Тифлис. Александровский сад. 25 марта 1925 года. Около шести часов вечера. На невысоком помосте – Мироныч. Он говорит: «Если есть на земле трагедия, то самой безумной трагедией является жизнь тех, кого мы сейчас хороним… Много раз перед ними открывалась бездна вечности, но они избегали гибели и неустанно несли наше великое коммунистическое знамя, освещенное ленинизмом. Какой-то нелепый случай, вспыхнувшее пламя, – и от наших дорогих товарищей остались только угли. Это ли не трагедия для настоящего революционера!» «Нелепый случай» – это о «неосторожном обращении с огнем при курении» «внутри пассажирской кабины» самолета «юнкерс», на котором около полудня 22 марта 1925 года из Тифлиса в Сухуми вылетели А.Ф. Мясников, Г.А. Атарбеков и С.Г. Могилевский (предчека Закавказья). Буквально через четверть часа после взлета самолет загорелся и рухнул в одном из предместий Тифлиса. Три пассажира и два летчика погибли.
Александр Федорович Мясников (Мясникян), «Алеша», лидер советской Армении. [РГАСПИ]
Ирония судьбы… Ведь Киров мог не выступать 25 марта на траурном мероприятии в Тифлисе, если бы счел необходимым для себя принять участие в траурных мероприятиях в Москве 22 марта. Вечером в четверг девятнадцатого у решетки Александровского сада Кремля остановилось сердце председателя ЦИК СССР от Закавказья Н.Н. Нариманова. Хотя 20 марта ЦК АКП посчитал «целесообразным похоронить… тов. Нариманова в г. Баку», в ЦК РКП(б) прислушались к мнению Президиума ЦИК СССР («на Красной площади… в Москве»), и тем же вечером Сталин ответил «по прямому проводу… Кирову»: «Решено хоронить в Москве».
На другой день Президиум ЦК АКП отбирал тех, кто поедет в союзный центр. Делегацию сформировали из восемнадцати лиц. В неё вошли Рухулла Ахундов, Мир Джафар Багиров, Александр Серебровский. По идее, генеральному секретарю, избранному без малого четыре года назад с «благословения» Нариманова, то же стоило поехать в Москву и проститься с тем, кого называли «азербайджанским Лениным». Однако Мироныч уклонился от этой поездки и к тому же пропустил четыре заседания Президиума ЦК АКП подряд – 20, 21, 22 и 23 марта. На последнем по докладу А.К. Караева определяли, кого «из ответственных работников Азербайджана послать в Тифлис». Естественно, в столицу Закавказья отправились те, кто не отлучился в столицу СССР, в том числе Киров, Мусабеков и Мирзоян…[252]
Разумеется, чуть ли не сразу возникли толки, что авиакатастрофу подстроили, позднее зашептали об умышленном не спасении Нариманова… Кто злодей? Сталин, конечно… Что ж, процитируем телеграмму генсека в Тифлис, Орджоникидзе, переданную около часа дня 25 марта 1925 года: «Говорят, что гибель Мясникова, Могилевского, Атарбегова не случайна, а подстроена по мотивам мести двум чекистам за разстрелы и Мясникову, как армянину. Надо обязательно разследовать. Дело серьезное…» А вот недатированная записка Мироныча:
«Дорогой Серго! Выясняется ли что-либо новое о причинах гибели Алеши и других. Чем больше думаю, тем больше кажется, что тут дело – не случайное. Интересный разговор был между [Чингизом] Ильдрымом и одним механиком аэродрома. Амаяк [Назаретян] это знает. Наверное, тебе сообщил. Если можно, позвони по телефону, пойму».
Что ж, и Киров, и Сталин не исключали рукотворности аварии. Ясно, они подозревали внешние, контрреволюционные силы. Версию о внутренних разборках большевиков не рассматривали. Она приобретет популярность позднее. Когда генсек превратится во второго Ленина, когда возникнет желание понять, как же это у него получилось. Впрочем, списать все на красноречие нашего героя не выйдет. Как ни странно, но Киров в 1924 и 1925 годах на партийных съездах, на партийных конференциях и пленумах в Москве активности не проявлял. Голосовать за резолюции большинства голосовал, а подниматься на трибуну не спешил. Хотя Сталин то и дело слал в Баку телеграммы: «Ваш приезд на пленум необходим. Сообщите о выезде» или «Твой приезд на пленум абсолютно необходим». Первую отправил Миронычу и Серго 12 августа 1924 года, когда собирался бросить все и уйти в отставку. Вторую продиктовал 3 января 1925 года, когда готовился возглавить Политбюро, ЦК и страну[253].
А ведь Сталин действительно в ту пору нуждался не столько в Кирове – ораторе, сколько в Кирове – члене ЦК, в том, кто вместе с другими поднимет руку за и составит большинство, поддерживающее дуэт Сталина и Бухарина. Чтобы оно стало сплоченнее и послушнее, оратор, конечно, требовался, но из стана оппозиции, не из «своих». Чем чаще и дольше Каменев или Зиновьев будут возражать, оспаривать решения Политбюро и ЦК, тем быстрее первый среди равных в Политбюро ЦК РКП(б) преобразится в нового вождя.
