фтью, керосином и бензином устремились на север, в Центральную Россию[115].
15. Киров едет в Москву
После окончания 15 марта 1918 года второго съезда и признания народами края Терского совнаркома в области установилось относительное затишье. К сожалению, обманчивое и недолговечное. Связано оно было с тем кредитом доверия, который, по обыкновению, имеет любая новая власть. Но эти «сто дней» пройдут, и оппозиция, особенно контрреволюционная, поднимет голову. Мало того, с каждым днем ухудшалась ситуация на дальних подступах Терской республики. Немцы, оккупировав Украину, вышли к Дону. Турки, покоряя один за другим города Армении и Грузии, принуждали все Закавказье провозгласить независимость от России. Кольцо вокруг Терека постепенно сжималось, а внутри зрело недовольство казачества одобренной вторым съездом земельной реформой. Далеко не все станицы её признали, и далеко не все казаки желали с ней мириться.
Посещавшие Владикавказ в апреле и мае 1918 года гости с Кубани, Дона, из Тифлиса или Баку удивлялись: да у вас здесь «маленький рай»! Гражданской войны нет, а война национальная ликвидирована…[116] Увы, они попадали не в «рай», а в «глаз» торнадо. В ноябре семнадцатого – феврале восемнадцатого Терскую область крушил и ломал первый натиск внешнего слоя революционного вихря. Весной она оказалась в спокойном центре его вертящейся воронки, которой рано или поздно предстояло ещё раз пройтись по краю, сметая и уничтожая все на своем пути.
Председатель СНК Самуил Буачидзе предчувствовал, что гражданская война, настоящая гражданская война, жестокая и отчаянная, не за горами. А на такой войне ораторов не слушают. Им и рта не дают раскрыть, убивают сразу. И самородок Киров, продемонстрировавший на народных съездах уникальный дар убеждения людей, – первый кандидат на устранение. Калабеков ведь наверняка принял пулю, предназначенную Кирову.
Похоже, товарищ Ной решил поберечь Сергея Мироновича, отправив под благовидным предлогом в Москву, в Совнарком к Ленину. И решил, судя по одному казусу, ещё в конце марта. Дело в том, что 21 марта собрался новый состав Владикавказского совдепа, и, чтобы нейтрализовать попытки меньшевиков и эсеров протолкнуть в председатели совета удобного им кандидата (политически неопытного, зато рабочего с единственного на Тереке завода, Алагирского), фракция большевиков выдвинула на ту же должность Кирова. Совет проголосовал за него 29 марта. Но тут выяснилось, что Сергей Миронович ввиду сильной занятости работать в совете, скорее всего, не сможет. Неопределенность продлилась две недели, после чего 11 (24) апреля председателя переизбрали. Не без содействия депутатов от партии «Кермен» им стал грузинский большевик Камалов[117].
А три дня спустя, 27 апреля 1918 года, Терский совнарком принял решение об отправке Кирова в Москву «для освещения положения в Терской области». Вместе с ним туда же откомандировали Асланбека Шерипова, «вождя чеченской бедноты», единственного делегата от Чечни, приехавшего в Пятигорск вместе с делегатами от Ингушетии 23 февраля. Кандидатура Шерипова возникла, видимо, неслучайно. Да, Буачидзе во время съездов крепко сдружился с нашим героем. Правда, едва ли Киров откликнулся бы на просьбу друга уехать из Владикавказа в Москву. Даже с очень важным поручением Терского СНК. Чтобы поездка не напоминала «бегство» от опасности, Кирову лучше ехать в компании с человеком с общепризнанной репутацией отважного и храброго героя. Таким, как Шерипов. И если бесстрашный чеченец сочтет командировку в Москву делом правильным и нужным, то Сергею Мироновичу отпираться тем более будет неудобно. Однако Шерипов посчитал, что сейчас он нужнее в Чечне, а не в Москве. Ясно, что и Киров к нему присоединился: «сейчас нужнее всего» ему быть во Владикавказе.
Пришлось Буачидзе искать для Мироныча другой побудительный мотив. Ничего лучшего, как выбивание из СНК РСФСР для СНК Терской области денег, товарищ Ной не придумал. В подготовленной Совнаркомом докладной записке за подписью С.Г. Буачидзе, Я.П. Бутырина (военный нарком), А.А. Андреева (нарком финансов), Ю.П. Фигатнера (нарком внутренних дел) значилась цифра «в триста тридцать семь миллионов шестьсот восемьдесят тысяч рублей». Сумма требовалась для содержания двадцати пяти батальонов пехоты, на обустройство медицины, на жалованье рабочим нефтепромыслов и на изготовление пяти тысяч цистерн под топливо[118].
Перечень довольно странный, кроме разве что формирования военных частей, для которых действительно помощь центра необходима. А все остальное… Впрочем, и тех ста четырех миллионов рублей, что предполагалось потратить на батальоны, Москва выделить не могла, чего во Владикавказе не знали. Потому и перестраховались. Даже более того. В 17.45, скорее всего, 11 мая 1918 года в Москве приняли из Владикавказа чудную телеграмму за подписью наркома Фигатнера: «Народный Совет на своем заседании на 27 апреля решил послать к вам чрезвычайную делегацию в составе товарищей Шарипова и Кирова для освещения положения в Терской области. Терский областной народный совет доводит до вашего сведения, что никаких делегаций им не послано, и просит никому денежных средств не отпускать».
