и Благовещения и Пасхи, а также о строительстве монастыря на Дубенке попал не на место и по ошибке был переписан под 1379 г.». Отсюда ученый сделал вывод, что основание Дубенского монастыря было связано не со сражением на Воже, как полагал В. А. Кучкин, но с победой в Куликовской битве, а сам обет великого князя был выполнен к 1 декабря 1381 г.[778]
Однако, несмотря на всю привлекательность, принять идею Б. М. Клосса нельзя. Как позднее указал В. А. Кучкин, «статья 6887 г. содержит целый ряд полных дат: вторник 26 июля, вторник 30 августа, воскресенье 11 сентября, пятница 9 декабря. Все эти даты ведут к 1379 г.».[779] Следовательно, в эту летописную статью ошибочно попало лишь единственное известие о совпадении Пасхи и Благовещения, которое пришлось в действительности на следующий год.
Окончательно разобрался в данном вопросе Н. С. Борисов. Он обратил внимание на опубликованную еще в середине XIX в. статью М. В. Толстого об Успенском Дубенском монастыре. Суть ее сводилась к тому, что Никоновская летопись, источник очень близкий к «Сказанию…», дважды упоминает Дубенский монастырь – под 1379 г. и в тексте «Жития» Сергия, помещенного под 1392 г. В обоих случаях говорится об основании обители. Но есть и существенная разница. В известии 1379 г. сообщается, что игуменом нового монастыря был назначен Леонтий, а судя по тексту «Жития» – Савва, оба из учеников Сергия Радонежского.[780] Анализируя эти известия, М. В. Толстой пришел к выводу, что речь идет о двух совершенно разных монастырях – Дубенском Стромынском (в 30 верстах на юго-восток от Лавры) и Дубенском Шавыкинском, «на острову» (в 40 верстах к северо-западу от лавры). Первый из них действительно был основан до Куликовской битвы, второй – после, во исполнение обета, данного великим князем. Эти обители объединяло лишь то, что главные храмы в обоих монастырях были возведены в честь Успения Богородицы, да одинаковое, весьма распространенное, название двух речушек. Второй из Дубенских – Шавыкинский монастырь находился в лесной глуши и позднее запустел. Но следы его сохранялись еще в середине XIX в., и именно их обнаружил М. В. Толстой. На рубеже 1990-х гг. раскопки на месте этой обители провел С. З. Чернов.[781]
Попытался Н. С. Борисов опровергнуть и другие аргументы В. А. Кучкина и В. Л. Егорова. Как яркий пример «ненадежности» отнесения свидания великого князя с Сергием именно к 1380 г. обычно приводят упоминание в нем фигуры митрополита Киприана, относительно которого считается, что он отсутствовал в это время в Северо-Восточной Руси. Однако ранее мы уже выяснили, что это утверждение ошибочно.
Упоминание в летописном перечне погибших имени Александра Пересвета без добавления слова «чернец» легко объясняется тем, что летописец, вероятно человек церковный, счел неуместным поместить указание на духовный сан монаха среди убитых воевод. Посылка же Сергием Радонежским грамоты на Дон вовсе не отрицает факта поездки великого князя к Троице, хотя бы потому, что эта поездка предшествовала отправке грамоты.
18 августа 1380 г. действительно приходилось не на воскресенье, а на субботу. Но, по мнению Н. С. Борисова, Дмитрий едва ли ездил в Троицкий монастырь «одним днем». Более естественно предположить, что он прибыл к Троице в субботу 18 августа, переночевал и на другой день, в воскресенье, отстояв обедню, отправился в обратный путь. При этом в подтверждение того, что свидание состоялось именно в середине августа, исследователь подчеркнул, что перед отъездом из обители Пересвета и Осляби на подмогу великому князю Сергий Радонежский возложил на них схиму. Схимой именуется монашеское одеяние, в которое облачались монахи, принявшие схиму – высшую степень монашества, знаменующую полное отречение от мирской жизни. Принятие схимы сопровождалось наречением нового имени. Обычно оно давалось по имени того святого, память которого праздновалась Церковью в день совершения обряда или в один из соседних дней. «Вблизи» 18 августа можно найти и Андрея – это имя получил Ослябя (19 августа – день памяти святого воина-мученика Андрея Стратилата) и Александра, которое взял Пересвет (12 августа – день памяти епископа-мученика Александра Команского). Да и сами имена инокам-воинам Сергий, вероятно, дал со смыслом. По-гречески Александр – «защитник», Андрей – «мужественный».
Но не все доводы Н. С. Борисова убедительны. По его расчетам, Дмитрий покинул Троицу 19 августа. За 7–8 часов непрерывной скачки он мог достигнуть лишь Москвы. Пространная летописная повесть сообщает, что русская рать 20 августа вышла из Коломны. Достичь ее в этот день Дмитрий никак не мог, и Н. С. Борисов в своей работе предположил, не приводя никаких аргументов, что русская рать действительно 20 августа двинулась на врага, но только не из Коломны, а из Москвы.[782] Очевидно, историк и сам чувствовал слабость своей позиции по этому пункту.
