Вскоре неблагоприятные для Стефана условия изменились: великий князь Дмитрий Иванович прислал в Авнежскую обитель «милостыню доволну и книги своя», а самого Стефана вызвал обратно в Москву. Последний поручил свою паству Григорию, а Кассиана сделал келарем. Сам же он отправился в Махрищский монастырь, где торжественно был встречен братией, а оттуда направился в Москву, где получил благословение митрополита Алексея и был ласково принят Дмитрием Ивановичем, который дал Махрищскому монастырю «нивы же и угодия и езера на пропитание мнихом», а самому Стефану велел жить в основанном им Махрищском монастыре; тут он и провел остаток жизни, скончавшись в 1406 г.[665]
В литературе уход Стефана из Махрища обычно датируют 60-ми гг. XIV в., а основание Авнежской пустыни относят к 1370 г.[666] У нас имеется возможность уточнить датировку этих событий. Поскольку рассказ о них содержится после известия о приходе к Стефану Махрищскому Сергия Радонежского, а в сообщении о возвращении Стефана с Авнеги упоминается митрополит Алексей, становится понятно, что они происходили между сентябрем 1375 г. и февралем 1378 г. – скорее всего, в 1376–1377 гг.
Вынужденное удаление Стефана в далекий вологодский край и его возвращение, ставшее возможным, очевидно, только в результате упорных хлопот его сподвижников, показали Сергию, что угрозы Митяя «разорить» Троицкий монастырь действительно представляли опасность, становившуюся все более реальной по мере того, как престарелый митрополит Алексей постепенно отходил от дел, а Митяй забирал церковную власть в свои руки.
Намерение Митяя уничтожить созданную преподобным обитель поставило перед Сергием сложный вопрос: как сохранить труд всей его жизни? При этом, очевидно, вопрос стоял не столько о спасении Троицкого монастыря как такового, как о спасении собравшейся в его стенах братии. Понимая, что дни митрополита Алексея сочтены, Сергий решился основать с помощью самого близкого ему человека – племянника Феодора новую обитель, в которую в случае неблагоприятного развития событий и даже физического уничтожения Троицкого монастыря могла бы перейти вся троицкая братия. Так возник Симонов монастырь.
Рассказ Пахомия Логофета о возникновении Симонова монастыря начинается с напоминания читателю, о ком идет речь: «Преже убо беседовахом о Стефане по плоти сущу брату святого Сергиа, како приведе сына своего Феодора и дасть его в руце святому, иже и сподобише его иноческому образу, летом суща яко 12». Затем агиограф говорит о воздержанном образе жизни Феодора в Троицкой обители и его привычке делиться всеми мыслями с дядей и возникшем у него желании «изъобрести место подобно на създание монастыру, в нем же бы игумен был, яко не токмо себе спасти, но и многых». Об этом он рассказал Сергию. Но дядя надеялся видеть племянника своим преемником в Троицком монастыре: «аз надеяхся, яко кости мои предаси гробу и по мне предстатель в месте сем будешь», и вначале отнесся к мыслям Феодора отрицательно. Однако тот настаивал на своем: «…благослови мя! Яко да с тобою обрет место, аще Богу хотящу, начну монастырь делати». Уговоры племянника все же возымели действие, и Сергий, видя его большое желание, благословил его и тех монахов, которые решились последовать за Феодором. Оставив Троицкий монастырь, они пришли к митрополиту Алексею, прося благословить их на поиски места для создания обители. Митрополит отнесся к этому благосклонно, но поставил условие: «место обрет пакы ради, яко да и язъ шед, вижду место то, и потом начнеши дело». Вскоре Феодор нашел «место таково, зовомое от древних Симоново, близ рекы Москвы, недалече от града». Его осмотрел Сергий Радонежский и одобрил замысел племянника. Получив благословение митрополита, Феодор поставил здесь церковь Рождества Богородицы. Затем были воздвигнуты трапезная, кельи. Монастырь быстро наполнился множеством иноков, которые «съставишя же обще житие зело с крепостью, яко никому же отнудь ничто же дръжати, ни же своим звати, но вся обща имети». Вскоре обитель прославилась настолько, что многие просили из нее иноков «овехъ на епископьство, иных же на игуменство». Сам Феодор позднее стал ростовским архиепископом, оставив в Симонове монастыре «вместо себе» архимандрита. Заканчивается рассказ сообщением о смерти Феодора.[667]
Третья редакция труда Пахомия в целом содержит тот же рассказ, но имеет определенные уточнения и дополнения. В частности, сообщается, что еще до основания Симоновской обители Феодор принял («сподобившюся», по выражению агиографа) священство. Эпизод выбора места для будущего монастыря изложен несколько иначе. Сергий, благословив племянника, отпустил с ним одного из своих учеников, прося: «Обретъ место, възвестите ми». Только после того как Сергий побывал на предполагаемом месте новой обители, Феодор получил благословение от митрополита Алексея. Дополнительно сообщается, что Феодор позднее побывал в Царьграде и «от патриарха кир Нила велми почтен бысть и възвеличенъ», а сам монастырь строился «в патриаршее имя». Также указано, что «въ время строениа основана бысть церковь на другом месте камена» во имя Успения Богородицы. Уточняется, что Феодор умер 28 ноября 1395 г.[668]
Когда был основан Симонов монастырь? Вопрос этот представляет определенную сложность. Дело в том, что русские летописи XV–XVI вв. не указывают времени его возникновения. Только в Пискаревском летописце – источнике очень позднем и сложном по составу, под 6871 (1363) г. встречается известие о благословении Сергием Феодора на поставление Симонова монастыря: «Того же лета благословляет преподобный отец наш игумен Сергей ученика своего Феодора поставити монастырь на Москве, зовомое от древних Симоново на реке Москве, от града пять поприщь до него».[669] Но эту дату следует сразу отвергнуть. В литературе традиционно считалось, что Симонов монастырь возник в 1370 г. или время, близкое к нему.[670] Именно этой даты придерживаются Н. С. Борисов и Р. Г. Скрынников, считающие, что Сергий благословил своего племянника на основание новой обители «около 1370 г.».[671]
Б. М. Клосс дает иную датировку этого события – «между 1375 и 1377 гг.». Основанием для выбора нижней даты послужили для историка два наблюдения.
