Но вернемся к нашему Политбюро. Оно не спеша заседает и «решает» бесконечные проблемы, большинство из которых надуманные. Речь идет не о людях и их заслугах, а о том, можно ли «раскрыть секретных конструкторов и ученых», надо ли «выдавать конструкцию простейшего спутника», можно ли «указывать место его старта» и хотя бы самые общие сведения о ракете-носителе? И это в то время, когда американские, английские и французские технические журналы открыто называли Тюратам, писали о Короле и его замах, крестиками на фотографиях указывали окна его кабинета, публиковали кинотеодолитные снимки летящей по орбите второй ступени ракеты Р-7…
И все-таки главная «загвоздка» была с авторами Спутника № 1. Ну, Королев и Тихонравов — это понятно! По просьбе Королева Михаил Клавдиевич написал записку в правительство, Сергей Павлович с ним обсуждал многие вопросы. Мишин тоже не вызывал сомнений. А Келдыш? Как-никак, его считали теоретиком космонавтики! А Бушуев и Крюков? Можно ли обойтись без основных проектантов? А ведь есть еще образованный Королевым Совет главных конструкторов… Мог ли быть запущен спутник без двигателей Глушко, систем управления Пилюгина, Кузнецова, Рязанского, без стартового комплекса Бармина?
Бесспорно, вклад каждого из них велик. Но если так рассуждать, то паровоз не поедет без колес, без парового котла, без топки и т. д. Братья Черепановы изобрели паровую машину, Можайский построил первый самолет…
Так или иначе, но отсутствие Нобелевской премии для всего научного мира означает сомнительность приоритета и научных результатов. Такое суждение бытует в научной среде. С ним можно согласиться, его можно и не принять. Истина, которая признана всеми, — Спутник поднял во всем мире престиж и авторитет всех без исключения наших специалистов. Но самое удивительное: простейший космический объект привел к целому каскаду открытий в различных областях физики и геофизики.
Знал ли Королев о том, что происходило «за кулисами»? Знал. Такое не скроешь, ведь обращение в Академию наук СССР Нобелевского комитета было официальным и открытым. Не ведомы были Сергею Павловичу все тонкости не очень-то красивой игры в начальственных верхах, к которым он, Королев, всегда относился скептически. Ну а политбюро между тем нашло самое «мудрое» решение: положить все документы в долгий ящик и никого на соискание премии не выдвигать.
АПРЕЛЬ 1961-го…
Визит Королева в ракетно-космическое НИИ-88 в столь поздний час не был для Тюлина неожиданным. Соседи по территории, товарищи по работе, друзья со времен командировки в Германию в победном 45-м, они встречались часто и, как правило, после дневной суеты, когда директор головного ракетного института и главный конструктор ОКБ-1 могли чуточку «вздохнуть».
— Я ненадолго, — начал Сергей Павлович прямо с порога. — Как полагаешь, если будет принято решение о запуске человека в космос, можно уложиться в год-полтора?
— На чем собираешься запускать? — задал вопрос Тюлин, не выражая ни удивления, ни восторга.
Это был августа 1958 года. Тюлин знал, что Королев недоговаривает, что он уже давно вынашивает идею создания пилотируемого космического аппарата, что в ОКБ-1 такой аппарат уже сделан и начаты испытания, что этот разговор — своего рода тактический ход, но разгадать его он не мог. Королев же не спешил с ответом. Он пристально всматривался в лицо того, кому доверял многие свои тайны.
— В декабре шестидесятого, а может, и раньше… — начал было Королев и загадочно улыбнулся. Произносить возвышенные слова — не по его части. «Сейчас, — подумал он, — будет самое трудное: от идеи надо переходить к обоснованию». — На ней, — выдавил из себя со вздохом. И повторил: — На ней!
Это «на ней» Королев произнес с той интонацией, смысл которой был понятен лишь им двоим. Еще в мае 1957-го он направил записку в Спецкомитет № 2, в которой излагал программу освоения космоса на ближайшие годы. Ему удалось заинтересовать своими планами Д. Ф. Устинова. В достижении задуманного Королев умел быть настойчивым и гибким, проявлял, когда надо, свой дипломатический талант и добивался решений, выгодных для себя.
— Семерка еще не исчерпала своих возможностей, — продолжал он.
Тюлин впервые видел Королева таким задумчивым и настороженным. Он лучше других понимал, сколь трудный впереди путь. Кроме календарных дат его надо измерять числом удачных и неудачных запусков, неделями и месяцами, проведенными на Байконуре, кропотливой расшифровкой телеметрии, объемом служебных бумаг. Но критерий по-прежнему один: удалось ли создать надежную третью ступень для ракеты, так называемый блок «Е»?
— Попробуй, Сергей, я тебя поддержу…
На том и расстались.
В начале 1959 года Королев пригласил в Подлипки группу военных медиков. Цель совещания не объявлялась, указывалось лишь время прибытия. Встретил офицеров и генералов заместитель главного конструктора К. Д. Бушуев. Военные держались застенчиво, молча рассматривали собравшихся, пытаясь угадать, кто здесь тот загадочный конструктор, которого называли Эс-Пэ. Внимание привлек плотного сложения человек, окруженный людьми. Он говорил спокойно, уверенно, и уверенность эта передавалась собеседникам. Внешний облик этого человека свидетельствовал об огромной внутренней силе.
