Это обращение к Кирову примечательно. Похоже, генсек ЦК АКП оценил организаторские способности Берии и пытался притормозить перевод того в Грузию. В Тифлисе даже изготовили особую «бумажку из Заккрайкома». И возможно, в упомянутом ранее списке «ответработников» будущий шеф НКВД вовсе не случайно значится не зампредом «АзЧК», а «управдел» ЦК АКП. В 1920 году он с августа по октябрь возглавлял хозяйство ЦК и, видимо, в январе или феврале 1922 года, когда составлялся список, по просьбе Кирова вновь занимал должность завхоза, временно, по совместительству, подменяя постоянного управделами ЦК АКП Вениамина Лознера… А в Тифлис Лаврентия Павловича отпустить все-таки пришлось. В седьмом часу вечера 8 ноября 1922 года Орджоникидзе зачитали по телефону присланную из Баку телеграмму: «Товарищи Жгенти, Кванталиани и Берия сегодня выезжают. Чагин»[247].
Сам Киров едва не простился с Азербайджаном в 1924 году. В феврале, 4‐го числа, Политбюро в присутствии нашего героя поручило «Оргбюро наметить к ближайшему заседанию… кандидатуру цекиста… для постоянной работы в Туркестане». Ближайшим оказалось… 20 марта, на котором наметили «две кандидатуры – Кирова и Мануильского, отложив решение вопроса до Пленума ЦК». И это явно не совпадение: на Секретариате 14 марта обсуждался состав правления астраханского рыбного треста. И вдруг Андреев, Молотов и Сталин решили с голосованием обождать, а «т. Кирову немедленно выехать в Астрахань, ознакомиться с положением дела на месте и сообщить телеграфно свои соображения в ЦК».
Генсек ЦК АКП в недоумении обратился к Серго, а тот призвал Москву к здравомыслию (где Киров и где какой-то там рыбтрест). Но сталинская телеграмма из Москвы от 16 марта была неумолима: «Нет никакой возможности удовлетворить Вашу просьбу. Просим Кирова немедля выехать в Астрахань, ибо дорог каждый час».
И верно, лишь сообщение о кировской командировке позволило принять на Политбюро процитированный выше вердикт. А упомянутый пленум состоялся 31 марта – 2 апреля. Киров явился на него в последний день, после того как угроза перевода миновала. На пленуме о кадрах для Туркестана речь не шла.
Однако о них повторно вспомнили сразу после XIII партсъезда.
12 июня на Политбюро вопрос о «цекисте» для Туркестана постановили отложить.
19 июня на Политбюро вопрос переадресовали в Оргбюро: пусть представит одного кандидата.
23 июня на Оргбюро без участия Сталина признали «желательным командирование члена ЦК тов. Кирова для работы в Туркестан, если этому не воспрепятствует состояние его здоровья».
27 июня на Политбюро в присутствии Сталина вопрос отложен.
30 июня на Оргбюро с участием Сталина наметили «к командированию для работы в Туркестане, взамен тов. Кирова, члена ЦК тов. Зеленского сроком на 2 месяца» (И.А. Зеленский – секретарь ЦК со 2 июня по 20 августа 1924 года).
3 июля на Политбюро решение Оргбюро утвердили.
И вот какая закономерность вырисовывается. На пленуме ЦК 3 февраля Сталин помешал Каменеву и Зиновьеву тут же уволить Э.М. Склянского с поста зампреда РВСР. А на другой день начался поиск «цекиста» для Туркестана. На XIII съезде (23–31 мая) Сталин вновь помог Троцкому избежать публичной дискуссии с правящим дуэтом, после чего 7 июня помощник генсека Б.Г. Бажанов, технический секретарь Политбюро, «перебрасывается» на должность секретаря журнала «Известия ЦК», сам Сталин 10 июня отправляется в трехнедельный отпуск, а 12 июня на Политбюро поиск «цекиста» для Туркестана возобновляется. Правда, Сталин пришел на заседание. Отсюда и вердикт об отсрочке. Спустя неделю, 17‐го числа, генсек перед секретарями уездных комитетов произнес свою придирчивую речь против Каменева, и 23 июня судьба Кирова решена. Чтобы её перерешить обратно, Сталин вынужден досрочно вернуться из отпуска…
Из протокола заседания Оргбюро ЦК РКП(б) от 30 июня 1924 г. [РГАСПИ]
Мироныч в те дни – в Баку, 1 и 3 июля обсуждал с Багировым и Чагиным «окончательное редактирование» конституции Нагорного Карабаха. О финале баталии за себя узнал 9 июля из сталинской телеграммы: «Постановление о командировке Кирова в Туркестан отменено»[248]. Иосиф Виссарионович поторопился с выводами. Не отменено, а ещё раз на какое-то время снято с повестки дня…
Из письма Кирова жене: «Дорогая Маруся, выяснилось, что совершенно серьезно стоит вопрос о моем переводе в Туркестан. Делаю все, чтобы не ехать. На будущей неделе в четверг вопрос решится окончательно. Придется до четверга быть здесь». Из процитированного видно, что наш герой обретается в Москве и участвует в заседаниях Политбюро. Они обычно проводились по четвергам. Более всего контексту послания соответствуют события не февраля, марта или июня, а… октября 1924 года.
