«Арман погиб в России. Всё должно было закончиться ещё в прошлом году».
Тоска подступила к сердцу, захотелось выть. Ну почему вновь и вновь кто-то перебегает дорогу? Бокал за бокалом де Виларден допил бутылку. Бренди помогло – на душе стало немного легче. Ничего! Жак взялся помочь, а тот обычно держит слово… Осталось подождать совсем немного. Пусть, хоть в тринадцатом году, но справедливость наконец-то восторжествует.
Глава семнадцатаяДва письма
В военной кампании тринадцатого года уже сложилась определенная традиция: ополченцев в бой без нужды не гнали, а вот осада городов сделалась для них привычным делом. Егерский полк – такое название дал князь Ромодановский своему ополчению – направили под Данциг. Здесь ополченцы надолго застряли, ожидая, пока французский гарнизон съест подметки своих сапог и наконец-то откроет городские ворота.
Данила Михайлович занял под штаб двухэтажное здание почты в одной из ближайших к Данцигу деревень, там же, в крохотной мансарде под крышей, поселился и его адъютант Щеглов. Окошко в этой коморке оказалось маленьким и круглым, зато из него открывался великолепный вид на город. Впрочем, на взгляд Щеглова, Данциг не слишком отличался от городов, виденных поручиком в балтийских губерниях России. Все они были на одно лицо: с узкими домами, маленькими мощёными площадями и готическими костелами – не разберёшь, то ли Польша, то ли Лифляндия.
Шел март, снег на полях сделался ноздреватым, а небо стало по-весеннему ярким. Боёв не было – не считать же войной нынешнюю осаду. Щеглов поймал себя на мысли, что эта ленивая жизнь затягивает, и даже столь немногочисленные полковые дела командир полка, да и он сам с лёгкостью откладывают «на завтра». Ромодановский оставил свой губернаторский пост и сделался полковником, а его адъютант Щеглов так и остался поручиком. В ополчении новые чины ему особо не светили, но Пётр Петрович не тужил – много практиковался и наконец-то приспособился ездить верхом, особым образом подгибая раненую ногу. Жизнь была простой и понятной, а главное, такой далёкой от хлопотных будней губернаторского помощника. Впрочем, прошлое само напомнило о себе: командир вызвал Щеглова и объявил:
– Письмо тебе, Петруша. – Рамодановский протянул адъютанту конверт и с любопытством спросил: – Что там пишет барон Тальзит?
– Я просил его сообщить, если появятся новости о князе Василии Черкасском, – отозвался Щеглов и уточнил: – Разрешите прочесть?
Ромодановский кивнул:
– Да ты читай здесь…
Данила Михайлович скучал по своей прежней кипучей жизни, в полку ему не хватало размаха, и письмо от предводителя уездного дворянства явно заинтриговало его. Щеглов распечатал конверт.
Барон писал:
«Уважаемый Пётр Петрович!
Выполняя наши договоренности, сообщаю, что при расследовании известной Вам истории мною открыты два дела: первое – об убийстве князем Василием Черкасским няни Тамары Вахтанговны, а второе – об исчезновении княжны Елены.
Как Вы и предполагали, дворецкий из Ратманово был осведомлён о месте пребывания княжон и графини Апраксиной. Я встретился с сей почтенной дамой и уговорил её написать заявление о случившемся в поместье убийстве. Я сделал запросы и в Петербург, и в Москву, а также в Министерство иностранных дел для выяснения местопребывания подозреваемого. Ответы оказались неутешительными: мне сообщили, что князя Василия в обеих наших столицах нет, к тому же со службы он уволен.
Я объявил его в розыск, но боюсь, что уже поздно: ведь у преступника имеется на руках дипломатический паспорт, так что князь Василий может проживать как в России, так и за границей. Мне сообщили, что последним местом его службы по линии Министерства иностранных дел была Англия, но и во Франции он тоже подолгу жил.
Что же касается княжны Елены, то после отъезда из Ратманово от неё так и не было известий. Запросы мною везде разосланы, но ответы на них – отрицательные.
Если вдруг что-то изменится, я обязательно сообщу.
Желаю Вам здоровья и благополучия и прошу передать мой нижайший поклон князю Даниле Михайловичу.
Ваш барон Тальзит».
Щеглов сложил письмо и тут же наткнулся на выжидающий взгляд Ромодановского.
– Барон вам поклон шлёт, – заявил Щеглов и протянул Даниле Михайловичу письмо. – Одно хорошо: хотя бы дело об убийстве в Ратманово открыто…
Продолжать не имело смысла: Ромодановский уже углубился в чтение. Поручик молча ждал.
– Ну, вот видишь, Петруша, барон всё сделал, как нужно, и, если теперь этот Василий где-нибудь мелькнёт, его сразу задержат, а там пусть суд решает.
– Да не мелькнёт нигде этот негодяй, – отозвался Щеглов, – не такой он простак, чтобы по имениям прятаться. Если его нет в столицах, значит, его нет и в стране. Уехал он заграницу. Только вот куда?
– Тальзит пишет, что князь Василий долго жил в Англии, значит, знает, как там надёжно спрятаться, – напомнил Ромодановский.
