Протокол пленума ЦК ВКП(б) от 13 июля 1930 г. [РГАСПИ]
Мог ли вождь уже летом 1930 года совершить рокировку в правящем дуэте? Теоретически мог. А практически она не имела смысла. Ведь пятилетка единоначальных «треугольников» началась всего полгода назад. Требовалось обождать, пока пройдет хотя бы половина, а лучше две трети срока, чтобы на очередном, XVII съезде ВКП(б) сделать Кирова своим напарником, а на следующем, восемнадцатом, заменить Политбюро председателем партии.
Такой вывод напрашивается о смене дуэта из предшествовавших комбинаций на вершине властной пирамиды, которые можно представить в виде следующей таблицы:
12. Секретарь вместо секретариата
События вокруг «самокритики» «ленинградцев» со стороны «Правды» повлияли на систему руководства областью, но на популярности Кирова практически не отразились. Во-первых, за Мироныча вступилась Москва в лице генерального секретаря. Во-вторых, «коренные питерцы» едва ли не сразу раскусили, что удар по ним нанес не сосед по Смольному, а кто-то в ЦК. И Политбюро косвенно подтвердило это кадровыми ротациями в «Правде» и агитпропе ЦК: 30 октября А.И. Криницкого перевели в секретариат Заккрайкома, а 25 ноября из Ленинграда в помощь Орахелашвили в редколлегии «Правды» отозвали А.И. Стецкого, который вскоре, 10 января 1930 года, возглавил один из двух отделов расформированного АПО ЦК (культуры и пропаганды). Любопытно, в тот же январский день по докладу Молотова Политбюро позволило присутствовать на своих заседаниях Н.Н. Попову.
Между тем в Ленинграде секретариат обкома 13 декабря удовлетворил просьбу Н.П. Комарова о месячном отпуске, а 27 декабря – об освобождении «от обязанностей председателя Ленинградского Совета и Облисполкома». Его преемником Киров рекомендовал И.Ф. Кодацкого, главу регионального совнархоза. Иван Федорович 15 марта 1930 года и занял место Комарова в секретариате, а Стецкого 8 декабря 1929 года заменил Борис Павлович Позерн, ректор Коммунистического университета имени Г.Е. Зиновьева[319].
Таким образом, период двух соправителей в Ленинграде завершился. Отныне Сергей Миронович обладал всей полнотой власти в Ленинградской области – и политической, и хозяйственной. Хотя секретариат продолжал работать коллегиально, но де-факто все решения принимались Кировым, а голоса прочих секретарей – Чудова, Алексеева, Позерна, Кодацкого чем дальше, тем чаще становились совещательными, не решающими. Московское Политбюро выглядело куда демократичнее. Там все-таки Сталин по-прежнему считался с мнением Молотова и голосование по тому или иному вопросу не всегда было заранее предрешенным.
Помните нововведение 1928 года – отдельные протоколы по вопросам, решенным секретарями заочно? После того как Ф.Я. Угаров, сделав важное для Кирова дело, в марте 1929‐го покинул ленинградский секретариат, практика составления таких протоколов сохранялась ещё примерно полгода, и в 1930‐м ей на смену пришла другая. Единый протокол очных и заочных решений вновь стал главным, а отдельный «опросный» теперь использовался, только если между заседаниями секретариата случался длительный перерыв. К примеру, между 20 и 30 мая 1930 года, накануне III областной партийной конференции (5—12 июня), секретариат не собирался, но заочно, опросом, вынес пятьдесят решений, которые и зафиксировал особый протокол.
В объединенных протоколах количество параграфов могло доходить до девяноста, как 26 февраля, причем половину из них частенько рассматривали на заседании, как 17 июня 1930 года (сорок три из восьмидесяти семи). Ясно, что коллегиально почти полсотни проблем всесторонне, без спешки, обсудить в отведенные часы нереально. Значит, Алексеев и Чудов 17 июня большую часть вопросов попросту тут же одобряли, услышав мнение третьего присутствовавшего на коллегии члена секретариата – Кирова[320].
А вот свидетельство очевидцев, дежурных секретарей: «Заседания секретариата и бюро горкома и обкома начинались в 2 часа дня. Киров просматривал и утверждал порядок дня. Он же председательствовал на этих заседаниях, внимательно вслушиваясь в каждое слово докладчика или выступающего в прениях. По распоряжению Сергея Мироновича все материалы к заседанию рассылались накануне, чтобы с ними можно было ознакомиться заблаговременно… Когда кончалось заседание, Сергей Миронович требовал, чтобы в тот же день решения давались ему на подпись».
Начало и конец «опросного» протокола секретариата ЛК от 20–30 мая 1930 г. [РГАСПИ]
Регламент работы бюро и секретариата ЛК, принятый 4 апреля и 23 декабря 1931 г. [РГАСПИ]
Регламент работы бюро и секретариата ЛК, принятый 4 апреля и 23 декабря 1931 г. [РГАСПИ]
Киров утверждал, Киров распоряжался, Киров требовал… А как же другие члены секретариата? Они ничего не утверждали, не распоряжались и не требовали?! Иными словами, коллегиальность превратилась в фикцию… Судя по оговорке о «бюро горкома и обкома», секретарями аппарата описана практика 1932–1934 годов, когда город обособился от области и возникли две партийные инстанции, как правило, заседавшие совместно.