С 25 по 27 октября в столице работал пленум ЦК. Помимо прочего обсуждался доклад Я.Э. Рудзутака «О национальном размежевании в Средней Азии», то есть о разделении огромной территории Туркестанской АССР на самостоятельные республики – Узбекскую, Таджикскую, Туркменскую и Киргизскую. Решали и то, кто возглавит процесс на посту председателя Среднеазиатского бюро ЦК РКП(б). Оргбюро 13 октября утвердило наркома путей сообщений Я.Э. Рудзутака, ранее уже возглавлявшего это бюро.
Однако Политбюро 23 октября не санкционировало вердикт, а отложило «до следующего заседания» «на будущей неделе в четверг» 30 октября. Киров посетил оба. И похоже, на первом кто-то опять замолвил слово о нём – талантливом ораторе, умеющем вести за собой народы Востока…[249] Очередной раунд борьбы вокруг Мироныча вспыхнул неспроста. Каменев с Зиновьевым прозрачно намекнули генсеку: мы все же уберем твоего единомышленника из Азербайджана, если ты снова помешаешь нам выгнать из Политбюро Троцкого. Что же произошло?
Второго сентября 1924 года застрелился М.С. Глазман, секретарь, друг Л.Д. Троцкого. Причина – исключение из партии Московской контрольной комиссией по жалобе соседей по коммунальной квартире. А Москва – «владение» Л.Б. Каменева. Троцкий счел инцидент прямым выпадом против себя и потребовал тщательного расследования и наказания виновных. Каменев ограничился полумерой: Глазмана реабилитировали, у «доносчиков» отобрали партбилеты. Троцкий же настаивал на серьезном взыскании для членов МКК и публикации некролога в «Правде» без купюр. Каменев отказался.
Из письма С.М. Кирова Марии Маркус о возможном переводе в Туркестан, 1924 г. [РГАСПИ]
И тогда в отместку за погибшего друга председатель РВСР написал знаменитые «Уроки Октября», «специальное введение» к первому тому собственного собрания сочинений, в котором напомнил всем о близоруком поведении правящего дуэта в октябрьские дни 1917 года. Книга вышла в середине октября 1924 года. Для героев предисловия оно послужило предлогом для расправы с автором, якобы начавшим одиозной статьей очередную опасную для партии дискуссию.
Впрочем, оба нуждались в содействии Сталина, почему 23 октября на Политбюро и озвучили грозный ультиматум, дав генсеку неделю на размышление. Все решилось на пленуме 26 октября. Кандидат в члены ЦК РКП(б) Василий Иванов поинтересовался у Иосифа Виссарионовича, насколько правдивы слухи, «что Сталин думает блокироваться с Троцким». Тот слухи сразу опроверг, причем письменно. Каменев с Зиновьевым к нему присоединились. Так возродился «фронт» ведущих членов Политбюро против Троцкого. Новый старый союз закрепили в четверг 30 октября. Опросом членов Секретариата и Оргбюро контроль над аппаратом ЦК вернулся от А.А. Андреева к И.В. Сталину. Голосованием в Политбюро в Среднюю Азию отправили не Рудзутака или Кирова, а И.А. Зеленского…[250]
Далее Каменев и Зиновьев приложили немало усилий, чтобы разжечь страсти и втянуть Троцкого в полемику. Более месяца, с 12 ноября, в печати и с трибуны наркомвоенмора обвиняли и осуждали за несвоевременный литературный опус. В развязанной ими травле Сталин тоже принял участие. Пусть и неохотно. Троцкому без помощи генсека было крайне тяжело не ответить. И он написал статью «Наши разногласия». Однако от соблазна отослать её в газету удержался.
Молчание Льва Давидовича в течение месяца серьезно повлияло на настроение в партии. К примеру, Бухарин изначально сомневался в целесообразности поднимать шум из-за какой-то статьи. К декабрю сомнения возникли и у других. Между тем Каменев и Зиновьев упрямо требовали исключения «полемиста» из Политбюро на пленуме, назначенном на январь 1925 года, совершенно игнорируя тот факт, что эта мера вызывала все меньше и меньше сочувствия. В итоге у Сталина появился шанс переиграть дуэт. И он его не упустил, предложив Бухарину выступить совместно с умеренных позиций: Троцкий покидает пост военного наркома и главы РВС СССР, но остается членом Политбюро.
Так называемая «семерка», правящее в Политбюро большинство, «проект» одобрила 6 января, 15 января – Политбюро, а 17 января 1925 года – пленум ЦК. Киров участвовал в двух последних. На пленуме голосовал, конечно же, за резолюцию Сталина и Бухарина[251]. Так вокруг нового тандема сформировалось новое большинство Политбюро и ЦК. Каменева с Зиновьевым оно более не воспринимало лидерами партии и страны. Новым лидером, пока ещё не очень авторитетным и непререкаемым, стал И.В. Сталин, член Политбюро, во-первых, и лишь, во-вторых, генеральный секретарь ЦК РКП(б).
Часть пятаяМежду Москвой и Ленинградом
1. «Тут дело – не случайное…»
Январь 1925 года. У Страны Советов – новый лидер, новый правящий дуэт, более вменяемый, чем предыдущий, взбеленившийся против Троцкого, против молчавшего Троцкого. Забрезжила надежда, что Каменев с Зиновьевым осознают свою ошибку и дружная, коллегиальная работа в Политбюро возобновится. Киров возвратился из Москвы в Баку в хорошем настроении. В будущее глядел с оптимизмом, который если что и омрачило, по-настоящему, то две неожиданные мартовские смерти…