Оттого В. А. Кучкин продолжал настаивать на своей прежней позиции и выдвинул в ее защиту ряд новых доводов, самым существенным из которых явилось то, что Дубенский Шавыкинский монастырь, поставленный в честь Куликовской битвы, был посвящен Успению Богородицы – празднику, незадолго до которого произошло сражение на реке Воже. Разгром Мамая пришелся на другой церковный праздник – Рождества Богородицы (8 сентября). В селах, возникавших на Куликовом поле, ставились церкви в честь не Успения, а Рождества Богородицы, напоминавшие о победе 1380 г. Поэтому монастырь в честь победы над Мамаем должен был иметь другое посвящение.[783]
Подобная разноголосица среди историков, которые не могут решить вопрос – когда же все-таки состоялось свидание Сергия Радонежского с Дмитрием Донским? – открывает свет различным «новым» теориям. В качестве примера сошлемся на статью нижегородского автора Н. Д. Бурланкова, в которой он предпринял попытку доказать, что произведения Куликовского цикла описывают не битву на Дону, а относятся к сражению на реке Воже.[784] Отсюда один шаг до «сочинений» А. Т. Фоменко с соавторами, переписывающих не только русскую, но и всемирную историю, в которых целая глава посвящена Куликовской битве и где «доказывается», что она происходила чуть ли не под стенами Москвы.[785]
У каждого исторического события есть три основные координаты – время, место, участники. Следует признать, что самым слабым звеном для Куликовской битвы является именно хронология. В этом легко убедиться, если сравнить, как датируют основные вехи похода Дмитрия на Дон разные произведения Куликовского цикла. «Задонщина» и Краткая летописная повесть, содержащаяся в Рогожском летописце, знают лишь одну точную дату – день самой битвы – субботу 8 сентября «на Рожество святыя Богородицы».[786] Пространная летописная повесть, содержащаяся в Новгородской Четвертой летописи, сообщает, что русская рать вышла из Коломны 20 августа. Переправа через Оку состоялась «за неделю до Семеня дни», приходящегося на 1 сентября, и происходила в «день неделный», то есть воскресенье. Сам Дмитрий перебрался со «своим двором» через реку в понедельник. Легко установить, что это были 26 и 27 августа.[787]
Количество дат, имеющихся в «Сказании о Мамаевом побоище», больше. Различные его редакции (Основная, Киприановская, Распространенная) фиксируют следующие события. Рассылка призыва Дмитрия к всеобщему ополчению. Грамота с этим призывом была написана в Москве 5 августа. В воскресенье 18 августа, «на Флора и Лавра», состоялась поездка Дмитрия к Троице. Выход рати из Москвы датируется четвергом 27 августа, «на память святого отца Пимина Отходника». В Коломну Дмитрий пришел в субботу. На следующий день, в воскресенье, в Коломне состоялся смотр войск на Девичьем поле. Переправа через Оку происходила в воскресенье, а сам Дмитрий переправился в понедельник. Здесь возможны два варианта – или 6–7 сентября, если Дмитрий дошел левым берегом Оки до устья Лопасни (но тогда не остается времени на переход от Оки к Дону), или же переправа совершалась непосредственно у Коломны, в день выхода из города, то есть 30 августа. Битва произошла в пятницу 8 сентября.[788] Имеются и разночтения. Так, Киприановская редакция помечает приход войск в Коломну субботой 28 августа (на день памяти Моисея Мурина). Взяв еще один источник – так называемый Печатный вариант Основной редакции, увидим совершенно иные даты: Сергия Радонежского Дмитрий посетил 18 августа, из Москвы он вышел в четверг 21 августа, в Коломну пришел в среду 28 августа и вышел из нее в четверг 29 августа. Битва состоялась в воскресенье 8 сентября.[789] Как видим, даты различных редакций «Сказания…» разнятся между собой.
Составив небольшую табличку в виде календаря на август и начало сентября 1380 г. и сопоставив только что приведенные даты, мы придем к выводу, что ни один из указанных дней недели не совпадает с реальным днем, на который падало то или иное число.
Все это, по идее, должно свидетельствовать о несоответствии реальности всех дат, приведенных «Сказанием…», и стать еще одним доводом в пользу того, что оно является абсолютно ненадежным источником и доверять ему нельзя. Но сделать столь категоричный вывод нам мешает одно обстоятельство. Можно еще понять, с какой целью и по каким причинам составители «Сказания…» включали в него тот или иной эпизод. Но остается совершенно непонятным, зачем им нужно было «фальсифицировать» даже не сами даты, а только дни недели, на которые они приходились. Какой смысл был в том, чтобы приурочивать дату битвы вместо субботы на пятницу или воскресенье?