чику нравилось ездить вдоль извилистой реки Кем, давшей название городу, мимо Кингс-колледжа, через мосты, мимо аккуратных зеленых лужаек…
Запомнилось Сереже и его знакомство с часовней Кингс-колледжа — одним из шедевров готической архитектуры, построенным во второй половине XV — начале XVI века. Но знакомство это запомнилось вовсе не по причине великолепия сооружения, а из-за страха, который готика внушала мальчику.
«Считалось, что, как профессорский сынок, я должен получить музыкальное образование, и меня отдали в этот хор (знаменитый хор мальчиков Королевского колледжа. — А. М., Н. Б.). Петь надо было в церкви, в том самом огромном готическом соборе. Особых способностей у меня не оказалось, но каждый раз, когда я попадал внутрь собора, меня так подавляло это темное высокое пространство, что я терял даже остатки того голоса, который у меня был. Готика и мрак наводили на меня совершенно суеверный ужас, и я не в силах был его преодолеть. Более того, когда через много лет я опять попал в церковь Кингс-колледжа, то вновь почувствовал отголоски того страха», — писал Сергей Петрович в своих мемуарах.
Захватывающим «открытием» стал и подаренный отцом большой металлический конструктор «Мекано» («Meccano»), из которого можно было собрать множество разнообразных машин и механизмов. Позднее подобные конструкторы широко распространились по всему миру. Еще до войны они появились и в СССР. Мальчик оказался настолько увлечен подарком, что об этом даже поставили в известность его де-душку-академика: в Ленинграде тот прочитает в письме от дочери следующие строки:
«14 октября 1933 г., Кембридж.
…Дети здоровы, оба очень веселы. Сережа… так занят «Мекано», все время строит и строит. Когда не скоро засыпает, я ему говорю: «Что не спишь?» Он отвечает, что думает и обдумывает, как бы лучше сделать машину, которую он хочет строить. Чаще строит не по книгам, а «из головы», как он говорит».
Современное поколение родителей довольно редко задумывается о значении игрушек в жизни ребенка. Им кажется, что достаточно выбрать привлекательную и полезную на первый взгляд зверюшку или куклу, издающую разные звуки и поющую песни на разных языках. А дети поиграют часик-другой — и забрасывают ее, отдавая предпочтение обычной дудочке или кубикам, ведь с ними можно что-то делать, то есть играть по-настоящему, добавляя к своему жизненному опыту знания и умения, которые пробуждают фантазию и творчество и поэтому дарят искреннюю радость. Подобные игрушки остаются с детьми надолго и запоминаются на всю жизнь.
Именно таким был для нашего героя конструктор «Мекано», который подарили мальчику родители, даже не подозревая о том, что он станет любимой забавой не только ребенка, но и отца. В последующем этому конструктору предстояло отправиться в дальнее путешествие из Кембриджа в Москву, в какой-то мере он помог молодому человеку выбрать направление профессиональной деятельности.
Только после войны след любимой игры затеряется. А сейчас отец и сын, удобно устроившись на ковре у камина в доме на Хантингдон-роуд, долго и самозабвенно скрепляют винтиками металлические пластины, кронштейны, уголки — и появляются автомобильчики и тележки, краны и тракторы, аэропланы и мосты… Конструктор давал поразительные возможности, и было непонятно, кто больше увлекался игрой: старший Капица, будущий нобелевский лауреат и организатор науки в советской России, или его сын, знаменитый в будущем физик и самый известный популяризатор науки в нашей стране. Они оба были заняты одним делом, позволявшим создавать простые и одновременно полезные для людей механизмы. Было также неясно, кого из них приглашали на ланч: ведь обоих звали Питер, только старшего — когда говорили на русском, младшего же, Сережу, — когда к нему обращались на английском.
Каждое утро Сергея ожидало много удивительного, стоило только проснуться в солнечной комнате окнами в сад: и добрая мудрая мать, и сильный веселый отец, и непоседливые товарищи в детском саду Фелиции Кук, и неисчерпаемый «Мекано», и быстрый велосипед, и маленький игрушечный «воксхолл» с открывающимися дверцами и капотом, и большой «воксхолл» — отцовский, и игры в рыцарей с другом — Ричардом Эдрианом, будущим лордом Англии, и крошечный братец, и, конечно же, замечательные книжки с картинками.
Книги, которые читает ребенок в детстве, оказывают на его воспитание самое значительное, порой первостепенное влияние. Сергей Петрович прекрасно сознавал это и оставил в своих мемуарах следующее размышление:
«В детстве я очень любил книжку «Ветер в ивах», «Wind in the Willows» — по-английски название звучит гораздо романтичней. Написана она в начале XX века Кеннетом Грэмом. Там описывается жизнь зверей, точнее людей с разными характерами, которые превращены в зверей. Эти существа живут на реке, на реке жизни. Эта книжка чудно проиллюстрирована штриховыми рисунками, которые воспроизводятся из издания в издание. Она до сих пор стоит у меня на полке, и даже через много лет я иногда с удовольствием рассматриваю ее и переношусь в те времена. «Винни-Пух», который у нас так популярен, мне кажется литературой более детской и менее серьезной, чем эта книга.
