Как видим, в современной литературе нет единства мнений по поводу достоверности этого эпизода биографии Сергия. Причиной этих разногласий стало то, что исследователи не смогли разобраться в хронологических ошибках, содержащихся в русском летописании при изложении данных событий. Вся ошибка в хронологии вышла из-за того, что некоторые летописцы, не зная о пострижении князя Андрея в 1364 г., посчитали, что борьба за Нижний Новгород началась сразу после его кончины 2 июня 1365 г., и тем самым поставили связанные с этим события годом позднее, нежели они происходили в реальности. Очевидно, правильную хронологию содержит Симеоновская летопись, полагающая, что окончательно вопрос о нижегородском столе был разрешен к концу 1364 г.[376] В свою очередь, Рогожский летописец, пытаясь разрешить эти противоречия, ошибочно приурочил начало нижегородской смуты к 1363 г. Поскольку последний завершает летописную статью 1364 г., где изложены нижегородские события, сообщением о смерти вдовы великого князя Ивана Красного Александры, случившейся в самом конце декабря этого года, становится понятно, что борьба за нижегородский стол происходила на протяжении одного лишь 1364 г.
Вместе с тем под 1365 г. имелось известие о поездке Сергия Радонежского к князю Борису Константиновичу. Посчитав, что эта поездка была связана с борьбой князей за нижегородский стол, летописцы перепутали ее с посольством архимандрита Павла и игумена Герасима. Тем самым получилось, что Сергию были приписаны действия, которые в действительности совершали другие лица. Следы этой редакторской работы хорошо прослеживаются в Новгородской Четвертой летописи, где применительно к Сергию говорится, что «они же церкви затвориша».[377] Так что речь должна идти о двух разновременных московских посольствах – 1364 г. (архимандрита Павла и игумена Герасима) и 1365 г. (Сергия Радонежского).
Что же делал в Нижнем Новгороде троицкий игумен? Этот вопрос представляется особенно интересным, если учесть, что к концу декабря 1364 г. принадлежность нижегородского стола была окончательно определена в пользу Дмитрия Константиновича.
В поисках ответа на него следует напомнить о том, что князь Борис Константинович, будучи женатым на дочери великого литовского князя Ольгерда, был самым тесным образом связан с Литвой. Ольгерд имел достаточно серьезные намерения в отношении русских княжеств, и при возраставшей угрозе схватки с Литвой московскому правительству не было никакого резона оставлять в своем тылу враждебного князя. Такого рода решения приходилось принимать не великому князю Дмитрию Ивановичу, который в первые годы своего княжения являлся чисто номинальной фигурой (в 1365 г. Дмитрию было всего 15 лет), а прежде всего митрополиту Алексею, как уже говорилось, фактическому руководителю тогдашнего московского правительства. Учитывая весь расклад сил на политической арене, он постарался приложить все усилия для примирения с князем Борисом. Можно предположить, что именно благодаря вмешательству митрополита не был допущен полный разгром проигравшей стороны и Дмитрий Константинович вынужден был поделиться нижегородским княжением со своим младшим братом.
Для окончательного примирения Москвы с князем Борисом необходим был посредник. Личность Сергия Радонежского подходила для этих целей как нельзя лучше. Прежде всего он являлся игуменом монастыря, располагавшегося во владениях удельного князя Владимира, официально не втянутого в разгоревшийся конфликт и не поддерживавшего ни одну из враждовавших сторон. Но самым важным являлось то, что митрополит хорошо знал Сергия через его старшего брата Стефана (с последним, как помним, он даже некоторое время пел на одном клиросе в Богоявленском монастыре)[378] и мог ему полностью доверять.
Главной же причиной визита троицкого настоятеля явилась необходимость устройства церковных дел в Нижегородской епархии после смерти скончавшегося в конце 1364 г. владыки Алексея.[379] Так как последний играл весьма значительную роль в противостоянии Москве, перед митрополитом Алексеем встала непростая задача – как возвратить Нижний Новгород и Городец под непосредственную власть митрополичьей кафедры.
Тогдашний глава Русской церкви постарался извлечь как можно больше пользы из нижегородских событий, чтобы крепче привязать суздальских князей к Москве. Для этого он использовал прежде всего свою духовную власть. Не назначая нового суздальского владыку после смерти епископа Алексея (а это было исключительной прерогативой митрополита), глава Русской церкви вел дело к фактической ликвидации Суздальской епархии. Тем самым Москва подчиняла себе в церковном отношении суздальских князей. Разумеется, при этом митрополит Алексей понимал, что прямое уничтожение Суздальской епархии будет воспринято крайне негативно, и предпочел действовать более дипломатично.
