[619]. 29 августа он вновь пишет Сталину: «Думаю поехать в Таксанское ущелье[620]. Чувствую [себя] очень хорошо. Производили анализ в Пятигорске, результаты очень хороши. Только я не совсем верю их анализам. Сегодня отсюда все уезжают»[621]. Выехал в Москву вскоре и Орджоникидзе. В письме от 15 сентября 1929 года он писал: «Вот уже 1 1/2 недели в Москве и никаких особых сигналов со стороны моей почки нет, хотя анализы стали немножечко хуже. На днях будет здесь Федоров, увижусь с ним, и поговорим подробно»[622].
В сентябре Серго уже присутствовал практически на всех заседаниях Политбюро[623]. Хотя определенные ограничения режима его работы Политбюро все же приняло. На заседании Политбюро от 26 сентября было решено: а) обязать Орджоникидзе строжайшим образом соблюдать все предписания врачей о режиме его работы; б) обязать Орджоникидзе, кроме воскресенья, два дня в неделю находиться вне Москвы[624]. Данные предписания время от времени Политбюро принимало и позднее, вплоть до конца 1936 года.
Важным для Сталина в этот период была поддержка Серго против Бухарина и Рыкова. 30 сентября он пишет на имя Молотова, Орджоникидзе и Ворошилова письмо, где спрашивает, ознакомились ли они с недавней речью Рыкова, а также предлагает лишить последнего права вести заседания Политбюро, что было традицией с того времени, когда председателем СНК был В. И. Ленин. На это письмо Молотов от имени всех троих ответил: «…можешь быть уверен, что Рык[ову] и Бух[арину] мы спуску не даем ни в чем. Проводим свое вопреки их меньшевистским жульничествам и вопреки их антипартийному саботажу работы партии в некоторых областях»[625]. При этом нельзя утверждать, что Орджоникидзе в этот период был инициатором подобных действий. Чаще не он, а к нему обращались по поводу чисток, например в Академии наук.
Письмо А. С. Енукидзе Г. К. Орджоникидзе
14 октября 1929
[РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 1с. Д. 21. Л. 3]
Разбор поведения Бухарина произошел на пленуме ЦК ВКП(б) 10–17 ноября 1929 года. Орджоникидзе вновь проявил себя как сторонник линии Сталина. Характерно его выступление 12 ноября: «Вы, т. Бухарин, машете рукой! Неприятно? Можно сейчас же затребовать и прочитать ваш знаменитый документ. Дальше, вы говорили, что страна доведена до голода. Кому принадлежат слова: сытые о голодных не думают? Это ваши слова, т. Бухарин. Вот о чем речь шла. И сейчас с этой трибуны, если вы только не хотите завтра опять начать борьбу против партии, надо выступить и сказать не то, что вы говорили, а то, что в один из трудных моментов развития нашего народного хозяйства, нашего социалистического отечества, вы, товарищи, струсили, не сумели встать рядом с партией для преодоления трудностей на пути строительства социализма в Советском Союзе… Скажите мне, т. Бухарин, тот темп развития промышленности, который мы имели в этом году, вы стояли за этот темп в прошлом году и считали возможным осуществление этого темпа? Нет. Вы считали нужным ввезти хлеб из-за границы, чтобы не нажимать на мужика. Вы стояли за то, чтобы сократить импорт оборудования, ибо это нам не под силу? Следовательно, вы стояли в прошлом году за то, чтобы свернуть наше капитальное строительство, а мы стояли за еще большее развертывание этих темпов…»[626]
Это «мы», прозвучавшее в докладе, было констатацией окончательного складывания группы Сталина в Политбюро. Характерна запись Коллонтай в дневнике от 15 ноября, где она рассказывает о посещении ею Большого театра, разговоре со Сталиным и где упоминает сидевшего рядом со Сталиным Кагановича, а в передней части ложи Ворошилова, Орджоникидзе. С Серго Сталин позднее отдельно общался[627].
Г. К. Орджоникидзе в Кремле в день 50-летия И. В. Сталина
21 декабря 1929
[РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 32. Д. 50]
Группа государственных деятелей в день 50-десятилетия И. В. Сталина. Слева направо: Г. К. Орджоникидзе, К. Е. Ворошилов, В. В. Куйбышев, И. В. Сталин, М. И. Калинин, Л. М. Каганович и С. М. Киров
21 декабря 1929
[ЦГАКФФД Спб]
Это сложившееся единство демонстрировал не только ноябрьский пленум, но и состоявшиеся вскоре юбилейные мероприятия в связи с 50-летием Сталина.
