуды, все это производило грустное впечатление. Но разговор с ним был очень интересен. Последняя встреча была такая. Это было перед нашим вхождением в Афганистан и ссылкой Сахарова в Горький.
Елена Боннэр обратилась к отцу с просьбой подписать письмо в защиту некоего диссидента. Отец отказался, сказав, что он никогда не подписывает коллективных писем, а если это надо — пишет сам, кому надо. И отказал ей, но чтобы как-то смягчить это дело, пригласил их отобедать. И меня тоже позвал. Обедали впятером: Анна Алексеевна, Петр Леонидович, я и Сахаровы (на самом деле Сахаров и Боннэр еще не были женаты. —