Сергий Радонежский. Личность и эпоха — страница 33 из 93

[440] Б. М. Клосс, анализируя смысл этого отрывка, отметил, что перед нами – явная несообразность: великий князь, задумав создать церковь, приходит с этой мыслью к троицкому игумену, начинает беседу, и вдруг оказывается, что говорит не Иван Красный, а митрополит. Становится понятным, что в этом месте «Жития» Алексея ошибочно соединены два совершенно разных сюжета.

Тем самым, по мнению Б. М. Клосса, указание «Жития» митрополита Алексея на великого князя Ивана Красного как инициатора основания Андроникова монастыря является домыслом и позднейшей вставкой и, соответственно, не может учитываться при определении даты основания обители.[441] Истоки этой ошибки нетрудно понять, имея представление о том, как работал над Житием средневековый агиограф: обычно перед глазами он держал несколько источников, на основании которых составлял (компилировал) биографию святого. Усталость, рассеянность, задумчивость и тому подобные причины порой могли привести к тому, что, излагая один сюжет, агиограф чисто механически переключал внимание на другой источник и продолжал переписывать текст уже из него, не замечая, что речь идет об ином сюжете.

Из всего этого можно констатировать, что показания двух житий явно противоречат друг другу. Для того чтобы установить истину, казалось бы, нужна самая малость – определить, какое из этих двух свидетельств ошибочно, и опереться на верное. Именно так пытаются решить вопрос два оппонента.

В результате вопрос о дате возникновения Андроникова монастыря окончательно зашел в тупик. Круг, таким образом, замкнулся. В данных условиях неудивительно, что Н. С. Борисов предпочел придерживаться традиционной даты основания Андроникова монастыря – около 1360 г.[442] Критикуя датировку, предложенную Б. М. Клоссом (1365–1373 гг.), Н. С. Борисов, вслед за В. А. Кучкиным, считает, что «она противоречит логике событий. Митрополит Алексей должен был приступить к исполнению своего обета вскоре после возвращения из литовского плена в 1360 г. Непонятно, что заставило его затягивать свой расчет с Богом на столь долгий срок? Отстаивая эту датировку, исследователь (Б. М. Клосс. – Авт.) ссылается на известие Первой Пахомиевской редакции «Жития» Сергия о том, что Андроник прожил в Троице под началом у Сергия 10 лет. Однако это известие появилось в данном контексте как вторичное, под влиянием помещенного несколько ниже рассуждения Сергия о том, что некоторые иноки, прожив в обители лет десять или более, „потом санов хотят“[443] …Есть еще одно обстоятельство, которое следует иметь в виду… Сообщение о том, что тот или иной подвижник был постриженником преподобного, не всегда следует понимать буквально. Сергий стал священником и полноправным игуменом только в 1354 г. Однако трудно поверить в то, что ранее этой даты маковецкая община пополнялась лишь за счет бродячих монахов. Несомненно в обители был старец-игумен, имевший сан священника и совершавший постриг новых братьев по указанию харизматического главы общины – Сергия. Поначалу это был игумен Митрофан, постригший самого Сергия… Разумеется, все те, кто был пострижен по указанию Сергия и в его присутствии, также предпочитали называть себя его постриженниками».[444]

Тем самым Н. С. Борисов все же пытается совместить датировки Б. М. Клосса (основанную на 10-летней жизни Андроника у Сергия) и В. А. Кучкина (монастырь воздвигнут при жизни Ивана Красного). Но конструкция эта оказывается весьма неустойчивой, и ее невольно разрушает сам автор, когда строчкой ниже пишет, что «в монашеском мире эту тонкую разницу замечали. Не случайно в рассказе о пострижении Федора Симоновского (Первая Пахомиевская редакция) особо оговорено, что он был пострижен лично Сергием („и тако отлагает власы рукою преподобнаго Сергеа“)».[445] Однако при этом исследователь забывает, что почти тот же оборот Пахомий применяет в первом варианте «Жития» Сергия по отношению к Андронику: «святы же моление его не презре, и тако остризает ему власи и облачит его въ святыи иноческыи образ, и нарече имя ему Андроник».[446]

Тем не менее в рассуждениях Н. С. Борисова есть один весьма любопытный момент, когда он ставит вопрос: мог ли митрополит в принципе основать Андроников монастырь в княжение Ивана Красного?