Как близкий друг и соратник Сталина, Орджоникидзе также принимал участие в них, наряду с другими известными советскими деятелями. В специальном выпуске, посвященном юбилею газеты «Правда», на второй полосе была помещена его статья о Сталине «Твердокаменный большевик»[628]. Текст был вполне традиционным, с изложением основных событий биографии Сталина, название же вызывало порой более сложные ассоциации, поэтому данная статья впоследствии перепечатывалась редко. В «Известиях» в тот же день на первой полосе вышла статья Серго «К пятидесятилетию тов. Сталина»[629]: «Пусть враги мирового коммунизма с ненавистью произносят его имя, мы же со всей искренностью пожелаем т. Сталину крепкого здоровья, еще больших успехов на путях строительства социализма в СССР и победы мировой пролетарской революции под знаменем ленинизма»[630].
Однако помимо юбилейных мероприятий была и другая работа. Не все складывалось так хорошо, как указывалось в газетных отчетах. Уже в конце 1929 года был выявлен ряд проблем на стройках таких ключевых заводов, как Магнитогорский и Кузнецкий металлургические комбинаты, Нижегородский автозавод, Бобриковский химкомбинат, которые строились без готовых проектов, так как страна остро нуждалась в отечественном металле.
Были зафиксированы проблемы и на строительстве Уралмашзавода (началось 15 июля 1928 года). В 1929 году даже ставился вопрос о его прекращении и переводе строительства в Нижний Тагил. Ситуация улучшилась только после поездки директора строительства А. П. Банникова в Москву и вмешательства руководителя РКИ Орджоникидзе[631]. Можно отметить и другое: сложность со строительством завода была связана с необходимостью адаптации используемых германских технологий к российским реалиям, с отсутствием необходимого числа отечественных инженеров. Для разрешения этой проблемы, налаживания двустороннего советско-германского сотрудничества на Уралмашстрое Банников в 1929 — начале 1930 года неоднократно ездил в Германию[632]. Отметим, что Орджоникидзе был сторонником привлечения западных технологий для ускорения темпов советской индустриализации.
Была очевидна также проблема диспропорции развития различных отраслей промышленности. Так «узким местом» оставалась химическая промышленность, развитие которой «отставало от потребностей народного хозяйства». Хромало производство цветных металлов[633]. Обо всем этом говорилось на ноябрьском пленуме 1929 года и позднее.
Коллективизация
К проблемам в промышленности вскоре добавились трудности в сельском хозяйстве. Как руководитель РКИ, и ЦКК, Серго получал письма с мест с примерами злоупотреблений советской политики коллективизации на селе.
В конце января 1930 года Орджоникидзе находился в краткосрочном отпуске (как и Микоян). В частности, это подтверждает протокол заседания Политбюро от 25 января, на котором решался вопрос об образовании комиссии для выработки мер по отношению к кулачеству[634]. Начальная стадия сплошной коллективизации, таким образом, отчасти прошла без Орджоникидзе. Отметим, что и Сталин в эти дни был ограниченно работоспособен. В самом начале года Сталин заболел[635]. Политбюро уменьшило ему нагрузку. 15 января даже было принято предложение Молотова, Кагановича и Калинина о предоставлении Сталину отпуска на две декады с тем, чтобы Сталин присутствовал только на заседаниях Политбюро[636]. Это произошло в период начала интенсивной коллективизации и в определенной степени повлияло на данный процесс. В течение двух недель полного контроля со стороны Сталина практически не было, что можно проследить по шифрограммам из Москвы, которые во второй половине января практически отсутствуют. Вновь они возобновляются 30 января, когда Сталин послал шифрограмму, в которой указывал, что «политика партии состоит не в голом раскулачивании, а в развитии колхозного движения, результатом и частью которого является раскулачивание. ЦК требует, чтобы раскулачивание не проводилось вне связи с ростом колхозного строительства, чтобы центр тяжести был перенесен на строительство новых колхозов, опирающееся на действительное массовое движение бедняков и середняков. ЦК напоминает, что только такая установка обеспечивает правильное проведение политики партии»[637].
Письмо крестьян Лужского округа Ленинградской области Г. К. Орджоникидзе
3 октября 1929
[РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 1с. Д. 179. Л. 1–1 об.]
Вскоре Орджоникидзе был привлечен к проверке первых итогов сплошной коллективизации. Решением Политбюро от 17 марта Молотов, Каганович и Орджоникидзе направлялись в ключевые сельскохозяйственные регионы СССР с заданием ознакомиться с положением дел в этих районах с точки зрения подготовки к севу и укрепления колхозов, а также помочь руководящим товарищам провести в жизнь директивы ЦК о колхозном движении