Да, именно так. Сергей Киров – один из двадцати шести членов областного исполкома. Нетрудно догадаться, зачем Николай Скрынников откомандировал его туда. В случае форс-мажора Мироныч – единственный, кто может в последний момент остановить даже эту публику от принятия опрометчивых, роковых решений. Ну а не сможет, значит, никто другой тоже не сможет и подавно…[79] По счастью, за весь семнадцатый год никаких ЧП, требующих кировского вмешательства, не случилось. Так что здесь ему отличиться не довелось, и, по существу, в Терском обкоме он почти год исполнял роль простого статиста.
В знаменательный день 17 мая 1917 года Кирова избрали одним из восьми делегатов (по четыре от рабочей и военной секций) на вышепомянутый областной съезд исполкомов и советов, а ещё членом исполкома Владикавказского совета (одним из десяти от рабочей секции). Тогда же Скрынникова утвердили в должности председателя объединенного совета, а Орахелашвили – членом исполкома совдепа. Правда, не Ивана Дмитриевича, а Марию (Мариам) Платоновну, супругу военврача Орахелашвили, возвратившегося с германского фронта во Владикавказ буквально на днях.
О своем знакомстве с «прекрасным человеком» новый лидер владикавказских большевиков написал семнадцать лет спустя: «Это было в мае 1917 года во владикавказской объединенной организации социал-демократов… Скрынников произнес приветственную речь по поводу вхождения социал-демократов в министерство временного правительства.
От большевиков выступал Киров. Его встретили напряженным молчанием. Большинство организации в то время шло за меньшевиками. На трибуну вышел невысокого роста человек, в черной рабочей куртке, человек спокойный и уверенный в себе. Он начал говорить грудным и низким голосом, спокойно, без лишних жестов, без аффектации, так, что я сам не заметил, когда именно его речь захватила внимание, приковала к себе, завладела всеми присутствующими…
Он клеймил предательство соглашателей, он не оставлял камня на камне от сладеньких выступлений меньшевиков».
Клеймил… Орахелашвили определенно сгустил краски. В духе другой, совсем другой эпохи. Не мог Киров в мае семнадцатого «клеймить» поведение Скобелева и Церетели, занявших министерские посты. Такого оратора никто бы не стал слушать. Освистали и согнали бы с трибуны. Взялся осуждать – приводи факты, аргументы, доказывай. Если хочешь, чтобы аудитория хоть в чем-то с тобой согласилась.
Киров на том собрании не клеймил, а очень тонко, со знанием дела критиковал поступок двух социал-демократов из Петроградского совета. В итоге меньшевистское большинство политический маневр дуэта пусть и одобрило, но, во-первых, не сочло подобную практику «нормальной», а во-вторых, потребовало от обоих министров ответственность нести прежде всего «перед партией в лице её центральных учреждений».
Что касается даты примечательного события, то оно состоялось 13 мая 1917 года в помещении Ольгинской женской гимназии. За четыре дня до избрания обоих членами нового исполкома объединенного совета. Кстати, пост заместителя председателя Киров утратил. Две вакансии из четырех отошли военной секции. 20 мая их заполнили эсеры Н.И. Факов и М.Г. Попов, первый председатель солдатского совета. А единственным замом от рабочей секции, естественно, выбрали большевика (председатель Скрынников – меньшевик). Причем не Передкова, а… Казиненко, тоже рабочего с Алагирского завода. Ещё одно свидетельство того, что не Киров возглавлял большевиков Владикавказа. Рокировку же, очевидно, вызвало «межвременье» после приезда И.Д. Орахелашвили. Новый лидер дела ещё не принял, а старый поспешил обязанности предводителя с себя сложить[80].
Здание Ольгинской женской гимназии, где располагался Владикавказский совет рабочих депутатов с мая по август 1917 г. [Из открытых источников]
А Киров? Он по-прежнему состоял членом областного комитета, членом исполкома Владикавказского совета и членом комитета РСДРП. Талантливый и пользующийся немалым авторитетом оратор, однако, не спешивший бросаться в полемику с оппонентами. К примеру, после Первомая (напомню, праздник отмечался 18 апреля) внутри горкома РСДРП между большевиками и меньшевиками вспыхнул спор из-за знаменитой речи, произнесенной Лениным на Финляндском вокзале: буржуазная революция должна перерасти в социалистическую. Оппоненты так распалились, что срочно запросили у Скрынникова экстренного созыва горкома. А тот, прочитав ленинские лозунги, заявил, что «бредовые идеи» обсуждению не подлежат, а большевикам посоветовал, если уж невтерпеж, «обсуждать что угодно втроем». От большевиков в горкоме – три человека (Передков, Полякова и Киров). Интересно, но Полякова, описавшая этот эпизод, никак не конкретизировала кировскую позицию в данной стычке. На дискуссии настаивали единственно она и Передков. А наш герой, скорее всего, промолчал. Промолчал, памятуя о дорого стоившей всем собственной запальчивости образца 1905 года?..
