– Дорогая Элен, я вижу лишь одну возможность сохранить вашу жизнь: выходите за меня замуж. Я обещаю, что брак останется формальным, а когда вы достигнете возраста, необходимого для получения наследства, я расторгну наш союз как неосуществленный, и вы освободитесь. – Полковник с опаской вгляделся в лицо изумлённой Елены, но храбро закончил: – Если до этого времени я погибну, что совсем не исключено, вы унаследуете и моё состояние.
Маркиз взял Елену за руку. Та молчала.
– Я ведь вам не противен, и мы даже подружились. Станьте моей женой, прошу вас.
Арман опустился перед Еленой на одно колено и поцеловал ей руку.
– Не могу, – тихо призналась княжна, её сердце разрывалось от жалости к этому прекрасному человеку, – я помолвлена.
– Вы мне не говорили об этом! А как же ваш жених допустил то, что случилось?
– Он воюет, – пояснила Елена, решив не вдаваться в подробности. Чем меньше Арман будет знать об Александре, тем лучше.
– Значит, все напрасно, – признал маркиз. Он отошёл к окну и замер. Что-то мысленно взвесив, он вновь вернулся к разговору: – Я могу увезти вас с собой, но ваша репутация будет навеки погублена, и вы можете потерять жениха. Скажите, у вас совсем нет никаких родственников, хотя бы дальних, тех, кто имеет влияние и сможет вас защитить от дяди?
– У меня в живых остались лишь тётки – сёстры матери, но они все замужем в провинции, у них большие семьи, и я не знаю, захотят ли их мужья ссориться из-за меня с князем Василием.
Елена совсем не помнила своих тёток, она даже не представляла, как они выглядят.
– Это ваша матушка со своей сестрой? – заинтересовался Арман, подойдя к портрету, висящему над камином.
Елена обожала эту картину, где мать – совсем юная и прелестная, – сидела на скамье у пруда на фоне цветущего сада.
– Нет, портрет написан в Австрии, в имении графини Штройберг – кузины моего отца, это она стоит рядом с мамой.
– Так у вас есть тётка в Австрии? – изумился маркиз и укоризненно покачал головой. – И вы ничего мне не сказали! Она жива?
– Да, но я никогда её не видела, поэтому и забыла о ней. Тётя Елизавета живёт в Вене, у неё там дом недалеко от императорского дворца Хофбург. Графиня Апраксина постоянно получает от неё письма.
– Вот и отлично! Вам нужно ехать в Вену, а письмо императору Александру можно переправить через посольство по дипломатической почте. В Австрии вы дождётесь конца войны, а потом тётя поможет вам отстоять ваши права при получении наследства. Я довезу вас до Вены. Это единственный выход. – Арман помолчал и спросил: – Ну что – согласны?
Он ждал ответа. В его глазах стыла печаль, и Елена не смогла отказать. Она понимала, что полковник прав, без его помощи она, скорее всего, не доживёт до двадцати одного года – дядя постарается этого не допустить. Она так и не доедет до столицы и не передаст письмо. Император ничего не узнает, а князь Василий возьмётся за сестёр. Арман предлагал сохранить жизнь и помочь родным. Маркиз был прав – эта возможность была единственной, и Елена сделала свой выбор:
– Я согласна.
Полковник попрощался и ушёл, оставив её собираться. Елена позвала горничную, под большим секретом сказала той, что они уезжают в Австрию к тёте Елизавете, и велела упаковать лишь самое необходимое. Княжна попрощалась с управляющим и, предупредив, что французский полковник хочет забрать её с собой, попросила запрячь в карету лучших лошадей. На рассвете экипаж ждал её у крыльца. Елена взяла лишь два саквояжа и шубы для себя и Маши. Полк построился в маршевые порядки. Арман дал сигнал трогать, и французские егеря навсегда покинули Марфино. Командир полка сдержал слово – усадьба не пострадала, но он увёз из Марфино его главное сокровище.
Управляющий горько вздохнул и перекрестил отъезжающий экипаж:
– Господи, помоги бедняжке!
Глава десятаяМалоярославец
– Господи, пошли нам победу, – шептал Александр. Чего ещё можно просить, когда летишь в атаку с саблей наголо рядом с атаманом Платовым, а казаки войска Донского пытаются захватить французский бивак?
Шел третий день боёв за Малоярославец. Восемь раз город переходил из рук в руки, и теперь, полностью сгоревший, дымился на горизонте. Судьба сражения решалась на военном совете в Ставке Кутузова. Глубоко за полночь Александр в компании Миниха и других адъютантов ожидал выхода своего командира. В дверях Милорадович появился первым, за ним показались остальные генералы.
– Ну, что, орлы, заждались? – весело спросил Михаил Андреевич, и стало ясно, что настроение у него прекрасное. – Сейчас мы с Минихом поедем к нашим, а ты, Василевский, отправляйся к Платову. Атаман получил приказ ещё до рассвета разгромить французский бивак. Поедешь с ними, и даю тебе задание: взять пленного из личной гвардии императора. Мне нужно знать, где сейчас Наполеон – хочу сам поймать этого чёрта.
– Есть, ехать к Платову! – отозвался Александр и не удержался от вопроса: – А наши-то что будут делать?
– Фельдмаршал приказал нам отойти на три версты южнее и закрепиться на высотах у Калужского тракта. Но что-то мне подсказывает, что сражение закончено, а Наполеон выдохся – придётся ему отступать по разорённой Смоленской дороге. Надеюсь, что через месяц он уже всех своих лошадей съест… Ну, завтра увидим, прав ли я. – Милорадович махнул на прощание рукой и пустил коня рысью, барон Миних поскакал следом, а Александр поехал искать Платова.
