избрании губкома местная контрольная комиссия дала отвод четверке кандидатов, среди которых оказался уважаемый в губернии и городе профсоюзный лидер Ф.А. Трофимов.
ГКК возглавлял молодой эмигрант-немец, «спартаковец» Гейнрих. Похоже, противники старого знакомого Кирова воспользовались неопытностью и принципиальностью иностранца, чтобы избавиться от сильного соперника. Предлогом для остракизма стал банкет на последнем профсоюзном съезде, превратившийся, по мнению некоторых, «в безобразную попойку». Вот на этом основании Трофимова и не допустили к выборам. Явная несправедливость возмутила астраханских ветеранов – нового секретаря губернской контрольной комиссии П.А. Унгера, бывшего секретаря горкома А.И. Соколова, которых поддержал новый секретарь губкома Ляк. Противную «фракцию» образовали в основном «приезжие» во главе с завотделом агитпропа Емельяновым. Они стали настаивать на «переброске» из Астрахани оппонентов, прежде всего Трофимова и Соколова. Губернские «партинквизиторы» и часть губкома, меньшая, воспротивились. Тогда Емельянов отправился в Москву, за ним поспешили Ляк и Соколов. Выслушав Емельянова, Секретариат 8 марта одобрил «переброску»; выслушав Ляка и Соколова, Оргбюро 4 апреля «переброску» отменило. Между тем в Астрахани ГКК исключила Емельянова из партии. Губком в ответ избрал его секретарем вместо Ляка.
Из Москвы на Волгу срочно выехал особо уполномоченный ЦК Леонов. Попытка примирить обе стороны успехом не увенчалась, после чего 23 мая на заседании Секретариата ЦК РКП(б) инспектор посоветовал отозвать из Астрахани всех – и Трофимова с тремя профсоюзными соратниками, и Емельянова, и Унгера, а из Москвы на замену прислать Муравьева и Сергиевского, «рекомендуя первого секретарем губкома, а второго предгубисполкома».
Что касается Соколова, то Леонов предложил «командировать в Астрахань кандидата в члены ЦК РКП товарища Кирова на одну неделю на предмет намечения дальнейших практических мероприятий по оздоровлению астраханской организации и в частности для выяснения вопроса об отзыве товарища Соколова в распоряжение ЦК». Сохранился собственноручный оригинал «предложения Леонова по докладу о состоянии астраханской организации», адресованный Оргбюро ЦК РКП(б) и написанный на листке в клеточку, почти без помарок, в день доклада, 23 мая 1922 года[219]. Из документа следует, что инициатива о Муравьеве и Сергиевском принадлежит именно Леонову, а не Сталину. К тому же в повестке дня вопрос стоял под номером двадцать третьим. А всего три секретаря рассмотрели шестьдесят пять. И понятно, почему Сталин, Молотов и Куйбышев санкционировали все восемь рекомендаций Леонова без дополнений и без поправок. Им было явно не до того, чтобы вникать в детали и тем более подумать о том, что на открывшуюся вакансию секретаря губкома можно назначить «свою» креатуру, а не Леонова…
Зато куда интереснее два иных обстоятельства. Леонов, скорее всего, озвучил пожелания астраханцев, а те вспомнили не о Куйбышеве – секретаре ЦК РКП(б), а о Кирове – секретаре ЦК АКП, который, «когда ошибка допущена или совершена… быстро её признает и делает из неё соответствующие выводы» (из «карточки характеристики», май 1923 года). Во-вторых, примечательна реакция Сталина. Он не возразил против того, чтобы отвлечь на целую неделю неформального лидера Азербайджана от более важной работы, чем заурядная инспекционная поездка в один из провинциальных губкомов. Генсек счел полезной данную командировку, хотя Секретариат уже предрешил судьбу всех участников склоки, кроме А.И. Соколова и Ляка. Но неужели ради Соколова и Ляка Кирову надлежало отлучиться из Баку?
Предложения уполномоченного ЦК РКП(б) Леонова о мерах по прекращению конфликта в астраханской организации, 23 мая 1922 г. [РГАСПИ]
Кстати, Леонова секретари ЦК отправили в Астрахань повторно «для согласования с тов. Кировым проведения в жизнь постановления ЦК». Однако ничего «согласовать не пришлось, так как тов. Киров приехал очень поздно», в середине июня. Судя по протоколам бюро губкома, оно во главе с Емельяновым 1 июня «согласилось, в основном, с постановлением ЦК», все ещё настаивая на «переброске» и Соколова с Ляком, 7 июня заслушало и приняло к сведению «информацию тов. Леонова о постановлении ЦК», 12 июня «предложило немедленно выехать» из Астрахани всем уже отозванным по постановлению ЦК, а 16 июня в присутствии Кирова и Муравьева созвало на 19 июня пленум для переизбрания бюро губкома[220].
Из телеграммы Кирова Сталину, Баку, 27 июня: «Поручение ЦК… мною получено и на месте принято ряд мер к оздоровлению астраханской организации… Дальнейших отзывов из Астрахани, полагаю, производить не следует, так как последним отзывом снята вся ответственная верхушка. В частности, Соколова… не отзывать, так как он единственный из оставшихся серьезный работник, знающий местные условия. Такое же мнение у Муравьева… Муравьев начал работу хорошо, пользуется поддержкой… Губком реконструирован, введены Муравьев и Сергиевский… Муравьев и Сергиевский избраны также в бюро губкома. Можно надеяться, что склока ликвидируется»[221].
