И все же жизнь в Москве возрождалась вновь. Под тем же 1382 г. летописец записал: «Тоя же осени бывшу Киприану митрополиту всея Руси во Твери и тамо избывшу ему татарскаго нахожениа, князь же великий Дмитрей Ивановичь посла по него два боярина своего, Семена Тимофеевичя да Михаила Морозова, зовя его к себе на Москву; он же поиде со Твери на Москву месяца октября въ 3 день, а на Москву прииде того же месяца октября въ 7 день».[856]
Но буквально через несколько дней после приезда Ки-приана в Москву произошло необъяснимое. Только что прибывший в город глава Русской церкви внезапно покинул Москву, с тем чтобы сюда не возвратиться при жизни великого князя Дмитрия. Наиболее ранние из дошедших до нас летописные своды – Рогожский летописец и Симеоновская летопись – никак не комментируют это событие, фиксируя лишь сам факт отъезда святителя: «Тое же осени Киприанъ митрополитъ съеха съ Москвы въ Киевъ, тогда съ нимъ вкупе поеха игуменъ Афонасии изъ Серпохова княжь Володимеровъ Андреевича съ Высокого и отъеха въ Киовъ». Более того, вскоре на его месте оказался опальный Пимен, который и возглавил Русскую митрополию: «Тое же осени князь велики Дмитрии Ивановичь послал по Пимина по митрополита и приведе его изъ заточениа къ себе на Москву и приа его съ честию и съ любовию на митрополию».[857]
Никоновская летопись, хотя и содержит гораздо больше подробностей, также не дает объяснения причин гнева великого князя: «Тоя же осени не возхоте князь великий Дмитрей Ивановичь Московский пресвященнаго Киприана митрополита всея Руси и имяше къ нему нелюбье. Киприанъ же митрополитъ воспомяну слово Господне, глаголющее: егда гонятъ вас из града сего, бегайте въ другый; так бо и въ священныхъ правилехъ писано есть святаго Петра Александрьскаго; и инде много глаголеть о семъ Божественное писание; и Господь въ молитве повеле глаголати къ Отцу, иже на небесехъ: не введи насъ во искушение, но избави насъ от лукаваго. Несть бо греха еже бегати бедъ и напастей, но еже впадшимъ некрепце стоати о Господи; и апостолъ Павелъ наказуетъ нас давати место гневу, а не дръзостне и безумнее себе въ напасти и беды вметати; подобаеть убо вражды тръпениемь и смирениемь разоряти, аще ли же се не возможно, давати место гневу. И тако Ки-прианъ митрополитъ всея Русии тое же осени съ Москвы отъиде въ Киевъ, и съ нимъ вкупе поиде игуменъ Афонасей из Серпухова княже Володимеровъ Андреевичя. И пришедъ въ Киевъ на свое место митрополское къ соборней церкви Киевской, матери всемъ церквамъ рускимъ, и приатъ бысть митрополитъ отъ всехъ со многою честию, и сретиша его далече отъ града со кресты и князи, и бояре, и велможи, и народи мнози, съ радостию и съ честию многою, и тамо пребываше Киприанъ митрополитъ въ Киевскихъ странахъ, владея по обычяю церковными, и вси послушаху и чествоваху его».[858]
Чем были вызваны столь удивительные перемены? В литературе на этот счет существует достаточно устойчивая точка зрения, связывающая их с нашествием Тохтамыша. Наиболее четко ее выразил составитель Московского летописного свода конца XV в.: «Разгнева бо ся на него (Ки-приана. – Авт.) великыи князь Дмитреи того ради, яко не седелъ въ осаде на Москве».[859]
Однако, как верно подметил В. А. Кучкин, «такое объяснение появляется лишь под пером [летописных] сводчиков 60-х годов XV в. и не отвечает обстоятельствам: в осаде не сидел ни сам великий князь, ни его двоюродный брат Владимир Серпуховской».[860] Поэтому Дмитрию упрекать Киприана в «трусости» вряд ли было возможно.