Выше мы говорили о том, что, согласно тексту «Жития» митрополита Алексея, перед сюжетом об Андроникове монастыре рассказывается об убийстве ханом Бердибеком 12 своих братьев. Летописи помещают это известие под 1357 г.[447] По рассказу летописца, «замятня» в Орде случилась именно тогда, когда в ней находился митрополит, вызванный туда ханшей Тайдулой («да посетитъ еа нездравие»). Опасаясь худшего, предстоятель Русской церкви поспешил покинуть ханскую ставку. «Вборзе изъ Орды от-поущенъ бысть, зане же замятьня ся доспела въ Орде», – уточняет Рогожский летописец. Но более важным для нас представляется следующее его известие, из которого явствует, что сразу после возвращения митрополита в Москву на поклон к новому хану в Орду отправился великий князь Иван Красный: «А Олексии митрополитъ прииде изъ Орды, а князь великии Иванъ и вси князи Роускыи и князь Василии Михаиловичь поидоша въ Ордоу».[448] Из этого сообщения вытекает, что московский святитель если и видел великого князя, то очень краткое время, явно недостаточное для основания обители. Это была их последняя встреча. О возвращении Ивана Красного из Орды Рогожский летописец сообщает уже под следующим 6866 (1358) г. Однако митрополита в Москве с января 1358 г. уже не было. Под тем же 6866 (1358) г. читаем: «тое же зимы по Крещеньи пресвященныи Алексии митрополитъ поехалъ въ Киевъ».[449] Оттуда он возвратился уже после смерти Ивана Красного, в 1360 г.[450]

Проделанный нами обзор летописных сообщений означает лишь одно – Андроников монастырь не мог быть основан в последние годы княжения великого князя Ивана Красного, а следовательно, «Житие» митрополита Алексея содержит здесь явную ошибку.

Для того чтобы понять, откуда она взялась и как выглядел первоначальный текст Пахомия, необходимо обратиться к анализу происхождения этой редакции «Жития» митрополита Алексея. Это важно и потому, что в дальнейшем нам вновь придется иметь дело с житием московского святителя.

Ранее мы говорили о том, что Пахомий Логофет был не первым агиографом, обратившимся к биографии митрополита Алексея. В начале своего труда он прямо указал на то, что его предшественником следует считать «архимандрита Питирима, иже последи бысть Перми епископъ». И далее, характеризуя составленное тем жизнеописание Алексея, замечает: «Съи убо предиреченныи епископъ нечто мало о святомь списа и канонъ тому въ хвалу изложи, слышавъ известно о его житии, паче же и от самех чюдесъ, бывающих от раки богоноснаго отца, прочая же не поспе, времени тако зувущу».[451]

О Питириме известно, что он родился в Ярославле. Еще в юности принял постриг и пользовался наставлениями старца Кирилла. Был дьяконом, пресвитером, а затем архимандритом придворного Московского Чудова монастыря. Будучи в этом сане, он близко сошелся с великим князем Василием Темным и в январе 1440 г. крестил его сына, будущего государя Ивана III. Между 1441 и 1447 гг. был поставлен в пермские епископы и в этом качестве принимал деятельное участие в церковной и политической жизни. В частности, 29 декабря 1447 г. он подписался в увещательной грамоте Дмитрию Шемяке от собора епископов, грозившей проклятием за возмущение против великого князя. В декабре 1448 г. он участвовал в поставлении на Русскую митрополию рязанского епископа Ионы, а 19 августа 1455 г. был убит вогулами.[452]

Из указаний Пахомия следует, что Питирим написал биографию Алексея, будучи архимандритом, то есть до 1441 г., и она была очень краткой. В ряде русских летописей (Си-меоновской, Рогожском летописце, Троицкой) под 1378 г. помещен небольшой рассказ о жизни митрополита Алексея, приуроченный к известию о его кончине.[453] Долгое время считалось, что именно этот рассказ вышел из-под пера Питирима и являлся первой редакцией жизнеописания святителя. Позднее исследователи усомнились в этом, указав, что Рогожский летописец и Симеоновская летопись восходят к своду 1408 г., а Питирим мог написать свое произведение только после обретения мощей митрополита Алексея в 1431 г. Сравнение летописной повести о митрополите и текста старшей редакции «Жития» Алексея, принадлежащей Пахомию Логофету, убедило Р. А. Седову в том, что последний не мог использовать в качестве основы для своего произведения летописный рассказ об Алексее.[454] Это означало, что должна была существовать особая Первоначальная редакция «Жития» митрополита Алексея. Для нас это обстоятельство важно, ибо позволило бы заглянуть в наиболее раннюю редакцию «Жития» и выяснить, говорится ли там об участии Ивана Красного в судьбе Андроникова монастыря.

Определив направление поиска, исследовательница вскоре обнаружила следы этой редакции в составе двух сборников, один из которых датируется последней четвертью XV в., а другой – третьей четвертью XVI в. Сопоставление этих двух сборников и старшей редакции «Жития» митрополита, вышедшей из-под пера Пахомия, убедило ее в том, что это действительно тот самый, все время ускользавший от исследователей первичный текст «Жития», написанного Питиримом, который послужил основой для Пахомия Логофета.