Даже по приведенному отрывку видно, насколько товарищам Мироныча по партии чужда и непонятна сама мысль о необходимости перехода от коллективной формы управления к единоличной, пусть и в области хозяйственной. О применении её на уровне общегосударственном явно не стоило и заикаться. Опасно! Тем не менее наш герой, сам полгода назад сомневавшийся и колебавшийся, теперь ущербность коллегий полностью сознавал и пытался, где мог, бороться с ними, то есть вел себя так же, как Сталин в Москве, в ЦК РКП(б).
А добыча нефти под руководством Серебровского при содействии Кирова с осени 1921‐го постепенно налаживалась: в первый год, по октябрь 1922‐го, получили почти 180 миллионов пудов, во второй, по октябрь 1923‐го, – почти 213 миллионов, в третий, по октябрь 1924‐го, – почти 252 миллиона пудов…
11. Знаменательный 1924‐й
В ночь на 9 июня 1924 года в Биби-Эйбатской бухте загорелась буровая № 25. Специалисты позже пояснили: «Фосфористый газ… соединяясь с серным колчеданом» образовал «вещества, воспламеняющиеся от соприкосновения друг с другом». Когда над промыслами загудели гудки и сирены, Киров находился в кабинете, обсуждал что-то по телефону. Услышав тревогу, бросился к машине, крикнул шоферу: «Поехали, Карапет!»
К месту пожара примчались одними из первых. Горела буровая, перед тем фонтанировавшая в течение трех-четырех дней. Мироныч с Серебровским наведывались сюда регулярно, интересовались объемом полученного сырья, скорректировали график попеременной работы нефтяников, которых газ из скважины буквально опьянял… Что ж, секретарь, не секретарь, Киров взял в руки лопату и наравне с прочими тушил огонь, попутно распорядившись устроить «походную кухню, чайную и медпункт». Хотя эта вышка и сгорела, другие все же отстояли, а к концу месяца на Биби-Эйбате возвели две новые[241].
Вообще, год 1924‐й оказался для Азербайджана знаковым. Восьмого февраля в Баку пустили первый советский трамвай по первой кольцевой линии. Укладка четырех радиальных в рабочие окраины – Шемаху, Белый город, Баилов и Арменикенд – полностью завершилась летом. Протяженность – около двадцати километров. Построено все примерно за год. Причем пробил реализацию проекта И.М. Варейкис, тот самый, которого мусульманские товарищи не хотели видеть во главе Бакинского совета, но которого ценил Киров, как-то написавший Серго: «Не забудь отстоять Варейкиса. Сообщи результат». Призыв, похоже, вызван переводом Иосифа Михайловича из Баку в Киев летом 1923 года.
В апреле 1924 года в Азербайджане, как и во всем Закавказье, началась денежная реформа. В обращение вводился русский червонец (выпущенные в феврале Наркоматом финансов СССР «государственные казначейские билеты, а также серебряные и медные монеты»), а закавказские денежные знаки, наоборот, изымались по твердому курсу в период до 30 июня 1924 года. Одновременно снижались розничные цены, «в среднем не менее 15 процентов». А за полтора месяца до события, 4 марта 1924 года, Киров предупреждал Орджоникидзе: «Денежная реформа создает в Баку порядочный кавардак. После постановлений СТО рабочие, естественно, ждут червонцы и казнач[ейские] билеты, отказываясь принимать закзнак. Это было уже в нескольких союзах… Надо иметь в виду, что у нас… значительная часть, иногда почти вся, зарплаты выплачивалась раньше червонцами. Это было в Азнефти, Гокаспе… Может случиться так, что кой-где… произойдут заминки в производстве. Ты знаешь, что здесь много всяких организаций, непосредственно связанных с Москвой, откуда червонец прет вовсю. А как только суда проникнет серебро… закзнак принимать совершенно не станут. Словом, надо срочно принимать что-нибудь через закнаркомфин…»
В том же 1924 году решалось, какой из нефтепроводов сооружать первым: Грозный – Новороссийск или Баку – Батуми. Разумеется, победил первый вариант. Ведь из Баку в Батуми ещё до революции проложили керосинопровод. «Азнефть» и АзСНК в марте выступили с протестом, который поддержал и Киров. Однако ссылки на «недостаточную мощность» старой «магистрали» (всего 30 миллионов пудов в год «легкой нефти, при условии ремонта трубопровода») не помогли. Москва сначала построила линию из Чечни в Туапсе (открыта в ноябре 1928 года), и лишь затем настал черед Азербайджана (открыта в феврале 1930 года)[242].
Что любопытно, несмотря на высокий пост и огромный круг забот, от разнарядок ЦК и столичного горкома на участие в их мероприятиях Мироныча, как рядового члена партии, проживающего в Баку по улице Будаговская, дом № 16, а служащего в аппарате ЦК по адресу Коммунистическая улица, дом № 1, никто не освобождал.
Из сообщения в газете «Бакинский рабочий» от 24 ноября 1922 года:
«От Б.К. АКП.
Для проведения выборов в Баксовет Бакинский комитет АКП мобилизует следующих товарищей… 2. Серебровский. 3. Мирзоян. 4. Р. Ахундов. 5. Крылов. 6. Варейкис… 13. Чагин. 14. Киров…
Поименованные товарищи обязаны с 25/XI в 12. ч. дня являться в ОРГ-ОТДЕЛ БК за получением путевок».