Исследователь предложил свою трактовку событий: «Гнев Дмитрия Ивановича имеет свое объяснение. Взяв Москву 26 августа 1382 г., Тохтамыш через «не много днеи», примерно в первой декаде сентября, оставил ее. Ки-приан же, находившийся в Твери, в Москву все не ехал. Только тогда, когда Дмитрий Донской послал к нему своих бояр, митрополит собрался в дорогу, выехал из Твери 3 октября и 7-го был в Москве. Но когда он еще находился в Твери, тверской князь Михаил Александрович, в течение многих лет враждовавший с Дмитрием Московским, отправился в Орду к Тохтамышу, «ища великаго княжениа». Такой шаг едва ли мог быть предпринят без ведома митрополита. Киприан же, натерпевшийся в 1378 г. от московского князя, не был против того, чтобы владимирский стол занял тверской князь, к тому же родственник великих литовских князей, властвовавших над населением западных епархий Русской митрополии. Задерживаясь в Твери, митрополит, судя по всему, дожидался там возвращения Михаила Александровича от Тохтамыша, что и побудило Дмитрия Ивановича вновь выслать его из Москвы и окончательно порвать с ним всякие отношения».[861]
Примерно той же позиции придерживается и Н. С. Борисов: «События показали, что великий князь был прав, не слишком доверяя Киприану: в августе 1382 г. митрополит бежал из Москвы перед самым нашествием Тохтамыша и укрылся в Твери. Вскоре тверской князь Михаил Александрович, вероятно не без поддержки Киприана, отправился в Орду добывать ярлык на великое княжение. Однако вновь, как и летом 1378 г., митрополит допустил крупный просчет, недооценив могущество московской великокняжеской власти. Несмотря на сокрушительный характер, нашествие Тохтамыша не привело к коренным переменам в расстановке сил на Руси. Великое княжение Тохтамыш оставил в руках Дмитрия Ивановича. Происки тверского князя окончились провалом. Разгневанный вероломным поведением митрополита, Дмитрий Донской в октябре 1382 г. изгнал его из Москвы. Киприан вернулся в Киев, а его место занял возвращенный из ссылки Пимен».[862]
Но это не более чем предположения. Согласно известию Тверской летописи, князь Михаил Тверской «поиде в Орду сентебря въ 5 день».[863] Дорога туда и обратно, получение ханского ярлыка было делом не одного месяца, и говорить о том, что Киприан специально дожидался возвращения тверского князя из Орды, по меньшей мере неверно. Задержка же митрополита в Твери объяснялась другими, прозаическими причинами. После отхода Тохтамыша из Москвы город был завален огромным количеством трупов, и потребовалось довольно много времени, чтобы привести его в хоть какой-то порядок для предотвращения возможной эпидемии. Об огромном количестве погибших горожан свидетельствует летописец. По его словам, Дмитрий Донской «повелеша телеса ихъ мертвыхъ трупиа хо-ронити, и даваста отъ 40 мертвець по полтине, а отъ 80 по рублю, и съчтоша того всего дано бысть полтараста рублевъ». Исходя из этих цифр, в одной лишь Москве было погребено 12 тысяч трупов.[864] Только после проведения этих мероприятий великий князь счел возможным пригласить Киприана в Москву.
Однако почти сразу же митрополит вынужден был покинуть город. Мы видели, что исследователи, не находя в летописях ответа о причинах столь внезапной размолвки между великим князем и Киприаном, пытались найти его в действиях главы Русской церкви во время и сразу после татарского нашествия. Все это заставляет нас вновь обратиться к «Повести о нашествии Тохтамыша» и тщательно проанализировать все встречающиеся в ней известия, связанные с именем Киприана.
Согласно этому источнику, Киприан появился в Москве «предъ пришествиемъ Тахтамышевымъ за два дни». Если вспомнить, что к этому времени город был уже покинут великим князем, а у митрополита не было никакого военного опыта, стремление предстоятеля Русской церкви оказаться как можно быстрее в Москве, готовившейся к осаде, выглядит по меньшей мере странным. Что же так сильно тянуло митрополита в эти неспокойные дни в Москву? Для того чтобы понять причину этого, необходимо разобраться в хронологии событий августа 1382 г.
Судя по «Повести о нашествии Тохтамыша», хан подошел к Москве в понедельник 23 августа, а город был захвачен в четверг 26 августа. Между тем, обратившись к календарю за указанный месяц 1382 г., легко обнаружить, что данные числа приходились на субботу и вторник соответственно.
Историки сравнительно давно заметили это несоответствие в числах и днях недели, однако дать сколько-нибудь вразумительное объяснение данного противоречия так и не смогли. Между тем в предыдущей главе нашей книги мы уже сталкивались с подобным парадоксом, когда разбирали аналогичные несоответствия в «Сказании о Мамаевом побоище». Тогда же мы выяснили их причину: средневековые авторы, столкнувшись с тем, что современные Куликовской битве записи крайне лаконичны, использовали для воссоздания более полной картины событий материалы рязанского архива и, в частности, донесения рязанских информаторов. Эти документы давали точные указания на день недели, в который произошло то или иное событие, однако имевшееся в них число не отвечает действительности, поскольку представляло собой дату получения соответствующего известия в Рязани. Очевидно, подобный подход был характерен и для «Повести о нашествии Тохтамыша».
По предположению М. А. Салминой, внимательно изучившей данный источник, он был составлен в конце 40-х гг. XV в.[865] Судя по всему, его авторы использовали в своей работе помимо скупых записей современников и другие материалы, главным из которых, вероятно, был архив донесений о событиях в Москве, полученных великим князем Дмитрием Ивановичем во время его пребывания в Костроме. Если это так, то 23 и 26 августа означают не время подхода татар к Москве и взятия города, а время получения соответствующих известий московским князем. Для того чтобы определить реальное время этих событий, необходимо найти ближайшие понедельник и четверг, предшествовавшие указанным числам. Обратившись к нашему календарю, легко выяснить, что в данном случае появление т