[455] Ею же найденный текст был опубликован.[456]
В нем мы находим известие о начале Андроникова монастыря. Оно очень кратко и вполне оправдывает упрек, брошенный Пахомием в адрес своего предшественника: «нечто мало о святомь списа». Собственно говоря, сюжет об основании Андроникова монастыря состоит лишь из одной фразы: «И по сихъ общи монастырь споставляеть, еже есть Андронниковъ, и в немъ церковь камену Спаса Нерукотворенаго образа, и монастырю дасть милостыню доволну». Данное известие помещено в следующем контексте: рассказывается, что злочестивый царь Бердибек, убив 12 братьев, «хваляшеся ити на христьянство Рускыя земли». По просьбе великого князя Ивана митрополит отправился в Орду. Там он «гневъ царя смири» и возвратился обратно на Русь. Далее рассказывается об основании Андроникова монастыря, а затем о воздвижении каменной Благовещенской церкви в Нижнем Новгороде, где митрополит крестил сына упоминавшегося в предыдущей главе князя Бориса Константиновича.[457] При этом великий князь Иван Красный нигде не фигурирует в качестве инициатора возведения интересующей нас обители.
Таким образом, из анализа Первоначальной редакции и ее сравнения с текстом Пахомия вытекают два вывода: во-первых, указание на основание монастыря Иваном Красным, как и предполагал Б. М. Клосс, является позднейшей вставкой в первоначальный текст, а во-вторых, оказывается, что данная ошибка была допущена не кем иным, как переписчиком изданного В. А. Кучкиным списка.
В. А. Кучкин в предисловии к своей публикации писал, что «до настоящего времени (1967 г. – Авт.) известен лишь один список старшей редакции жития митрополита Алексея, написанный Пахомием Сербом. Он сохранился в составе известного сборника № 948 из Синодального собрания».[458]
Но данное утверждение не соответствует истине. Известно по крайней мере два списка этой редакции (№ 949, датируемый XVI в., и № 961, относящийся к XVII в., – оба из Погодинского собрания Российской национальной библиотеки в Санкт-Петербурге). Более того, они были даже опубликованы в 1915 г., что, правда, осталось неизвестным В. А. Кучкину.[459]
Обратившись к интересующему нас месту «Жития» митрополита Алексея, видим, что текст списка № 949 Погодинского собрания совпадает с текстом списка № 948 Синодального собрания: «И по сих же благочестивыи великыи князь Иванъ помысли церковь въздвигнути и монастырь строити и в нем съставити общее житие». Однако, сличив его со списком № 961, обнаруживаем, что писец списка № 949 пропустил в этом месте по невнимательности несколько строк, и это впоследствии привело к несообразности данного места «Жития» и длительным спорам ученых. В оригинале же текст Пахомия выглядел следующим образом: «И по сих же благочестивыи великыи князь Иванъ [Ивановичь со освященным собором и со множеством народа стретоша его, и прият с великою честию и радостию, паче же реку и со слезами многими, и вси прославиша Бога и Пречистую его Богоматерь о таковом великом чюдеси. По сем же времени] помысли церковь въздвигнути и монастырь строити и в нем съставити общее житие».[460] (Пропущенный текст в списке № 949 и восполненный по списку № 961 той же старшей редакции заключен в квадратные скобки.) Таким образом в споре исследователей прав оказался Б. М. Клосс, а датировка, предложенная В. А. Кучкиным, основана на искаженном списке «Жития» и не может быть принята. Его ошибка была той же, что и у В. Г. Брюсовой, – свои умозаключения он построил на единственном и неверном списке источника, не приняв во внимание всю их совокупность.
Итак, говоря о дате основания Андроникова монастыря, следует придерживаться предложенного Б. М. Клоссом временного отрезка между 1365 и 1373 гг. Попытаемся сузить его. Следующим эпизодом после основания Андроникова монастыря обе древнейшие редакции «Жития» митрополита Алексея называют его поездку в Нижний Новгород, где он воздвиг Благовещенскую церковь и крестил сына у князя Бориса Константиновича.[461] Последний факт нашел отражение в Первой Софийской летописи, которая под 6878 (1370) г. сообщает: «Митрополитъ Алексеи былъ въ Новегороде въ Нижнемъ, и крестилъ у князя Бориса Костянтинович сына князя Ивана».[462] Что касается 1365 г., предложенного Б. М. Клоссом в качестве начальной даты основания Андроникова монастыря, то она также подтверждается источниками. Обойденная вниманием В. А. Кучкина публикация «Жития» митрополита Алексея, предпринятая в 1915 г. Н. В. Шляковым, любопытна еще и тем, что сопоставляет текст старшей редакции «Жития» с одним из наиболее полных списков этого памятника, включающим в себя 225 рисунков (из которых 126 раскрашены), относящихся к началу XVII в. Этот список (ошибочно принятый издателями за текст Пахомия Логофета) был опубликован хромолитографическим способом Обществом любителей древней письменности к 500-летнему юбилею кончины святого на средства графа А. Д. Шереметева.[463] Из сравнения этих двух редакций выяснилось, что эпизоду с Андрониковым монастырем в последней предшествует сюжет о «хожении» митрополита в Тверь, где он крестил дочь Ольгерда и внучку великого князя Александра Михайловича Тверского, которую привезла на Русь специально ездившая за ней ее бабка великая княгиня Анастасия.[464] Установить дату этих событий помогает известие Рогожского летописца, сообщающего под 6872 (1364) г., что «тогды же княгини Настасиа приехала изъ Литвы со внукою съ некрещеною съ Олгердовою дщерию и крестили ее въ Тфери, того же деля крещениа митрополитъ Алексеи приездилъ во Тферь».[465] Отсюда становится понятно, что Андроников монастырь был основан в период между 1365 и 1370 гг.
