– Возникает, товарищи, вопрос: для чего все это нужно?
Увы, внятного ответа никто не дал. Сталин промолчал. Троцкий проигнорировал. А странная игра продолжилась. Объединенный пленум ЦК и ЦКК 23 октября 1927 года постановил: «Т.т. Троцкого и Зиновьева из состава ЦК исключить»[292]…
Остановила суровая мера вождя оппозиции? Она лишь облегчила ему работу. Зависимость от «родной» партии ослабла. А та избавления от осточертевшего дискуссионного давления не почувствовала. Троцкий и вне ЦК, и даже вне партии оставался Троцким, вождем пролетарской революции, соратником Ленина, авторитетом для многих и многих коммунистов и беспартийных. Ему достаточно было просто написать статью, просто где-то покритиковать ЦК, и ЦК приходилось реагировать… 7 ноября Троцкий в Москве, Зиновьев в Ленинграде попытались провести альтернативную демонстрацию трудящихся, 14 ноября 1927 года оба положили партбилеты на стол. Помогло это ЦК оборвать дискуссионную спираль? Нет, конечно… Между тем «сталинский режим» становился все крепче и крепче, а большинство ЦК все покорнее и покорнее…
8. Против правого уклона
«Волховстрой для нашей страны был экзаменом сложной и трудной работы хозяйственного строительства… было много ошибок, много неудач, но… теперь Волхов дает ток для ленинградских заводов…» – Киров произнес приветствие, стоя «на покрышке генератора» в машинном зале электростанции, рядом с Рыковым, Енукидзе, Куйбышевым… Торжественную церемонию запуска Волховской ГЭС провели 19 декабря 1926 года. Ровно через десять месяцев, 19 октября 1927 года, Киров участвовал в аналогичном мероприятии, в закладке ГЭС на реке Свирь в окрестностях городка Лодейное Поле.
«Коммунизм есть советская власть плюс электрификация всей страны!» Знаменитый ленинский лозунг призывал к преобразованию России крестьянской в Россию пролетарскую. Миллионы мужиков должны уйти из деревни в город, на фабрики и заводы, чтобы стать опорой компартии. Но массовый переход невозможен без создания крупного промышленного производства, а оно без надежной энергетической базы, то есть без электричества. Больше электростанций, больше рабочих мест, ближе тот час, когда пролетарский элемент в Советской России возобладает над мелкобуржуазным, нэповским. Желаете ускорить процесс? Пожалуйста, начните принудительную коллективизацию, поставьте середняка перед выбором – либо в колхоз, либо в город на заработки. А средства на строительство «лишних» ТЭС, ГЭС и заводов обеспечит раскулачивание – изъятие имущества зажиточных крестьян.
Ранней осенью 1927 года Сталин рядом мер, снижающих закупочные цены на покупаемое у крестьян зерно, прозондировал настроения в Политбюро. Инициатива прошла. Прошла при поддержке Молотова. Выяснив, что вбить клин между умеренной и радикальной группами реально, генеральный секретарь сразу по окончании XV партсъезда и совершил необходимую замену. Пленум ЦК 19 декабря 1927 года переизбрал Политбюро. Новичком стал один – В.В. Куйбышев. Он явился на первое заседание 22 декабря и, верно, не ожидал увидеть жаркой стычки «о хлебозаготовках и об экспорте хлеба». Сталин отсутствовал, почему Бухарина и Молотова ничто не сковывало. Обменявшись мнениями, обсуждение перенесли на другой день. Но 23 декабря Сталин снова не смог прийти. Уклонился от важных прений и Куйбышев. А прения продемонстрировали хрупкий паритет: Бухарин, Рыков, Томский против Молотова, Рудзутака, Калинина (Ворошилов тоже пропустил оба заседания). В итоге образовали комиссию, которая 24 декабря внесла проект постановления, скорее умеренный, чем радикальный. Документ санкционировали опросом. Бухарин одержал победу… пиррову.
Сталин, убедившись, что его голос – «золотой», а в резерве голоса колеблющихся Ворошилова и Куйбышева, 5 января 1928 года потребовал пересмотра директивы о хлебозаготовках. «Кандидат» Киров участвовал в этом заседании Политбюро и, возможно, в голосовании за формирование новой комиссии во главе с генсеком, заместив единственного непришедшего члена высшей коллегии – Молотова. Исправленный вариант директивы, изданный 6 января, отвечал чаяниям радикалов. Кроме того, 7 января большинство одобрило «предложение т.т. Сталина и Молотова» о поручении СНК СССР срочно принять «декрет о крестьянском самообложении», а 9 и 12 января оно же откомандировало в регионы членов ЦК с целью проконтролировать исполнение новых жестких установок по хлебозаготовкам. Членов Политбюро поехало двое – Сталин и Молотов[293]. Таким образом, возник третий по счету правящий дуэт Политбюро: Сталин – лидер, Молотов – идеолог официального курса. Идеологу отставному – Бухарину – оставалось либо капитулировать, либо дать бой. Николай Иванович предпочел дать бой…
Напомню, в те же дни, 2 и 3 января 1928 года, Политбюро отозвало Н.К. Антипова из Ленинграда, а «вторым секретарем» рекомендовало М.С. Чудова. Вопрос, похоже, решился при личной встрече Кирова со Сталиным в Москве. И Сергей Миронович отправился в столицу явно не по своим делам, а по приглашению Кобы. Зачем? Сомнительно, что главная причина – судьба Антипова. Тот даже не подозревал ни о чем и 4 января на заседании бюро областкома утвердил новый состав Оргколлегии во главе с собой. Впрочем, участие Кирова в заседании Политбюро 5 января – вовсе не случайность. Ведь Сталину, прежде чем отважиться на «головокружительный» политический разворот, надлежало обговорить все с тем, с кем через какое-то время придется сообща низвергать коллегиальность. Обговорить и договориться.