Стандартный отпечатанный бланк из ЦК АКП, 1922 год:
«Тов. Кирову
Согласно постановления рабочей коллегии Агитотдела ЦК вы назначены докладчиком на предстоящем съезде политпросветов и уездных агитотделов, имеющем быть 20‐го ноября на тему Основные задачи новой экономической политики.
Тезисы по означенному вопросу представить в Агитотдел ЦК к 17‐му ноября»[243].
Обратите внимание, у Агитотдела имеется «рабочая коллегия». Иными словами, решение послать Кирова на съезд санкционировано не одним человеком, заведующим, а группой лиц. Характерно, что такая «отдельная» коллегия в ЦК АКП не одна, а две. Помимо агитации вторая ключевая деятельность партийного аппарата – организационная. Как следствие, и Орготдел обладал своей «рабочей коллегией». Состав обеих утверждался Президиумом по рекомендации Секретариата. Очередное переизбрание случилось 17 мая 1924 года, сразу после VI съезда АКП, когда секретари Киров, Мирзоян и Караев сформировали новые Оргколлегию и Агитколлегию ЦК АКП. В каждой – девять персон, считая заведующего. И они – не простые клерки, а либо члены ЦК АКП (Касимов, Буният-Заде, Багиров, Гутин, Иванов; Султанов, Джабиев, Чагин, Кадырли, Ишкова), либо кандидаты (Машкевич, Шахбазов), либо представители иных структур (горкома Баку, комсомола, женотдела ЦК). Фигуры все самостоятельные, от заведующего независимые. По-любому голосование в этих коллегиях – настоящее, а значит, не быстрое и чреватое «фракционностью».
С.М. Киров и М.И. Калинин на бакинском вокзале, 1924 г. По правую руку от Калинина – предсовнаркома Азербайджана Газанфар Мусабеков. [РГАСПИ]
И вроде бы Секретариат в полной власти генерального секретаря Кирова. Зачем ему внутри Секретариата кроме основной коллегии из трех секретарей ещё две, к тому же многолюдные? Разве заведующие орготделом Машкевич и агитотделом Шахбазов с обязанностями справятся хуже, чем заведующие женотделом Ишкова и финотделом Хесин, которым равноправных партнеров не приставили? Наверное, справятся не хуже. Однако в обществе запрос на коллективизм, на коллегиальность, на управление сообща столь высок, что генсек ЦК АКП не осмеливается идти против течения. Народ желает, чтобы важнейшие вопросы – организационные и агитационные – решались гуртом, пусть решаются гуртом… Спустя год ситуация, похоже, усугубится. Так, 11 июня 1925 года Президиум ЦК АКП утвердит новый «состав Агитколлегии ЦК» из… восемнадцати персон. Причем до трети – члены ЦК АКП…[244]
Между прочим, один из членов Оргколлегии Багиров – это Мир Джафар Аббасович Багиров, наркомвнудел и председатель АзЧК, в будущем жесткий, даже безжалостный диктатор Азербайджана, в статусе том же, что и у Кирова, – первого секретаря ЦК АКП. Недаром Орджоникидзе летом 1921 года считал, что «он – мужик с рукой», «соответствующий кандидат» и для роли «комиссара азербайджанской дороги» в местном НКПС, и для роли «предчека». А вот наш герой до лета 1921 года с ним не сталкивался. «Я его не знаю», – признался Мироныч Серго в беседе по прямому проводу 24 июля 1921‐го. В отличие от приятеля Багирова, ныне всем известного, а тогда мало кому ведомого Лаврентия Павловича Берия.
В списке «ответственных работников коммунистической партии по Азербайджану» зимы 1921/22 года он значится управделами ЦК АКП. Знакомство состоялось, судя по всему, в Тифлисе летом 1920 года. Из автобиографии Берии 1923 года: «В Тифлисе меня арестовывают вместе с Центральным Комитетом Грузии, но, согласно переговорам Г. Стуруа с Ноем Жордания освобождают всех с предложением в 3‐дневный срок покинуть Грузию. Однако мне удается остаться, поступив под псевдонимом Лакербая на службу в представительство РСФСР к т. Кирову, к тому времени приехавшему в г. Тифлис…»
Считается, что Берия, заместитель предчека с лета 1921 года, – человек Багирова. Но вот 1 ноября 1922 года из Тифлиса Орахелашвили телеграфировал Кирову: «Заккрайком предлагает Вам… немедленно откомандировать в распоряжение Заккрайкома товарищей Кванталиани, Берия, Жгенти»[245]. Хотя забрать Берию в Грузию решил Орджоникидзе, наш герой расставаться с ним не спешил. И тогда 4 ноября в Баку отправилось такое послание:
«Дорогой Сергей Миронович,
Ввиду происходящих в Грузии событий… крайне необходимо немедленное присутствие здесь Бериа. Об этом же говорит бумажка от Закрайкома, которую везет Бериа. К тебе от Серго просьба наблюсти за тем, чтобы Бериа, не задерживаясь ни на один день в Баку, выехал сюда… Кроме того, чтобы в кратчайший срок овладеть аппаратом ГрузЧК, Берия возьмет с собой 2–3 работников из АзЧК. Это тоже необходимо, хотя бы временно отразилось на продуктивности работы АзЧК. Я пишу об этом Багирову, но прошу и тебя всемерно поддержать это требование к Багирову, если он заартачится»