Чтобы определить в этом временном отрезке точный год основания Андроникова монастыря, необходимо обратиться к характеристике того пункта, где он был воздвигнут. Историки Москвы уже давно обратили внимание на то обстоятельство, что многие из обителей, окружавших российскую столицу, с самого начала строились как крепости на подступах к городу. Особенно нуждались в укреплении юго-восточные подходы к Москве со стороны Орды. С учетом этого митрополитом Алексеем и было выбрано место на высоком холме у крутого поворота Яузы, там, где ее пересекала старинная дорога, шедшая из Москвы в сторону Коломны и Рязани.[466] Участок, занятый обителью, был укреплен самой природой практически со всех сторон: с юго-запада – безымянным ручьем, с запада – Яузой, с востока – речкой Дубенкой, впадающей в Яузу, а к северу от монастыря в последнюю впадал ручей Золотой Рожок. С вершины холма был хорошо виден Московский Кремль, расстояние до которого по прямой составляло три версты.[467]
Разумеется, выдержать здесь длительную осаду было делом невозможным, но на это создатели монастыря вряд ли и рассчитывали. Окруженная деревянной оградой, обитель представляла собой своего рода форпост, «сторожу», которая могла лишь задержать внезапный набег противника. Тем самым давался выигрыш во времени защитникам Кремля, а у жителей Москвы появлялась возможность скрыться за кремлевскими стенами. Так что, говоря о возникновении Андроникова монастыря, следует учитывать и то, что создавался он в первую очередь с оборонительными целями.
Как же складывалась оборона Москвы в середине XIV в.? Из анализа летописных известий следует признать, что фортификационные сооружения города к середине 1360-х гг. пришли в плохое состояние.
Во многих летописях XV–XVI вв. сохранилось описание большого пожара, который случился в Москве в 1365 г. Он начался в разгар летней жары, когда стояла засуха, ощущалась нехватка воды, а на город неожиданно налетел шквальный ветер. «И тако въ единъ часъ или въ два часа весь градъ безъ останка погоре», – записал летописец. И добавлял: «Такова же пожара преже того не бывало, то ти словеть великы пожаръ, еже отъ Всех Святыхъ».[468]
Урон от пожара 1365 г. был весьма значительным для Москвы, ибо серьезно пострадали деревянные кремлевские стены, воздвигнутые еще при Иване Калите. Тем самым город оказывался практически незащищенным от внешней угрозы. А то, что она реально существовала, и в первую очередь со стороны Орды, доказывали события осени этого года в Рязанской земле. Татарский князь Тагай, засевший в Наручади (район современного Наровчата), пришел «тайно и безвестно» в рязанские пределы, захватил Переславль-Рязанский и сжег его.[469]
В этих условиях оставлять Москву без всякого прикрытия было крайне опасно. Митрополит Алексей, фактически возглавлявший в малолетство великого князя Дмитрия тогдашнее московское правительство, прекрасно понимал, что приступить сразу к возведению новых кремлевских укреплений было просто невозможно – в преддверии зимы горожане сначала должны были восстановить уничтоженные пожаром свои дома. Лишь зимой 1366/67 г. у москвичей появилась возможность начать строительство нового белокаменного Кремля. Под 1366 г. летописец записал: «Тое же зимы князь великии Дмитреи Ивановичь, погадавъ съ бра-томъ своимъ съ княземъ Володимеромъ Андреевичемъ и съ всеми бояры стареишими, и сдумаша ставити городъ ка-менъ Москву, да еже умыслиша, то и сътвориша, тое же зимы повезоша камень къ городу», а под следующим годом уточнил, что «тое же зимы на Москве почали ставить городъ каменъ».