людей из разных социалистических партий, чтобы они и сами пришли, и своих сторонников привели в новую партийную организацию. Ленину требовался гений агитации, и он его нашел.
2. Исполняя задание Ленина
Скорее всего, о Кирове, самородке, умудрившемся одной речью предотвратить войну горцев с казаками, Ильичу сообщил Сталин вечером 29 мая, до или после заседания СНК. Предсовнаркома заинтересовался и попросил Кобу привести своего протеже в Кремль. Встреча нашего героя с вождем состоялась на другой день, 30 мая. По свидетельству Абрама Вологодского, «правой руки» Кирова на протяжении всей второй половины 1918 года, полпред Терского СНК передал главе СНК РСФСР «докладную записку Терского Совнаркома, в которой описывалось тяжелое положение на Северном Кавказе и содержалась просьба отпустить в помощь краю» уже известную нам сумму – почти триста тридцать восемь миллионов рублей. А ещё Сергей Миронович вручил Ленину другую докладную записку. В ней утверждалось, что «Северный Кавказ является опорным пунктом советской власти в политическом, экономическом и военном отношении», ибо может «оказать значительную помощь советской республике южным хлебом, донским углем и бакинской нефтью». Судя по всему, это и было то самое письмо, которое Буачидзе надиктовал в присутствии Кирова Вере Сергеевне Гариной.
Что ответил Ильич? Похоже, ничего конкретного. Бумаги отправились: одна – в архив, другая, как мы знаем, – в военный наркомат. Впрочем, кое-что лично для посетителя Ленин сделал. Он предложил Сталину делегацию с Терека разместить в одном из номеров наркомнаца в «Метрополе». Желательно на втором этаже. Накануне Киров, Лещинский и Мамиконов провели ровно одну ночь в номере 434 этой гостиницы. Теперь же Сталин распорядился отвести им комнату № 281, забронированную за наркоматом. В ней они прожили почти весь период московской командировки, ничего за проживание не заплатив. А за номер 434 пришлось отдать два рубля. Ровно столько стоило тогда суточное проживание в «Метрополе»[131]. Почему инициатива исходила от Ленина? Так ведь наркомнац свободными номерами в «Метрополе» не разбрасывался. Собственным сотрудникам их не хватало. С чего бы заселять туда приезжих с Северного Кавказа?
Причина должна быть достаточно веская. Пожелание даже не наркома. Берите выше. Предсовнаркома РСФСР. Ну а Ленину оно зачем, понятно: Кирову, живущему на правительственной половине, проще и легче знакомиться и общаться с теми, кого в скором времени придется убеждать или переубеждать в нужном Ильичу ключе…
Заселение в наркомовский номер «Метрополя» куда в большей степени, нежели сталинские рекомендательные письма наркомам Л.Д. Троцкому и Г.И. Петровскому, определило новые возможности Мироныча. В ресторане «Метрополя» проходили заседания ВЦИК, избранного в марте IV съездом Советов. На том же втором этаже гостиницы, где отныне проживали трое делегатов Терской области, располагались приемная и квартира председателя ВЦИК Я.М. Свердлова (№ 217 и 218), квартира Н.И. Бухарина (№ 213). А почти рядом обосновался Г.В. Чичерин, новый нарком иностранных дел, утвержденный в должности Совнаркомом вечером 30 мая 1918 года (№ 264).
Легко представить, какое впечатление на владикавказцев произвело подобное соседство и какие возможности для налаживания контактов «на самом верху» оно открыло. А вместе с ними открывались и новые политические горизонты.
С костяком новой партии, левыми и независимыми эсдеками интернационалистами, Киров встретился 3 июня 1918 года. Вместе с ним на своеобразных «смотринах» присутствовало тринадцать человек, в том числе лидер Г.Д. Линдов. Что обсуждала «чертова дюжина», неизвестно. Повторно Мироныч навестил интернационалистов 21 июня 1918 года. Сам не выступал, только слушал. Судя по всему, в этот раз Кирова интересовали две вещи. Во-первых, дуэт Руцкого и Мухина, делегатов от самой сильной ячейки левых интернационалистов, совдепа Северных железных дорог, со штаб-квартирой на Ярославском вокзале. Во-вторых, сроки окончательного разрыва Линдова с РСДРП(и). Как выяснилось, лидер желал согласовать это с делегатами-интернационалистами V съезда Советов (таковых будет девять человек: шесть с совещательным и трое с решающим голосом), несмотря на мнение прочих, считавших, что «с расколом ждать нельзя». Тем не менее вопрос отложили до 23 июня, когда наконец и приняли все важные решения.