Без согласия Кирова помочь в реорганизации коллегиальной пирамиды ВКП(б) разрыв с Бухариным не имел смысла. В одиночку, без того, кто умеет убеждать и увлекать целые аудитории, Сталин не справился бы, а достаточной властью, какая возможна в рамках коллективного руководства, он уже располагал. Благодаря Троцкому… Отказ Кирова означал бы предотвращение свертывания НЭПа по крайней мере на данном этапе, хотя у Сталина все равно не было выхода. Ему просто пришлось бы искать другое решение, ибо коллективное руководство рано или поздно разрушит все «завоевания» разумного «альтернативного» курса Бухарина.
Из журнала регистрации лиц, принятых И.В. Сталиным, январь 1928 г. [РГАСПИ]
К сожалению, соратники по Политбюро и ЦК не понимали этого. Если бы понимали, то отрекаться от НЭПа, текущей редакционной политики «Правды», «правого уклона» в Коминтерне (Бухарин с 1926 года секретарь ИККИ) не требовалось… Увы, пресловутая вражда компартий с социал-демократами – следствие все той же переориентации на группу нового младшего партнера, бескомпромиссную в отношении всех классово ущербных попутчиков: нэпманов, кулаков, военспецов, социалистов и т. д.
Итак, визит Мироныча в Москву в январе 1928 года стал решающим. Наш герой узнал наконец, «для чего все это нужно», и со своей стороны сказал генсеку: «Да!» А тот, похоже, посоветовался с ним и по другому вопросу: как быть с Троцким. Радикалы в ЦК жаждали расправы с настырным вождем оппозиции. После XV съезда Зиновьев с Каменевым раскаялись. Троцкий же и не думал. Сталин размышлял, как и дело не испортить, и нового партнера удовлетворить. В итоге 3 или 4 января 1928 года на квартире Троцкого зазвонил телефон, и товарищ из ЦК предложил Льву Давидовичу поехать «на плановую работу» в… Астрахань. Заметим, Киров уже дня два или три как в Москве, и речь идет о городе, где к слову Мироныча прислушиваются. Троцкий «предложение» отверг, и тогда Политбюро одобрило более радикальную меру: ссылку в Алма-Ату, куда 18 января с Ярославского вокзала оппозиционного лидера и отправили…
Календарь заседаний партийных и советских органов Ленинграда, утвержденный 8 апреля 1927 г. [РГАСПИ]
Кстати, об Астрахани. Это ведь ещё один кировский козырь: высокий авторитет в трех региональных партийных организациях: бакинской, астраханской и северокавказской, особенно среди горцев. Склонить того же Бетала Калмыкова, Михаила Коробкина или Левона Мирзояна проголосовать на XVII или XVIII съезде за введение в партии «единоличия» Миронычу наверняка не составило бы большого труда. Ему доверяли, в него верили, а кто-то и преклонялся перед ним. Ныне он возглавлял коммунистов Ленинграда, самой влиятельной и своенравной части ВКП(б). Территориально Ленинградом парторганизация не ограничивалась. Она включала также коммунистов Луги, Новгорода, Пскова, Великих Лук, Череповца, Мурманска и Карелии. Так называемая Северо-Западная область, в августе 1927‐го преобразованная в огромную Ленинградскую область. Вот если бы и здесь все поверили в Кирова так, как уже верили в Баку, Астрахани, Владикавказе…
Ясно, что в таком случае Антипов рядом с Кировым – помеха, которую надо поскорее убрать – можно и на повышение в Москву. В пятницу 6 января 1928 года Николай Кириллович в кабинете генерального секретаря ЦК ВКП(б) услышал заманчивые предложения: переехать в столицу, поработать наркомом (почт и телеграфа СССР), а в перспективе, на ближайшем пленуме, войти в состав Оргбюро ЦК, для начала «кандидатом». Антипов не возражал, и на другой день в том же кабинете собрался почти весь секретариат ЛК (Киров, Комаров, Антипов, Стецкий), чтобы подвести черту под вдруг возникшим кадровым вопросом[294].
Обратите внимание, кого нет на приеме у генсека – секретаря ЛК Угарова. Федор Яковлевич, член ЦК ВКП(б), с января 1926 года – глава ЛГСПС, Ленинградского совета профсоюзов. А председатель ВЦСПС – М.П. Томский. Неудивительно, что Угаров оказался сторонником умеренных в Политбюро. «Ошибка наша заключается в том, что мы не пошли по линии вытеснения частника экономическим путем, а вытеснили его другим путем, каким – вы все знаете… Отсюда пошли разговоры о том, что наша партия взяла курс на уничтожение… НЭПа», – посетовал он на пленуме ЦК 7 июля 1928 года. Или ещё: «Я сказал на пленуме обкома, сказал в частной беседе… тов. Кирову… та дискредитация трех товарищей, которая происходит… ведет к их отсечению. Мне в ответ… вынесли не одну специальную резолюцию, где меня называли разными хорошими словами». Три товарища – Бухарин, Рыков, Томский. Произнес Угаров это на пленуме 20 апреля 1929 года, уже лишившись высоких постов. Пленум обкома, сформированный II областной конференцией, 15 марта 1929 года не избрал Ф.Я. Угарова ни членом бюро, ни секретариата ЛК, а спустя неделю, 23 марта, бюро обкома освободило «правого уклониста» «от работы в качестве председателя Областного Совета профсоюзов».