Ровно в назначенное время он пригласил всех в небольшой зал. Открыл совещание академик М. В. Келдыш:
— Для кого-то, быть может, вопрос, который предстоит обсудить, покажется несколько неожиданным и даже преждевременным. Уверяю вас, это заблуждение. Нам необходимо определиться: представители каких профессий способны наиболее успешно и сравнительно в короткий срок подготовиться к космическому полету.
Зал ответил тишиной.
Келдыш выждал минуту-другую и продолжил:
— Я предлагаю послушать уважаемого Василия Васильевича Парина, академика медицины… Свои суждения могут высказать и другие товарищи.
Парин весьма обстоятельно изложил ряд медицинских факторов, которые необходимо учитывать при отборе, назвал вопросы, в которых нет ясности, высказал и ряд сомнений. Однако общий тон его выступления был оптимистичен. Вслед за ним изложили свое видение проблемы еще два или три человека. Мнения высказывались разные. Затем председательствующий предоставил слово Королеву.
— Складывается впечатление, — начал Сергей Павлович, — что отдельные ручейки суждений уже сами по себе сливаются в правильный вывод. Вопрос, который Мстислав Всеволодович задал присутствующим здесь представителям авиации и авиационной медицины: «Готовы ли к полету в космос летчики?» — не случаен. Наиболее подходящим контингентом располагает авиация, хотя смелые и стойкие люди имеются всюду. Чтобы в короткий срок стать полноценным космонавтом, качеств, которые вырабатывают в человеке так называемые земные специальности, еще недостаточно…
Большинство присутствующих оказались не готовы к обсуждению вопроса, который требовал аргументации, а не просто умозаключений. Чтобы разжечь аудиторию, Королев объяснил, что космонавту необходимо безошибочно ориентироваться и понимать существо происходящих явлений, без чего невозможно правильно и своевременно управлять кораблем. Он должен уметь работать в сложных, быстротечных, а порой и аварийных условиях полета. А для этого требуется всесторонняя подготовка и профессиональная способность быстро находить и осуществлять наиболее рациональные решения.
В качестве возможных кандидатов назывались моряки-подводники, цирковые акробаты, верхолазы, альпинисты.
— Сергей Павлович, — попросил слова полковник медицинской службы из ВВС Евгений Анатольевич Карпов, — позвольте обосновать право военного летчика на такой полет.
Королев согласно закивал. Карпов немногословно, но весьма четко и по пунктам изложил свою точку зрения. Его поддержал генерал Н. П. Каманин. Оба они вскоре займут ведущие «космические» должности: Каманин станет помощником главкома ВВС по проблемам космонавтики, а Карпов возглавит первый Центр подготовки космонавтов, который впоследствии назовут Звездным городком. Подводил итоги совещания Сергей Павлович Королев.
— Для такого дела, — сказал он, — и это уже отмечалось, более всего подходит летчик, и прежде всего летчик-истребитель. Почему? Объясню. Это и есть универсальный специалист. Он и пилот, и штурман, и связист, и бортинженер. А будучи кадровым военным, он обладает необходимыми морально-волевыми качествами: его отличает собранность, дисциплинированность и непреклонное стремление к достижению поставленной цели…
Общий разговор перешел в диалог между главным конструктором и Карповым. Королев наметил ряд важных ориентиров для отбора и подготовки первой группы космонавтов, обратив внимание на то, что нужно выбрать наиболее устойчивых летчиков, которые бы не только успешно справились с воздействием факторов космического полета, но и обязательно выполнили полетное задание, включая ликвидацию аварийной обстановки, если такая возникнет в ходе полета.
— Об аварии я говорю не потому, что у нас есть сомнения в надежности техники, — поспешил уточнить Королев. — Но готовым нужно быть ко всему.
Когда расходились, он попросил Карпова задержаться. Настроение у Королева было приподнятое. В шутку он даже рекомендовал врачам каждую предназначенную для ознакомления космонавтов пробу или методику их тренировки предварительно испытывать на нем. Его оптимизм и глубокая вера в успех начатого дела заражали окружающих.
— Евгений Анатольевич, — отвел он Карпова в сторонку, — я ведь тоже из авиационного гнезда. Считайте, четверть века авиации отдал. Да и теперь, как видите, не расстаюсь с ней, — произнес он с гордостью и добавил: — Вы не спешите, но поторапливайтесь, времени у вас, да и у меня, немного.
Главный конструктор поставил ряд ограничений по росту, весу и возрасту: до 175 сантиметров, до 70 килограммов и не старше 25–30 лет. Отбор начался летом. Группа врачей разъехалась по авиационным гарнизонам. Так сначала по документам и личным делам, а затем в личных беседах они ознакомились более чем с тремя тысячами кандидатов. Естественно, далеко не все прошли через этот «фильтр». Вернее, прошли-то многие, а отобрали несколько сотен. За первым туром последовал второй. После него осталось 102 человека. Осенью того же 1959 года все они прошли тщательное медицинское обследование в Москве, в авиационном госпитале. Были и специальные нагрузочные пробы, различные психологические тесты. Впрочем, чего только не было. В марте 1960-го был сформирован первый космический отряд, в который вошли двадцать человек.