– Зато в Париже у него – жена и тёща, – возразил Щеглов.
Закрутив седой ус в кольцо, князь надолго задумался, но в итоге со своим адъютантом не согласился:
– Нет, голубчик, с такой роднёй князю Василию теперь знаться ни к чему. Вспомни, сколько он своей тёще должен. Негодяй же не подозревает, что после бегства Франсуазы его векселя нам достались. Тёща ему об этом точно не сказала. Имущество Бельских они заполучить не смогли, зато князь Василий захватил наследство своего племянника и им он с дамами Триоле точно делиться не будет. Не поедет Черкасский в Париж, в Англию он подался!
Щеглов не стал спорить, им сейчас что Англия, что Франция – обе были недосягаемы. Они с командиром служили в ополчении и стояли под Данцигом. О чём рассуждать, коли руки связаны? Ромодановский досадливо цыкнул и предложил:
– Ну, в Париж нам писать некому, а Англия – вроде бы русским союзница. Значит, посол наш там есть. Напиши-ка ты, Петя, нашему послу в Лондоне письмецо, попроси выяснить, не осел ли в английской столице князь Василий Черкасский.
– Есть, написать! – обрадовался Щеглов, но сразу же вернулся с небес на землю: – Да как же мы отсюда такое письмо отправим?
Данила Михайлович успокоил:
– Ты напиши, а я со штабным пакетом переправлю в Министерство иностранных дел. От своего имени добавлю, что прошу доставить послание в Англию.
– Так, может, от вашего имени и письмо написать? – предложил Щеглов. – Я подготовлю его, а вы подпишете.
Данила Михайлович согласился. Через полчаса письмо было готово, Ромодановский подписал его, а утром следующего дня отправил с пакетом в штаб армии, сопроводив личной просьбой переслать в Петербург в Министерство иностранных дел.
В сером особняке Министерства иностранных дел на Английской набережной чиновников осталось раз два и обчёлся. Теперь политика вершилась на полях сражений, и дипломаты следовали за армией. Из большого начальства в столице и вовсе никого не было, все высшие сановники отбыли с государем в Европу. Оставшимся дипломатам приходилось работать за двоих, а то и за троих. В одном из кабинетов второго этажа скрипели перьями два молодых человека в вицмундирах. Лица у обоих осунулись от усталости, разница была лишь в стойкости духа: если высокий кареглазый шатен ещё что-то соображал, то хрупкий, как девушка, сероглазый блондин с пятнами нездорового румянца на щеках совсем раскис.
– Послушай, Никита, этак и сдохнуть недолго! – воскликнул блондин, отбросив перо. – Когда же это кончится! Разве это служба?!
Кареглазый Никита поднял взгляд на приятеля и осознал, что тот находится на грани истерики – слишком уж чувствителен. Но что поделаешь, коли людей не хватает? Хотя и приятеля тоже было жаль.
– Пойди упакуй дипломатическую почту в Лондон, – предложил напарнику Никита. – Через час отправка! А я тут пока всё закончу.
– Как это можно закончить? Тут ещё с десяток писем, и все их нужно зарегистрировать.
В Лондоне с начала войны не было посланника, его заменял секретарь посольства, и министр распорядился отправлять в Англию лишь самые необходимые документы. Этим молодые чиновники сейчас и занимались.
– Упакуй, что есть, – предложил Никита, – остальное в следующий раз отправим.
– Тут ты прав, – сразу же согласился блондин. – Я сдам диппочту фельдъегерю и, с твоего позволения, поеду домой.
Никита напарника поддержал, собрал отсортированные документы в пакет и отправил блондина на выход, а потом забрал с соседнего стола пачку не разобранных писем и вернулся к себе. Если читать побыстрее, то часа через два можно будет освободиться.
– Поехали… – пробурчал Никита себе под нос и вскрыл верхний конверт.
Ему сразу же стало не до шуток. Полковой командир князь Ромодановский обращался к российскому посланнику с просьбой проверить, не скрывается ли в Лондоне беглый преступник светлейший князь Василий Черкасский. Автор письма не вдавался в подробности и о сути преступления не обмолвился ни словом, но Никите от этого легче не стало, ведь речь в письме шла о его собственном отце.
«Господи, да что он ещё мог натворить? – мелькнула отчаянная мысль. – Мало ему того ужаса, который он устроил нам после смерти мамы, мало попытки захватить состояние Алекса, ему нужно опозорить нас так, чтобы мы уже не поднялись!»
Никита Черкасский давным-давно не видел отца: тот порвал отношения с обоими сыновьями, узнав, что покойная жена всё завещала детям. Тогда князь Василий топал ногами и поливал Никиту с Николаем последними словами, а потом заявил, что больше знать не знает неблагодарных сыновей. С тех пор скудные сведения об отце Никита получал от старшего брата. Николай рассказывал, что отец накануне войны привёз в Россию новую жену – француженку, замешанную в авантюре с чужим имуществом. Последним, что слышал Никита, стало известие, что кузен Алекс, объявленный по ошибке погибшим, вернулся в декабре в столицу и выставил князя Василия из своего дома.
«Как тогда сказал Ник? – попытался вспомнить Никита. – Что вещи отца по его указанию отправили в порт?»