Киров, по-видимому, чувствовал, что от него намерены избавиться – не важно, из каких побуждений. А доводы соратников, объяснявших, почему ему надо ехать в Москву, не выглядели внушительно. И тогда Буачидзе объявил последний не подразумевающий возражений аргумент: передашь от всех нас Ильичу письмо! Это «сейчас нужнее всего»!! Текст сочиняли на квартире Ноя. Буачидзе в присутствии Кирова надиктовал, а секретарь главы Совнаркома Вера Гарина записала и отпечатала на пишущей машинке[119]. В товарищи Сергею Мироновичу назначили двоих: от военного комиссариата Оскара Моисеевича Лещинского (знакомого Буачидзе, участника штурма Зимнего дворца), от комиссариатов продовольствия и земледелия – Авдея Лукьяновича Мамиконова, из кооператоров, эсера, в 1917‐м члена, и весьма активного, областного продовольственного комитета.
События в Пятигорске 5–7 мая наверняка ускорили отъезд. Буачидзе лично выехал на бронепоезде в город, чтобы подавить военный мятеж местного «любимца» гарнизона эсера Наума Нижевясова, выступившего против Пятигорского большевистского совдепа. Переговоров почти не было. Конфликт разрешился не словом, а штыками и личным авторитетом. У Буачидзе он оказался выше, почему расстреляли не его, а Нижевясова[120]. Было очевидно, что скоро таким же способом начнут улаживать и другие противоречия и конфликты…
В день прощания, 16 мая, Самуил Григорьевич снабдил Кирова, как принято считать, двумя мандатами: на его имя и на имя Коренева Д.З.[121] Кстати, Дмитрий Захарович – реальный человек, сын чиновника, 1882 года рождения, журналист, сотрудничавший с газетой «Терек», близкий приятель Кирова, делегат Второго съезда в Пятигорске, один из докладчиков на нём (по национальному вопросу), отвечал за стенографирование и публикацию материалов съезда. С марта по сентябрь 1918 года редактировал газету «Народная власть» – орган Терского областного народного совета. Бытует мнение, что паспортом Коренева Киров пользовался аж с 1912 года, однако это крайне маловероятно[122].
Удостоверения, выданные на имя С.М. Кирова и на имя Д.З. Коренева 16 и 25 мая 1918 г. [РГАСПИ]
Любопытное совпадение: «протоколы и какие-либо отчетные данные о заседаниях областного народного съезда во Владикавказе не сохранились» (эта сессия длилась с 9 по 15 марта)[123]. А судя по паспорту Коренева, отвечавшего за ведение стенограммы, владелец документа именно 11 марта 1918 года зарегистрировал свое проживание в доме № 42 по Сумской улице города Харькова… Все логично. Реальный Д.З. Коренев не занимался протоколами съезда, ибо отлучился из Владикавказа на Украину, имея при себе тот самый якобы кировский паспорт… К тому же и здравый смысл подсказывает. Не мог Киров носить при себе фальшивое удостоверение на имя настоящего человека, постоянно проживавшего в той же Терской области и часто встречавшегося с ним. Конечно, заимствовать фамилию соратника для разовой поездки в центр России в грозном восемнадцатом году Киров мог… с согласия Коренева. Но посмотрим на бланк Владикавказского общества потребителей оптовых закупок с отпечатанным командировочным удостоверением. На нём дата – 25 мая 1918 года. Очень странная дата. Как бы отреагировал на любой станции, в любом городе патруль или какой-нибудь начальник, предъяви им наш герой по пути в Москву такой «мандат»? С еще не наступившей датой! Не имеем ли мы дело с очередным кировским мифом, возникшим по чьему-то умыслу или недоразумению?..[124].
Киров покинул Владикавказ 16 мая 1918 года. Многих, с кем простился в тот день на вокзале, он уже никогда не увидит. 20 июня 1918 года у Апшеронских казарм погибнет Ной Буачидзе. Три выстрела в спину станут роковыми для председателя Терского СНК, пытавшегося успокоить толпу возбужденных казаков и красноармейцев. А ведь на его месте вполне мог оказаться наш герой, если бы не уехал в Москву…
Часть третьяНа фронтах Гражданской войны
1. Полпред Терского совнаркома
Итак, 29 мая 1918 года Киров с товарищами приехал в Москву. Очень любопытны два адреса, которые они посетили в тот день: Театральная площадь, дом 2 и Поварская улица, дом 52. В здании на Поварской располагался Народный комиссариат по национальным делам. Здесь Киров встретился с наркомом национальностей И.В. Сталиным. В преддверии отъезда в Царицын тот оказал представителям Терской области всю помощь, какую только мог: снабдил Кирова рекомендательным письмом в наркоматы военный и внутренних дел и… посоветовал владикавказцам остановиться во Втором Доме Советов, то есть в гостинице «Метрополь» на Театральной площади.