Парадокс. В историографии много пишут о борьбе за власть Сталина с Троцким, игнорируя один очень важный факт: не считая статьи «Уроки Октября», Лев Давидович в течение 1924 и 1925 годов ни в каких дискуссиях не участвовал. Напротив, он их избегал, ибо, в отличие от тех, кто жаждал изгнать его из Политбюро, урок полемики 1923 года усвоил крепко: в любом споре в рамках ЦК РКП(б) победа всегда остается за лидером большинства, ибо каждая оппозиционная статья, каждая такая речь не ослабит, а укрепит его власть. И ему совсем не надо подкупать или запугивать врача, авто- или авиамеханика, кого-то ещё с целью избавиться от конкурента. Наоборот, ему нужно, чтобы этот конкурент был и выступал, выступал и выступал…
Сталин, Киров, Троцкий в тонкостях функционирования коллективного руководства разобрались и вели себя соответственно. А Каменев с Зиновьевым, увы, так и не осознали, внутри какой политической системы оказались, а потому стали совершать новые ошибки. Едва пленум ЦК завершился, как сторонники проигравшего дуэта принялись критиковать сохранение за Троцким членства в Политбюро и очень удивились реакции оппонентов. Отважных ораторов тут же лишали партийных постов. Первым пострадал секретарь Рогожско-Симоновского райкома Москвы Степан Захаров. За ним репрессиям подверглись литературный критик Илларион Вардин и вожаки комсомола, члены бюро ЦК РКСМ Цейтлин, Гессен, Касименко, Фазилович.
«Новой оппозиции», как скоро окрестят недовольных, похоже, не приходило в голову, что она делала то же, за что желала покарать Троцкого. Затевала дискуссию, которая по-любому тормозит работу Политбюро. Затянувшаяся дискуссия её парализует. И из-за чего конкретно она разгорается, не важно. «Уроки Октября», судьба Троцкого или построение социализма в СССР… Дискуссию легко начать. Закончить трудно.
Однако Каменев с Зиновьевым не унимались. Нельзя опротестовать решение пленума ЦК, попробуем вбить клин в новый правящий тандем. Бухарин в нём слабое звено. Его и будем дискредитировать, чтобы Рыков и Томский, а повезет, и Сталин, разочаровавшись, вновь сгруппировались вокруг них. Бухарин – искренний приверженец НЭПа, особенно в аграрной сфере. Значит, за «кулаков». За это «любимца партии» и надлежит развенчать на предстоящем, XIV съезде партии. В конце концов, на партийных съездах спорили всегда и горячо. Они – легальная площадка для дискуссий. Созыв XIV съезда РКП(б) намечался во второй половине 1925 года. На нём «новая оппозиция» и готовилась взять реванш.
Николай Иванович Бухарин. [РГАСПИ]
А пока в Москве заваривалась новая «склочная каша», в Баку наблюдалось относительное успокоение. Фактор «варяга» с миссией арбитра в этнически разобщенном сообществе сыграл свою положительную роль. Почетная ссылка Нариманова в Тифлис, затем в Москву избавила Азербайджан от двоевластия, но не от конфликта армяно-русского Баку с тюркской провинцией. Именно этот конфликт постепенно превратил Кирова в общепризнанного вождя республики. Да, подотчетного ЦК РКП(б) и тем не менее в рамках Азербайджана – вполне самостоятельного. За ним оставалось последнее слово в вопросах спорных, неясных, сомнительных, тех, где управление сообща, коллегиальное, пасовало или колебалось в неуверенности.
А пост Кирова – генеральный секретарь ЦК АКП – предопределил после ухода Нариманова транзит власти из структур совнаркомовских в цековские. И легко догадаться, какая из двух коллегий ЦК превратилась в центр принятия решений. Разумеется, с меньшим числом членов, Секретариат. Причем с целью уравновесить явное доминирование в азербайджанской компартии «бакинцев», Киров неизменно делал своим заместителем, фактическим, тюрка. До весны 1924 года таким «ответственным секретарем» ЦК был Эюб Ханбудагов, а когда Левон Мирзоян сумел его выжить за «национализм», вакансию занял Алигейдар Караев, организатор местной Красной армии, «азербайджанский Троцкий».
Хотя сам Мироныч лично благоволил другому «ответственному секретарю» (с 1922 года) – Петру Ивановичу Чагину. Но у того душа больше лежала к литературной и издательской деятельности, отчего секретарской «скуке» в ЦК он предпочитал работу редакторскую в «Бакинском рабочем». Киров, верно, с трудом уговорил Чагина согласиться войти в Президиум ЦК АКП на правах кандидата, чтобы участвовать в заседаниях обеих коллегий. Протоколы Секретариата и Президиума зафиксировали довольно частое присутствие Петра Ивановича на совещаниях 1924 и 1925 годов в качестве «кандидата». Впрочем, при случае Киров старался хотя бы на короткий срок преобразить приятеля в полноценного «члена» Секретариата.
К примеру, 3 июня 1924 года Президиум ЦК «путем опроса», то есть связавшись по телефону или телеграфу и с Кировым, разрешил «поездку т. Караеву в Гянджу сроком на один день», уточнив, что «на время его поездки секретарем ЦК считать тов. Чагина». В новом, 1925 году все то же. На Президиуме 28 марта Киров провел решение: «Ввиду отъезда т. т Р. Ахундова и Караева ввести в Секретариат ЦК на время их отсутствия т.т. Буниат-заде и Чагина». Миновало менее месяца, и 18 апреля, когда все четыре секретаря (Киров, Караев, Мирзоян, Ахундов) собирались в Москву на пленум и XIV партийную конференцию, история повторилась. Среди заменивших, конечно же, значился и Чагин. На июньском 1925 года пленуме ЦК АКП доклад о деятельности Президиума Киров поручил зачитать опять же Чагину. А когда Москва вдруг захотела забрать из Баку Петра Ивановича, Президиум ЦК АКП 21 июня 1925 года постановил «настоятельно просить ЦК РКП(б) об оставлении т. Чагина редактором газеты «Бакинский рабочий», так как заменить тов. Чагина совершенно некем»