Счет С.М. Кирову за суточное проживание в номере гостиницы «Метрополь», 30 мая 1918 г. [РГАСПИ]
Списки участников заседания оргкомитета РСДРП (левых интернационалистов), 3 июня и 12 июня 1918 г. [РГАСПИ]
Однако воскресное заседание после шести вечера в квартире С.Н. Жилинского (гостиница «Националь», комната № 413) Киров пропустил. А именно там инициативная группа из восьми лиц постановила сформировать Центральное Оргбюро (ЦОБ) из десяти членов, включая Кирова, и провести 2 июля всероссийскую конференцию всех левых и независимых социал-демократов-интернационалистов. Кроме того, восьмерка санкционировала незамедлительное издание собственной газеты. Печатью нового органа временно стала печать бюро ячейки РСДРП левых интернационалистов Северных железных дорог: ещё один признак той особой роли, которую железнодорожники играли в начинавшемся партийном строительстве. Кстати, один из членов ЦОБ, Н.Г. Хрулев, представлял Викжедор (Всероссийский исполнительный комитет железнодорожников). По совпадению или нет, но в тот же день, 23 июня 1918 года, объединенное заседание ЦК и МК РСДРП(и) единодушно аннулировало мандат Линдова как делегата от партии во ВЦИК[132].
Из протоколов заседаний оргкомитета РСДРП (левых интернационалистов), 21 и 23 июня 1918 г. [РГАСПИ]
Видимо, блеснуть своим талантом Кирову предстояло именно на V съезде Советов. Однако не на трибуне, а в кулуарах. В беседах с делегатами и гостями съезда, настроенными небольшевистски. Решение о его созыве ВЦИК принял 10 июня, наметив открытие на 28‐е число того же месяца. Предварительно, 14 июня, ВЦИК исключил из своих рядов правых эсеров, эсеров-центристов и меньшевиков, автоматически запретив им всем участвовать в новом съезде. Это расширяло контингент, с которым Кирову надлежало поработать. Ведь многие делегаты с мест могли исповедовать одну «веру», а в анкете указывать другую: не эсеровскую, а левоэсеровскую, не меньшевистскую, а интернационалистскую. Отсутствие в залах и коридорах Большого театра прежних лидеров позволяло попробовать завербовать в левые интернационалисты кого-то из рядовых.
Помимо делегатов с решающим и совещательным голосом ожидался наплыв гостей от советских учреждений и «от рабочих организаций», причем в немалом количестве. Так, коллектив комиссариата земледелия Московской области запросил сорок пять билетов, а исполком совдепа Железнодорожного района – тридцать. Именно в этом районе 30 июня Линдов планировал провести митинг – «публичное собрание о текущем моменте». Район особый, не территориальный, а производственный, включавший в себя все железнодорожное хозяйство в пределах Московской окружной дороги[133].
Впрочем, не стоит думать, что Кирову пришлось бы объять необъятное. В действительности из почти тысячи четырехсот делегатов большевиками не были приблизительно пятьсот, из них подавляющее большинство – левые эсеры, из которых для «собеседования» годились единицы. Так что Сергею Мироновичу предстояло агитировать за вступление в новую партию левых интернационалистов чуть менее ста человек. С гостями наблюдалось то же самое. Тем не менее съезд гарантировал сбор в одном месте практически всех ведущих авторитетных вожаков умеренной оппозиции РКП(б), как с апреля восемнадцатого именовали свою партию большевики. Кирову оставалось отобрать из всего списка наиболее перспективных кандидатов и склонить их на объединение с группой Линдова и активом Северных железных дорог.
Конечно, Кирова пока почти не знали, так что не мешало как-нибудь поднять его авторитет в глазах участников съезда. И Ленин оказал ему нужную помощь.
В назначенный день, 28 июня, съезд не открылся. Президиум ВЦИК перенес церемонию сначала на 3 июля, затем – еще на сутки. А перед этим, 2 июля 1918 года, «Правда» поместила статью товарища Кирова «На берегах Терека». Причем на первой и второй полосах. Автор сообщал о непростой ситуации в Терской области, о нелегких буднях борьбы за интересы трудящегося народа, как горского, так и казацкого, особо выделив роль осетинской партии «Кермен», влиятельной, дисциплинированной, воюющей «с помещиками и кулаками», с программой «в общем» большевистской.
Описание партии «Кермен», видимо, – главное в статье Кирова. Осетинского партнера терских большевиков читатель поневоле сравнит с партнером большевиков московских, левыми эсерами, у которых программа «в общем» тоже большевистская, но вот решительности гнать «помещиков и кулаков» «со своих земель» им явно недоставало[134].
Публикации в «Правде» предшествовали полторы колонки кировской заметки «К съезду Советов» на первой полосе первого номера газеты «Освобождение труда» от 1 июля 1918 года. Именно так Центроргбюро назвало печатный орган создающейся партии. Главный посыл кировских строк: «Съезд… обязан предоставить представителям с мест возможность дать полное отражение революционной России и послужить фундаментом разрешения всех остальных задач, стоящих перед съездом… Нам необходимо строго взвесить фактическое положение вещей, прежде, чем делать какие-либо выводы, а для этого нужно приблизить к работам съезда людей с мест. Только при этом условии результаты работ ответственного съезда получат органическую связь со всеми уголками советской России, и съезд сумеет оправдать себя». Нетрудно догадаться, что этой заметкой новая небольшевистская газета привлекала к Кирову внимание всех провинциальных делегатов и гостей съезда, не причислявших себя к большевикам.