Храмами в пределах суздальских владений все же необходимо было управлять, и поэтому митрополит, направляя в 1365 г. Сергия Радонежского в Нижний Новгород, очевидно, просил его подыскать нужную кандидатуру из местного духовенства на пост представителя митрополита. Таковая фигура Сергием была найдена – игумен местного Печерского монастыря Дионисий, близкий ему по духу и пройденному жизненному пути.
Н. С. Борисов относит знакомство Сергия Радонежского с Дионисием, ставшим впоследствии архиепископом Суздальским, Нижегородским и Городецким, а тогда игуменом основанного им близ Нижнего Новгорода пещерного (Печерского) монастыря, своего рода «двойника» знаменитой киевской обители, ко времени поездки преподобного в Нижний Новгород.[380]
Поскольку в дальнейшем на протяжении двух десятилетий судьбы Сергия Радонежского и Дионисия будут тесно переплетаться, здесь необходимо сказать несколько слов о личности последнего.
Дионисий Суздальский являлся одним из виднейших деятелей Русской церкви второй половины XIV в. и впоследствии был причислен к лику святых. Однако в имеющихся в распоряжении исследователя источниках отсутствуют какие-либо прямые указания на происхождение, дату рождения, иные подробности жизни Дионисия в бытность того мирянином. Неизвестно и то, кто были его родители и где они жили. Единственное, что можно утверждать с большой долей достоверности, – то, что при крещении будущий суздальский архиепископ получил имя Давид, в честь почитаемого в православном мире греческого подвижника-анахорета святого Давида Солунского.[381]
В литературе принято считать, что Дионисий родился около 1300 г. в киевских пределах. Постригшийся в Киево-Печерском монастыре и рукоположенный в иеромонахи, он ушел в Нижний Новгород и в «трех поприщах» от него основал Печерскую обитель с храмом во имя Вознесения Господня.
Подобное начало жизненного пути не представляло собой ничего необычного для того времени. По имеющимся в нашем распоряжении материалам, именно в середине и во второй половине XIV в. прослеживается довольно устойчивый поток русского монашества, перебиравшегося из Южной в Северо-Восточную Русь. Это было связано со все усиливавшимся в середине XIV в. натиском Литвы на южнорусские земли. Подобно Дионисию, в середине XIV в. в Северо-Восточной Руси появился выходец с Юга Стефан Махрищский, чьими трудами были основаны два монастыря на речках Мах-рище и Авнеге. Так же поступили старцы Иона и Евфросин, во второй половине XIV в. пришедшие из Киева на Онежское озеро в монастырь к Лазарю Мурманскому.
Считается, что основанная Дионисием обитель возникла около 1330 г. В этом монастыре Дионисий был сперва игуменом, а затем архимандритом. Обитель приобрела всеобщее уважение, сделалась «училищем христианской веры и благочестия», и в ней насчитывалось до 900 иноков.[382]
Правда, сразу следует оговориться, что предложенная дата основания Нижегородского Печерского монастыря в 1330 г. не выдерживает серьезной критики. Впервые сведения о возникновении монастыря в Нижнем Новгороде (без указания даты) встречаются в Степенной книге середины XVI в.: «Сий Дионисий въ Нижьнемъ Новее граде ископа пещеру, идеже люботрудно подвизася и монастырь честенъ состави, зовомый Печерский монастырь».[383] Более подробные сведения о начале обители содержит восходящее к первым годам XVII в. «Сказание о разрушении Печерьского монастыря»: «Ныне место зовомо Старые Печеры понеже блись монастыря того к востоку, мало нижае быша пещеры, в них же суть еще прежде обители тоя пребываху отъшелники от мира, хотящии Богу работати; глаголят же неции, яко бытии тамо и святому Дионисию, иже возгради монастырь тои, и бысть в нем первыи игумен».[384] Как видим, и здесь нет даты основания обители. Поэтому в литературе были высказаны определенные сомнения в достоверности сведений о начале биографии Дионисия Суздальского. Так, А. А. Булычев пришел к выводу, что Дионисий вряд ли мог быть постриженником или насельником Киево-Печерского монастыря. Склоняется он также к мысли о том, что основанная им обитель в Нижнем Новгороде возникла в более позднее, нежели 1330 г., время.[385]
Как бы то ни было, первое достоверное известие о Дионисии относится лишь к 1374 г., когда, по сообщению летописцев, митрополитом Алексеем он был поставлен из архимандритов Печерского монастыря суздальским епископом: «Въ лето 6882 индикта 12 въ великое говеино на зборъ (то есть в первое воскресенье Великого поста, которое в 1374 г. пришлось на 19 февраля. – Авт.) на Москве пресвященныи архиепископъ Алексеи митрополитъ постави архимадрита Печерскаго манастыря, именем Дионисиа, епископомъ Суждалю и Новугороду Нижнему и Городцу».