Атамана в окружении его адъютантов Василевский заметил уже на повороте дороги. Он дал коню шпоры и догнал казаков.
– Ваше высокопревосходительство, разрешите обратиться! – крикнул Александр, поравнявшись с Платовым: – Капитан Василевский, прикомандирован к вашим частям по приказу генерала Милорадовича с особым заданием на завтрашний марш.
– Ну что ж, капитан, присоединяйся. Раз Михаилу Андреевичу это надо, как я могу отказать? – Платов улыбнулся из-под седеющих усов и предложил: – Повоюй в войске Донском, посмотришь, каковы казаки в деле. Поручаю тебя моим адъютантам. Ночуй с ними.
Адъютанты Платова взяли Александра под своё крыло: накормили кулешом у разведённого на обочине дороги костра и налили чарку. Два часа сна на лапнике, а потом всех разбудил бодрый голос атамана:
– Подъём, орлы!
Широкое лицо Платова дышало бодростью, а под усами то и дело мелькала улыбка.
Казаки взирали на своего атамана с обожанием – в армии давно ходили слухи, что в войске Донском Платову поклоняются, как божеству. Теперь Александр смог сам убедиться, что это правда.
Казаки построились в боевые порядки вдоль Калужского тракта. Возглавил строй Платов. Александр выровнял коня и встал рядом с адъютантами, сразу за спиной атамана. Матвей Иванович перекрестился, и лишь потом поскакал вперёд. Через полчаса авангард казаков добрался до реки Лужи, где их уже ждал местный проводник, и вскоре полк оказался у брода и начал переправу. Скрытые перелеском от спящего французского лагеря, казаки выстроились в линию. Атаман дал сигнал к атаке, и с криками «ура!» казаки понеслись на французский бивак. Платов скакал впереди, и Александр нёсся рядом с ним.
Уже рассвело и стало видно, как в неприятельском лагере хватают оружие и выстраиваются в ощетинившееся каре пехотинцы, как вскакивают на коней офицеры, но вдруг, как по команде, плотная группа всадников устремилась из лагеря на север. Казаки уже подлетали к биваку, ещё минута-другая – и они сшибутся в схватке с французами. Александр попытался определить, где искать гвардейцев императора, – тех отличали от остальных медвежьи шапки.
Но Василевский таковых не увидел – просто не успел рассмотреть. Сметая всё на своём пути, лавина казаков вкатилась в лагерь. Александр тоже вступил в бой: вместе с двумя адъютантами он сражался рядом с Платовым, отбивая удары, направленные на атамана. Казаки напали на французов с трёх сторон, открытым оставался лишь проход на север, и туда сейчас неслась французская кавалерия, оставив обороняться пехоту. Всадников с французской стороны осталось совсем мало.
Вдруг слева мелькнула высокая медвежья шапка. Гвардеец находился далеко, в самой гуще боя, но Василевский решил добраться туда и попробовать захватить «языка».
– Ваше высокопревосходительство, я ухожу на задание! – крикнул он атаману и, определив по кивку, что Платов его понял, развернулся и поскакал к намеченной цели.
Поминутно отражая удары, Александр огибал дерущихся, держа в поле зрения медвежью шапку. Он подобрался совсем близко, когда лошадь под гренадёром пала, а вместе с ней рухнул и всадник. Василевский не видел больше приметной формы, и ему пришлось прорываться наугад. Вскоре он нашёл гвардейца, тот лежал на земле. Соскочив с коня, Александр перекинул раненого через луку, снова взлетел в седло и поскакал к реке. На берегу он спешился и положил француза на траву. Пуля разворотила спину гренадёру, но тот ещё дышал.
– Месье, вы меня слышите? – спросил Александр.
По русской привычке, считая водку лекарством, он решил дать её раненому, вытащил фляжку и вылил изрядную долю её содержимого в рот французу. Тот сглотнул и открыл глаза.
– Вы меня слышите? – повторил Александр.
– Что вам нужно? – француз говорил тихо, но внятно.
– Скажите, где ваш император?
– Мы спасли Маленького Капрала, он ускакал прямо у вас из-под носа, – в тихом голосе гвардейца слышалось торжество. – Мы услышали ваши крики, мы всё успели…
Глаза раненого закатились, дыхание зачастило, и вскоре он умер.
Не понимая, что делать дальше, Василевский стоял над телом. Вдруг ему показалось, что мундир гренадёра чересчур топорщится. Проверяя свою догадку, граф расстегнул пуговицы и обнаружил под сукном стопку бумаг. Это оказались распечатанные письма, их, как видно, собирали в спешке, они были смяты, а кое-где и залиты кровью раненого. Вот что означали слова умирающего: «мы всё успели». Гвардейцы расхватали императорский архив, чтобы вывезти его с поля боя.
Василевский просмотрел бумаги, это оказались донесения и письма, но ничего, что дало бы подсказку о месте пребывания Наполеона, в них не было. Наверное, следовало отдать документы Платову, ведь этот трофей принадлежал войску Донскому. Александр постарался свернуть письма по сгибам, собрал их в стопку, засунул в седельную сумку и поскакал в разгромленный французский лагерь. Там битва уже закончилась. Атаман Платов расхаживал около захваченных пушек. Увидев Александра, поинтересовался: