Пока наш герой в течение осени – весны заручался доверием мусульманского населения Азербайджана, «склока» Нариманова с «бакинцами» разрасталась и уже в октябре 1921 года потребовала вмешательства Кремля. Председатель СНК Азербайджана через верного Касумова переслал 29 сентября председателю СНК РСФСР, по сути, ультиматум: либо «Бакинский комитет… совершенно распустить», а «незаменимого» Каминского вернуть в Баку, либо он со всей командой коммунистов-мусульман «откажутся от работы», подают в отставку.
Ленину пришлось искать компромисс. Киров принять республику ещё не мог. Постановлениями Политбюро от 15 и 17 октября Гусейнова и Ахундова вызвали в Москву «для разъяснения неправильной коммунистической политики в Азербайджане», местным коммунистам в очередной раз предписали добиться «строжайше полного прекращения всякой фракционной борьбы в Баку и Азербайджане», по рекомендации Нариманова членами Кавбюро назначили двух азербайджанцев, обязанных «содействовать… в устранении фракционности». Кроме того, Азербайджан приобрел долю «в бакинской нефти» с правом продажи «на рынках РСФСР», Украины, Белоруссии, Закавказья и через Внешторг за границу…
Спустя полгода, когда позиции Кирова окрепли, а степень его поддержки среди населения и христианского, и мусульманского практически сравнялась с поддержкой Нариманова, час большой рокировки пробил. Наримана Наджафовича перевели не в Москву, а в Тифлис. После образования Федеративного союза Закавказских республик его 12 марта 1922 года избрали председателем Союзного совета, располагавшегося в столице Грузии. Окончательный переезд главы Закавказской Федерации туда состоялся летом 1922 года, по возвращении из Генуи, где в составе советской делегации он принимал участие в знаменитой международной конференции.
Новым председателем Совнаркома Азербайджана с 6 мая 1922 года являлся Газанфар Мусабеков, прежде нарком продовольствия, который, естественно, на роль лидера, вождя советского Азербайджана не претендовал. Лидером республики автоматически стал секретарь ЦК АКП С.М. Киров[216]. Отныне угроза, даже потенциальная, потери Советской Россией столь важного нефтеносного региона, ухода Азербайджана в сферу влияния кемалистской Турции более не существовала.
7. Командировка в Астрахань
С 27 марта по 2 апреля 1922 года в Москве заседал XI съезд РКП(б). Главная тема – итоги первого года Новой экономической политики (НЭПа), политики уступок частному сектору. Кирова на форум делегировал Азербайджан. В последний день работы съезд переизбрал ЦК, расширенный до двадцати семи членов. Несмотря на открывшиеся вакансии, Мироныч повышения не удостоился, сохранив прежний статус кандидата в члены ЦК РКП(б). И, похоже, не случайно.
С декабря Ленин дважды брал отпуск по болезни. Головные боли, слабость, переутомление серьезно снизили трудоспособность предсовнаркома. Что ж, год назад, весной 1921 года, он не рискнул под предлогом профсоюзной дискуссии попытаться развенчать святую веру ближайших соратников и рядовых коммунистов в могущество и справедливость коллективизма, коллективного руководства. Не рискнул, хотя весной 1918 года чуть ли не в одиночку отстоял перед партией Брестский мир…
И вот теперь во время участившихся периодических отсутствий вождя в реальный высший властный орган молодой республики постепенно начало превращаться Политбюро. Но Политбюро – коллегия, в которой все решает большинство. Любое нормальное, естественное большинство формируется по ходу дискуссии, которую ведут между собой оппоненты, фракции. А Ленин на Х партсъезде фракции запретил. Только жизнь брала свое. В Политбюро – пять членов: Ленин, Троцкий, Зиновьев, Каменев, Сталин. У них – три заместителя: первый – Молотов, второй – Калинин, третий – Бухарин. Для большинства нужно три голоса. Для эффективного руководства – поменьше обсуждений. И перед нами закономерный итог: Каменев, Зиновьев, Сталин образовали триумвират, чтобы как можно быстрее принимать нужные решения.
Ленин осознал, чем чревата для него подобная практика поздно, уже по окончании съезда на пленуме 3 апреля 1922 года. Что характерно, Киров – редкий гость на пленумах – в нём участвовал и вместе со всеми разбирался в инциденте, случившемся накануне, когда XI съезд, избирая членов ЦК, одновременно проголосовал и за трех секретарей – Сталина, Молотова и Куйбышева. Да, Лев Каменев тут же оговорил, что соответствующее «указание на некоторых билетах… является лишь пожеланием известной части делегатов», которое «не должно стеснять пленум ЦК в выборах». Тем не менее большинство из тридцати членов и кандидатов в члены ЦК, «приняв к сведению» комментарий Каменева к пункту второму повестки дня «об обязательности для пленума ЦК отметки на списке членов ЦК, принятом XI съездом, о назначении секретарями т.т. Сталина, Молотова и Куйбышева», в секретари определило именно их.