Символично, в день рассмотрения вопроса «Об единоначалии», 23 сентября 1929 года, секретариат постановил также «перевести работу в областкоме» с 1 октября на непрерывную «пятидневную рабочую неделю», с началом семичасового рабочего дня в десять утра. График заседаний обкомовских структур бюро обкома утвердило 9 октября 1929 года. Вводилась десятидневная периодичность: бюро собирается 4, 14, 24-го каждого месяца, секретариат – 9, 19 и 29‐го, совещания и коллегии отделов – 2, 12, 22‐го. Все в одно и то же время – в три часа дня. Спустя полтора года, 4 апреля 1931 года, час открытия заседаний откорректировали: у бюро обкома – три часа дня, у секретариата – пять часов вечера. Наконец, 23 декабря 1931 года секретариату вернули более удобное время для встречи – три часа пополудни. Зато периодичность созыва бюро сократили до двух – 9 и 23‐е каждого месяца, а у секретариата дни поменялись на 3, 17 и 29‐е.
И тогда же произошло окончательное разграничение полномочий бюро и секретариата. Первое обсуждает «основные вопросы работы коллективизации, совхозов, лесодровозаготовок, местного топлива, промышленности, транспорта, новостройки по области, рабочего снабжения, обслуживания культурно-бытовых нужд рабочих и колхозных масс и основные вопросы партсовстроительства». А второй «сосредотачивает свое внимание на вопросах проверки исполнения, руководства работой профессиональных, советских и хозяйственных органов, подбора кадров и вопросов работы отделов Ленобласткома ВКП(б)». В постановлении от 4 апреля 1931 года то же сформулировано более осторожно: «Центр тяжести работы Секретариата сосредоточить на проверке выполнения решений ЦК и Областкома ВКП(б)».
Мы видим, как Киров 4 апреля 1931‐го робко, а 23 декабря уже вполне уверенно (он присутствовал на обоих заседаниях бюро обкома) пробует легализовать произошедшую в течение 1930 года трансформацию ленинградской региональной власти в духе того самого постановления ЦК ВКП(б) от 5 сентября 1929 года о единоначалии в промышленности[321].
Да, пока де-факто, но Киров стал «директором» Ленинграда. С него теперь «по каждому вопросу всякий партийный и другой орган в первую голову» вправе спросить за положение Ленинградской области и города на Неве. Секретариат? А секретариат уже больше похож не на полноценную коллегию, а на заводской «треугольник» из того же постановления ЦК, помогающий директору и директора контролирующий. Где в этой схеме место «производственному совещанию»? Бюро обкома. Все! Оно более не решает повседневных проблем управления городом и областью. Бюро обкома превратилось в центр обсуждения тех вопросов, по которым у «директора» ещё не сложилось твердой позиции. Наверное, если бы Комаров не ушел в январе 1930 года, то постепенно преобразился бы из «соправителя» в «помощника» «директора» «по реализации» важнейших решений, принятых после дискуссий на «производственном совещании», бюро обкома.
Протокол пленума Ленинградского обкома 13 июня 1930 г. [РГАСПИ]
Дискуссия! Самое страшное слово для большевика после 1923 года. Но в Ленинграде после 1930 года в вопросах, касающихся города и области, дискуссии более не пугают. Во-первых, потому, что работа главной коллегии – секретариата – заморожена. Во-вторых, Киров умеет слушать и прислушиваться к критике. А посему, пожалуйста, высказывайся, только по делу, хоть на бюро обкома, хоть в секретариате. А хочешь, запишись на прием к любому секретарю областкома – Кирову, Чудову или Позерну (с 5 апреля 1930 года официальный третий секретарь обкома), чтобы поговорить о наболевшем или обратить на что-либо внимание властей. У Кирова – два приемных дня в декаде (3‐й и 8‐й), у Чудова и Позерна – по четыре. Приемные часы – с двенадцати до четырех дня.
И не парадокс ли? Пленум обкома третьего созыва 13 июня 1930 года избрал пять членов секретариата, в том числе трех ответственных секретарей (Кирова, Чудова, Позерна). А пленум, состоявшийся 29 января 1932 года после объединенной IV областной и II городской конференции (23–28 января), сформировал два секретариата – областной из восьми членов и городской из семи членов. Причем в каждом по четыре ответственных секретаря (в обкоме – Киров, П.И. Струппе, П.А. Ирклис, А.В. Осипов; в горкоме – Киров, Чудов, Позерн, И.И. Газа). Плюс у области особый секретарь по транспорту – А.А. Никулин[322]. Итак, в 1930 году – пять и три, в 1932‐м – восемь (семь) и пять (четыре). Киров вознамерился усложнить работу высшей ленинградской коллегии – секретариата? Нет, конечно. Это при коллективном руководстве чем меньше в коллегии членов, тем лучше. При единоначалии все наоборот. Чем больше мнений, тем вероятнее, что начальник примет оптимальное решение.