Всего Киров «провел в Астрахани восемь дней», и одним урегулированием внутрипартийной склоки визит нашего героя не ограничился. Похоже, астраханцы воспользовались моментом, чтобы попутно решить и другие наболевшие проблемы. В частности, с подачи Кирова членами губкома стали два мусульманина, также мусульман ввели «в губисполком и на ответственные посты в отделы исполкома», а ещё решили «издавать партийно-советскую газету на татарском языке».
А вот и главная причина желания астраханских коммунистов вновь встретиться с Миронычем. Процитируем его доклад от 1 июля 1922 года: «Большую оппозицию в среде партийных товарищей вызывает работа областрыбы. Сочувствие находит вопрос о раскрепощении мелкого ловца. Коммунисты рыбацких сел, конечно, все за раскрепощение… В период моего пребывания в Астрахани была забастовка бондарей ввиду несвоевременной выплаты заработной платы. Среди рабочих, в том числе партийных, а также в руководящих кругах профсоюзов существует ходячее мнение: «областрыба самый богатый в крае орган, но рабочим не платит».
Мною указано, что вопрос о нашей политике в рыбном деле решает Москва, куда и нужно представить свои соображения, не стараясь сделать эти вопросы основанием группировок в партии.
В Москве же вопрос о нашей политике в рыбном деле надо, безусловно, поставить и разрешить»[222].
Итак, раскол в Астрахани из-за персональных амбиций преодолен. Однако замаячил новый, из-за политики в рыбном хозяйстве. И Киров предупреждает ЦК, что губком может опять парализовать после образования в нём двух фракций – сторонников и противников местного руководства рыбной промышленностью. Москва должна немедленно вмешаться и рассудить спор астраханцев о «якобы» или действительно «неправильной политике областрыбы».
Закономерен вопрос: ЦК вмешается, рассудит, а дальше?.. А дальше возникнет другой спор, другая склока внутри губкома, который, сосредоточившись на одной проблеме, замедлит решение прочих или отодвинет за недосугом их в сторону. И вновь управление губернией пойдет вкривь и вкось, постепенно подпитывая и усиливая недовольство населения – и партийного, и беспартийного – советской властью. Не потому ли Сталин не препятствовал командировке Кирова в Астрахань? Мироныч съездил и убедился, что «склочную кашу» (выражение Леонова) приходится расхлебывать не только в Политбюро и Оргбюро ЦК АКП, но и в комитетах других регионов, что она – не досадный эпизод, а «родимое пятно» укоренившейся во всех советских республиках формы правления – коллективной, все решающей по большинству голосов. Пока эта «каша» заваривается в провинции, не так страшно: есть высокий арбитр – ЦК РКП(б), готовый вовремя пресечь распри. Правда, ЦК – тоже коллегия, а значит, совсем не застрахован от аналогичного противостояния. Особенно после выздоровления Ленина, невзирая на резолюцию о единстве почти сформировавшего собственную фракцию. И что тогда?..
Протоколы бюро астраханского губкома от 26 февраля, 8 мая и 1 июня 1922 г. [РГАСПИ]
Осенью далекого 1905 года молодой большевик Сергей Костриков пережил шок, увидев, в какой «ад» могут завести благие пожелания. Поездка в Астрахань летом 1922 года аналогичным шоком, конечно, не стала. Но благодаря этой командировке видный большевик Сергей Киров мог убедиться, насколько опасна всеобщая вера в то, что коллективное руководство приведет в коммунистический «рай»…
Ну а Секретариат ЦК – те же Сталин, Молотов, Куйбышев – черту под астраханскими событиями подвел 7 июля 1922 года. Соколова оставили «для работы в Астрахани». Ляка отозвали «в распоряжение ЦК», Совету труда и обороны предложили «выяснить вопрос о возможности отмены монополии на торговлю рыбой в Астраханской губернии»[223].
8. Союз нерушимый республик свободных
Из письма Ленина Каменеву 12 июля 1922 года: «Ввиду чрезвычайно благоприятного факта, сообщенного мне вчера Сталиным из области внутр[енней] жизни нашего Ц[ентрального] к[омитета], предлагаю ЦК сократить до Молотова, Рыкова и Куйбышева, с кандидатами Кам[еневым], Зин[овьевым] и Томск[им]. Всех остальных на отдых, лечиться». Эта крайне важная встреча Сталина с Ильичом произошла в Горках в половине первого дня 11 июля и длилась около часа. Уже из процитированного видно, что она сняла угрозу «возникновения групп с особыми платформами» внутри ЦК РКП(б).
Генсек умело использовал позволение врачей на одно свидание Ленина с кем-то из соратников и желание вождя получить полное представление о том, что творится в партии, республике, мире. Кто без прикрас и недомолвок поведает вождю обо всем? Сталин. Посему Ленин и пригласил в Горки именно Кобу, который за час общения умудрился развеять все тревоги и опасения Владимира Ильича. Да так успешно, что больной в шутку призвал ЦК доверить всю власть на все лето Секретариату с Рыковым, то есть им двоим – Ленину и Сталину.