Вслед за этим на пленуме началась явная импровизация. Во-первых, собрание решило «установить должность генерального секретаря и двух секретарей». Во-вторых, в нарушение резолюции восьмого партийного форума 1919 года подняло «число членов Политбюро» с пяти до семи. Причем шестым и седьмым стали два рядовых члена ЦК – А.И. Рыков и М.П. Томский, в обход так и оставшихся кандидатами Молотова, Калинина и Бухарина. Очевидно, что обе инициативы принадлежали Ленину. Цель вождя понятна: уравновесить в Политбюро один триумвират другим, противопоставить фракции старой гвардии свою фракцию. А ещё поссорить между собой секретарей, стравив двух «простых» с «генеральным», которым выбрали Сталина, члена триумвирата. Для чего с подачи Ильича секретарей обязали не вести «никакой работы, кроме, действительно, принципиально руководящей», что подразумевало более частые и продолжительные заседания троицы в рамках Секретариата. И по той же причине генсеку поручили «немедленно приискать себе заместителей и помощников, избавляющих его от работы, за исключением принципиального руководства, в советских учреждениях», то есть в Наркомнаце и Рабкрине.
Из протокола пленума ЦК РКП(б) от 3 апреля 1922 г. Рукописный черновик. [РГАСПИ]
Увы, в объединении Каменева, Зиновьева и Сталина Ленин разглядел прямую угрозу себе. Потому и взялся за формирование собственной фракции, чтобы затем, опираясь на неё, высокий личный авторитет и резолюцию о единстве партии, разгромить оппозицию триумвиров. Кстати, и Киров – друг Орджоникидзе, единомышленник Сталина – пострадал за то же. Вождь просто не позволил усилить ЦК несомненным приверженцем осмелевшей старой гвардии, почему тот по-прежнему довольствовался статусом кандидата в члены ЦК, хотя уже возглавлял одну из ключевых для Советской России республик, Азербайджанскую[217].
Расчет Ленина, похоже, строился на том, что споры на Секретариате вобьют клин между Сталиным и дуэтом Молотов – Куйбышев, после чего оба обратятся за поддержкой к предсовнаркома. И тогда во всех коллегиях ЦК возникнет ленинское большинство, так что Ильич сможет диктовать триумвирату условия. Однако без малого через два месяца, в конце мая 1922 года, Ленин снова заболел, и заболел серьезно, с проявлением паралича и затруднением речи. В итоге позиции триумвиров не ослабли, а окрепли, что, естественно, отразилось и на перспективе серьезного размежевания внутри Секретариата: оно откладывалось до выздоровления вождя…
Между прочим, с весны 1922 года принято отсчитывать время правления Иосифа Виссарионовича, полагая, что звание генсека обеспечило ему безграничную власть. Якобы от этого поста зависело, кого и на какую ответственную должность перебросит партия. Отнюдь. Во-первых, кадровый подбор – прерогатива не генсека, а Секретариата, то есть коллегии, состоящей из трех членов – Сталина, Молотова и Куйбышева. Для принятия решения, при всем уважении к авторитету генсека и, куда важнее, члена Политбюро Сталина, все равно необходимо большинство в два голоса. Во-вторых, Секретариат не решал, а рекомендовал Оргбюро. А в Оргбюро заседало семь человек. И здесь нужно большинство в четыре голоса. В-третьих, на любое решение Оргбюро мог наложить вето любой член ЦК, переадресовав его на утверждение в Политбюро, где с апреля 1922 года для большинства требовалось не три, а также четыре голоса.
Вячеслав Михайлович Молотов. [РГАСПИ]
Как видим, Сталин самостоятельно расставлять своих людей по всем ключевым должностям никак не мог. Надлежало заручиться согласием достаточно большого круга соратников, вовсе не склонных потворствовать установлению чьей-либо единоличной власти. Кирову в Баку было куда проще. По причине серьезного кадрового «голода». На пленуме ЦК АКП, длившемся с 19 по 23 августа 1921 года, пытались организовать секретариат по московскому образцу, из трех членов, но тщетно.
«Секретариат у нас ввести очень трудно. Трех свободных товарищей из членов ЦК мы не найдем», – признался Буният-Заде, сторонник Нариманова.
«При наших материальных ресурсах нам едва ли удастся организовать секретариат. В течение этого времени, как товарищ Киров здесь, мы не сумели выделить даже одного человека, чтобы он работал в качестве заместителя секретаря», – заявил Егоров, противник Нариманова. В общем, оставили до осени, до очередного съезда партии, Кирова единственным секретарем ЦК АКП. Казалось бы, уникальный шанс – расставляй по ключевым позициям «своих» протеже. Не расставил, ибо, во-первых, где они, «свои»? А главное, над секретарем возвышались ещё две структуры – Оргбюро и Политбюро, каждая из пяти членов, в каждой хрупкое равновесие между фракциями Нариманова и Мирзояна, и каждая нуждалась в секретаре-арбитре. Секретарь-интриган с честолюбивыми помыслами или секретарь, ангажированный кем-то, никого не интересовал и рисковал неминуемым скорым фиаско [218].
В Москве примерно та же история, и «своих» неизвестно, где искать, и примирять треуголку Бонапарта просто некогда. То в одном губкоме, то в другом вспыхивают конфликты, вникать в которые и улаживать – обязанность как раз Секретариата ЦК РКП(б), и не одного Сталина, а всей коллегии – Сталина, Молотова, Куйбышева. Весной 1922 года одна из таких «склок» парализовала работу Астраханского губкома. Возникла она после IX губернской партконференции (15–19 февраля). На ней при пере