Еще до рассказа об основании Симонова монастыря Пахомий описывает чудо с видением ангела. «Некогда бо, рече, въ единъ от днии служащу святому Сергию с Стефаном братом своим и с Феодором, сыном брата его, боже-ственую службу». Священнодействие проходило в алтаре, и троицкий монах Исаакий, решив узнать, кто служит там, «приник малыми дверьци» и увидел вместе со знакомыми лицами неизвестного ему священника. Обратившись к другому насельнику обители – Макарию, он задал ему недоуменный вопрос: «не трие ли их служят въ олтари и от-куду четверътыи обретеся?» Макарий, убедившись, что в алтаре действительно служат не трое, а четверо, высказал предположение, что это, вероятно, священник, приехавший в монастырь вместе с князем Владимиром Серпуховским. Исаакий захотел познакомиться с незнакомцем, дождался окончания службы, но из алтаря вышли только Сергий с братом и племянником. Более там никого не было. Озадаченный Исаакий пошел искать его, но был еще больше поражен, когда на вопрос, обращенный к одному из княжеских бояр: «Имат ли попа князь с нимъ приехавша?», тот ответил отрицательно: «ни, но въ граде (то есть в Москве. – Авт.) остася некоего ради исправления». Изумленный инок решился узнать истину у самого Сергия, но тот настаивал, что «Стефанъ и Феодоръ служишя съ мною, иного же азъ не знаю служаща с нами». Тем не менее Исаакий, а вслед за ним и Макарий твердо были убеждены, что видели с ними и четвертого монаха. По общему признанию братии, им довелось увидеть в алтаре вместе с Сергием ангела Господня.[672]
Для Б. М. Клосса этот эпизод важен тем упоминанием, что Сергий священнодействовал вместе с Феодором в тот момент, когда в обители находился князь Владимир Андреевич. Отсюда он делает вывод, что Феодор еще не покинул Троицкой обители, а само чудо произошло позже 1374 г., когда монастырь перешел под патронат князя Владимира Серпуховского. Однако еще в первой главе нами было выяснено, что Радонеж достался князю Владимиру не после смерти вдовы Калиты княгини Ульяны (как полагает Б. М. Клосс), а принадлежал еще его отцу. Тем самым этот аргумент исследователя должен быть отвергнут.
Другой довод историка заключается в том, что по каноническим правилам Феодор не мог стать игуменом ранее достижения 33-летнего возраста. Поскольку, по расчету Б. М. Клосса, Феодор родился около 1342 г., речь должна идти о 1375 г., а следовательно, Симонов монастырь не мог быть основан ранее этой даты.
В то же время это событие произошло не позднее 1377 г., поскольку оно связано с именем митрополита Алексея (он скончался 12 февраля 1378 г.), но в середине зимы вряд ли уместно было заниматься выбором места для строительства будущего монастыря.[673]
В. А. Кучкин согласился с Б. М. Клоссом, что верхней датой основания монастыря следует признать смерть митрополита Алексея, ибо выбор места для обители был санкционирован именно им. Во всяком случае, послание Киприана от 3 июня 1378 г. к Сергию Радонежскому и Феодору именует последнего уже игуменом.[674] Но при этом он поправляет Б. М. Клосса в той части, что настоятелем монастыря мог быть человек, достигший 33-летнего возраста. Согласно В. А. Кучкину, Феодор мог стать руководителем обители, только будучи иеромонахом, то есть схимником-священником. Согласно 14-му правилу VI (Трулльского) Вселенского собора, священниками могли становиться служители церкви лишь по достижении 30 лет. Так как Феодор, по его расчету, родился в 1341 г., реально претендовать на настоятельство он мог только после 1371 г. Отсюда исследователь делает вывод, что «время строительства Феодором Симонова монастыря ограничивается хронологическими рамками 1371 г. – 12 февраля 1378 г.».