«Переходный» период в руководстве большевистской фракции длился недолго. 6 июня 1917 года на общем собрании социал-демократы переизбрали комитет. В новом числилось двадцать членов. 8 июня они избрали Скрынникова председателем, Орахелашвили и Кирова – товарищами. Первый возглавил фракцию ленинцев, второй остался заместителем по политической, агитационной части[81].
Список членов Терского областного комитета, опубликованный в «Терском вестнике» 7 июня 1917 г.
[Из открытых источников]
4. Непростой национальный вопрос
Шестого июля 1917 года во Владикавказе на Ярмарочной площади перед стенами Покровского женского монастыря вспыхнула ссора. Извозчик, остановив свой фаэтон, велел четырем седокам – ингушам – вылезать из экипажа. Те воспротивились. Слово за слово, в ход пошли кулаки. Четверо на одного! Мужик позвал на помощь. На крик сбежались солдаты, стоявшие поблизости. Одного из них ранили кинжалом. Товарищи недолго думая пустили в ход винтовки. Трое «туземцев» упали замертво, один успел скрыться. Он-то, похоже, и поднял тревогу в ингушском предместье Шалдон, юго-восточнее железнодорожных станций – пассажирской и товарной. Земляки поспешили отомстить первой встречной группе в серых шинелях. И понеслось. Осада русскими солдатами ингушской слободы длилась почти сутки. На следующий день бой стих. Погибших насчитали свыше двадцати.
Однако инцидент взбудоражил всю округу, и прежде всего соседние ингушские села. Назревало масштабное межнациональное столкновение, на руку которому играли две ключевые проблемы региона, так и неразрешенные Российской империей. Во-первых, конфессиональное и культурное различие между двумя «союзами народов» – исламским (чечено-ингушским) и христианским (осетино-русским). Вторая, земельная, чересполосица являлась производной от первой. С целью разъединения и сдерживания двух «горячих», «ненадежных» вайнахских этносов по окончании Кавказской войны царизм активно содействовал возникновению на их землях линий казацких станиц и конгломераций осетинских сел, что мешали чечено-ингушской консолидации и сковывали потуги к любого рода сопротивлению.
Новая, революционная власть полагала возможным посредством вовлечения ингушей и чеченцев в общий процесс социалистического строительства нейтрализовать старые противоречия. Социалистическая идея, наверное, могла бы ослабить культурный и религиозный антагонизм. Но как быть с несправедливостью в вопросе земли?..
Мирить обе стороны, учинившие сражение в предместье Владикавказа, бросились все, в том числе и депутаты совета.
Член РСДРП с 1910 года, большевик И. Зейликович вспоминал:
«…на базаре во Владикавказе… солдаты вздумали расправиться с приехавшими ингушами.
В то же самое время сообщили: в селении Базоркино готовится вооруженное нападение на Владикавказ. И тогда Киров один, невооруженный… отправился в Базоркино.
Один из знакомых мне горцев потом рассказывал:
Отчаянным он оказался. Прискакал – и прямо в толпу. Один…
«Что вы делаете?» – говорит. Смотрим. По обличью, разговору – городской человек. Почему сюда попал? Хотели легонько оттолкнуть, чтоб не мешал. А он одно: революция, сознательность, люди – братья. Видно, веру в народ имеет. А когда кто в народ верит, ему все тоже доверяют. Подходят к нему двое горцев, спрашивают:
«Большевик?»
«Большевик».
«А, шайтан!»
Приезжий хохочет:
«Ну, какой же я шайтан? Ни хвоста, ни рогов».
«Нет, шайтан! Хитришь, нас к себе переманить хочешь».
«А вот это верно, хочу! И не почему-нибудь, а потому, что для вас другой дороги нет. Со временем все к большевикам придете!»
Тут и в толпе засмеялись: правильный человек».
Базоркино – одно из шестнадцати сел Назрановского округа, самое многочисленное, самое богатое. В принципе, неформальная ингушская столица. Её позиция – во многом решающая для всех остальных. По словам мемуариста, Киров обаял горцев личной отвагой и революционной фразеологией. Не маловато ли, чтобы успокоить народ, опасающийся атаки вооруженных солдат владикавказского гарнизона и требующий возмездия?
И ведь точно, не Киров ездил в Базоркино тушить конфликт. Занималась этим особая комиссия из трех человек: председателя краевого съезда советов полковника Щедринского, представителя главкома Кавказской армии подполковника Моисеева и депутата Владикавказского совета Элердова. Почему Щедринский и Моисеев, понятно. Они – от армии и краевой власти. Но почему Элердов, а не Киров? А потому, что Иосиф Исидорович Элердов – грузин по национальности, по сути, горец и к тому же уроженец Владикавказа. Местную специфику знает гораздо лучше.
Примечательно, что и 7 июля с солдатами столичного гарнизона (семьсот делегатов от бригадных, полковых, батальонных и ротных комитетов, от различных военных команд и дружин) говорил опять же не Киров, а Скрынников. Лицо, облеченное властью, уполномоченное отвечать на вопросы, волнующие солдат.