Бабушка Ольга Иеронимовна Капица заботилась о нашем чтении и постоянно присылала из России детские книжки. Она была профессором Педагогического института им. Герцена в Ленинграде и занималась детской литературой. Бабушка, несомненно, оказала большое влияние на поросль молодых и талантливых детских писателей, которая тогда сформировалась в Ленинграде; туда входили Маршак, Бианки, Житков. Они создали то, что сегодня называется советской детской литературой. Это было, по-моему, очень заметным делом в то сложное и тревожное время. Недаром Маяковский говорил, что для детей надо писать как для взрослых, только лучше».
Выступая в Кембридже в 1989 году, в день столетия своего отца, Сергей Петрович, в частности, сказал: «В нашем доме по Хантингдон-роуд, 173, где теперь живут русские стажеры, сразу за дверью, что ведет в гараж, висел огнетушитель, а на его черном баллоне был изображен красный дракон. Я так боялся этого дракона, что не мог пройти мимо него. Я ждал того момента, когда отец пойдет за машиной и откроет ворота гаража, и только тогда я шел за своим велосипедом. Как часть воспитания профессорского отпрыска меня водили петь в хор при Кингс-колледже. И снова сумрачное пространство знаменитого готического собора вселяло трепетный страх. Еще помню, как я был в старой Кавендишской лаборатории, где видел необыкновенную установку Кокрофта и Уолтона. Ее громадные изоляторы уходили глубоко ввысь под самые перекрытия чердака, а внизу была небольшая каморка, закрытая плотной черной материей. Именно там впервые наблюдали расщепление ядра пучком ускоренных частиц. Может быть, потому много лет спустя я начал заниматься ускорителями и построил микротрон — небольшой электронный циклотрон, в котором вообще не было высоковольтных изоляторов!»
Это были безмятежно-прекрасные годы детства.
Отец: возвращение в Россию
Петр Леонидович Капица регулярно выезжал из Великобритании в Россию, чтобы повидать родных и близких, прочесть лекции в Ленинграде, Харькове, Москве, встретиться с молодыми талантливыми учеными, и некоторые из них, например Юлий Борисович Харитон и Кирилл Дмитриевич Синельников, при его участии приезжали в Англию на стажировку.
Петр Леонидович, оптимист по натуре, возвращался в Россию всегда веселым, с новыми идеями и проектами. Он старался не вспоминать тот ужасный, холодный Петроград 1919 года, когда от «испанки» почти одновременно умерли все самые близкие люди, а отец первой жены был расстрелян. Тогда он перестал праздновать Рождество, не мог брать на руки маленьких детей, ему стало казаться, что в жизни больше нет ни будущего, ни настоящего, что тот Петроград и та Россия безвозвратно и навсегда остались в горестном прошлом.
Его не раз предупреждали, что ездить в Советский Союз опасно. Об этом, в частности, намекал тесть Алексей Николаевич Крылов, который в 1929 году в письме Анне Алексеевне пытался иносказательно предостеречь Петра Леонидовича от таких поездок:
«20 января 1929 г., Ленинград.
…I believe you аге both just as childishly unreasonable as your baby![14]»
Уже более резко и прямо Алексей Николаевич повторил предупреждение через своего друга-математика Якова Викторовича Успенского, приехавшего в то же время в Берлин:
«9 апреля 1929 г., Берлин.
Многоуважаемый Петр Леонидович!
Пишу Вам по поручению Алексея Николаевича Крылова, который просил меня сообщить Вам о нижеследующем. А. Н., узнав, что Вы собираетесь приехать в СССР для временной работы, убедительно просит Вас не делать этого. Положение сейчас таково, что никаким гарантиям того, что Вас по истечении некоторого срока выпустят обратно, доверять нельзя. Приехав однажды в СССР, Вы рискуете остаться там навсегда. Но, допустив даже, что этого не случится, все-таки можно очень сомневаться, что Вам удастся вести работу при таких условиях, какие Вы имеете в Кембридже. Поэтому А. Н. просит Вас отменить Ваш приезд в СССР… под каким-либо благовидным предлогом…
С искренним уважением, Я. Успенский».
Я. В. Успенский стал одним из тех, кто из зарубежной командировки не вернулся, пополнив ряды «невозвращенцев».
Родители Сергея к настойчивым предостережениям деда прислушались лишь единожды, отменив поездку в 1929 году. Все последующие пять лет старший Капица регулярно ездил в СССР и благополучно возвращался.
Осенью 1934 года Петр Леонидович и Анна Алексеевна собрались ехать в Советский Союз вместе. Поехали они на только что купленном легковом автомобильчике «воксхолл», доплыли из Харвича на пароме до Бергена и, объехав живописную Скандинавию, добрались до Ленинграда. На время их отъезда Сергей и Андрей оставались в Англии с няней и бабушкой Елизаветой Дмитриевной.
Неожиданно Петра Леонидовича вызвали в Москву, в Кремль, где сообщили, что его английская виза аннулирована и что отныне он будет работать в СССР. Попросили сдать паспорт. Итак, опасения деда сбылись. Через месяц Анна Алексеевна вернулась в Кембридж одна.