Однако у Орджоникидзе в этот период в борьбе с «противниками в Политбюро» была возможность использовать свои доверительные отношения со Сталиным. «В начале сентября 1930 года И. В. Сталин (приехал на отдых с женой Н. Аллилуевой и дочерью Светланой), начальник Оперода ОГПУ К. В. Паукер и председатель ЦКК ВКП(б) Г. К. Орджоникидзе прибыли из дома отдыха ЦИК „Пузановка“ в дом отдыха ЦИК СССР „Синоп“, находящийся в г. Сухуми ССР Абхазии, на кратковременный отдых. На правах хозяина их встречал председатель ЦИК ССР Абхазии Н. А. Лакоба вместе с наркомом юстиции Грузинской ССР Г. Ф. Стуруа и председателем Абхазского ГПУ Г. В. Малания. После долгого разговора о политике и ситуации в ССР Абхазии, связанной с проводимой коллективизацией, тема бурных диалогов плавно сместилась к проведению будущего отдыха членов Политбюро ЦК ВКП(б), а также ответ сотрудников ЦИК и СНК СССР. Н. А. Лакоба, к удивлению И. В. Сталина и Г. К. Орджоникидзе, предложил на следующий день съездить на автомобиле и посмотреть бывшее имение нефтепромышленника С. Г. Лианозова в селении Мюссера Гудаутского уезда, на предмет переустройства этого здания под отдых членов Политбюро ЦК ВКП(б) и лично И. В. Сталина»[653].
13 сентября 1930 года Сталин пишет Молотову: «Хорошо было бы ускорить возвращение из отпуска Серго и Микояна, которые совместно с Рудзутаком и Куйбышевым (а также Ворошиловым) сумеют изолировать Рыкова и Пятакова в СТО и в Совещ. замов»[654]. О необходимости приезда Орджоникидзе в Москву Сталин писал и в следующем письме тому же адресату (не позднее 15 сентября): «С отпуском следовало бы тебе подождать. Без тебя там (в ПБ) будет очень трудно. Я буду в Москве в половине октября. Если не можешь отложить свой отпуск до этого времени, дождись хоть возвращения Серго. Иначе может получиться трудное положение. 5) Как Ворошилов, приехал уже? Передай привет»[655].
Но не только необходимость привлечь Орджоникидзе в качестве противовеса Рыкову и Пятакову требовала его присутствия в Москве. Были у Сталина и другие планы в отношении Орджоникидзе. В этот период Сталин для повышения эффективности реализации правительственных постановлений в области промышленной политики принял решение в дополнение к двум основным комиссиям СНК СССР (Совета труда и обороны и Государственной плановой комиссии) учредить третью постоянную комиссию СНК СССР — Комиссию исполнения, которая будет проверять фактическое исполнение директив правительства и укрепление дисциплины во всех государственных, в том числе хозяйственных, организациях. Сталин предполагал назначить на этот пост Орджоникидзе, но учитывал возможность его отказа.
28 сентября Сталин в письме Молотову отмечал: «Там я писал, между прочим, о создании „Комиссии Исполнения“. Я думаю, что, если бы Серго отказался почему-либо от поста председателя в этой комиссии, этот пост пришлось бы взять тебе, а Серго мог бы быть твоим замом по линии проверки исполнения. Я считаю такую комиссию абсолютно необходимой как меру для оздоровления наших аппаратов и борьбы с бюрократизмом, который прямо заедает нас»[656]. Действительно, Орджоникидзе отказался возглавить Комиссию, и ее, согласно Постановлению ЦИК и СНК СССР от 21 декабря 1930 года, возглавил Молотов. Пост заместителя занял А. А. Андреев, который к этому времени возглавил РКИ[657].
Но отказ Орджоникидзе был связан и с предполагаемым его назначением председателем ВСНХ. Интересно, что Сталин, несмотря на критику Пятакова, не возражал против перемещения его в ВСНХ. Не было возражений и со стороны Серго, который это только приветствовал и даже, возможно, инициировал. 21 октября 1930 года Пятаков был назначен членом президиума ВСНХ, а 26 июля 1931 года уже первым заместителем Орджоникидзе, с 15 октября исполняя обязанности начальника планового отдела ВСНХ[658]. На работу в ВСНХ будет позднее принят и Н. И. Бухарин. Он станет членом Президиума ВСНХ, заведующим научно-техническим управлением, с 1932 года — членом коллегии Наркомата тяжелой промышленности СССР. Очевидна помощь Орджоникидзе старым товарищам, которые заявили о своем разрыве с оппозицией.
Между тем, хотя Орджоникидзе многое решал при рассмотрении кандидатур на работу в ВСНХ, этот орган вплоть до 10 ноября еще формально возглавлял Куйбышев, пускай и в статусе исполняющего обязанности. Это было связано с задействованностью Орджоникидзе в работе РКИ и, главное, в ЦКК ВКП(б), а также возможным сопротивлением этому назначению со стороны Молотова.
Ключевым моментом партийной истории этого периода было дело Сырцова — Ломинадзе, которые летом 1930 года подвергли критике официальный партийный курс. В частности, они критиковали положения политики на селе и систему снабжения продовольствием городов. При этом критика сопровождалась переговорами с другими недовольными положением в стране. Сведения о подобной деятельности председателя Совнаркома РСФСР и кандидата в члены Политбюро С. И. Сырцова дал человек из его окружения — Б. Г. Резников. В частности, он сообщал, что Сырцов обсуждал вопрос о перемещении Сталина с поста генсека, при этом давая ему крайне нелестные характеристики. На основании полученных сведений Сталин писал Молотову 23 октября 1930 года: «Посылаю тебе два сообщения Резникова об антипартийной (по сути дела правоуклонистской) фракционной группировке Сырцова — Ломинадзе. Невообразимая гнусность. Все данные говорят о том, что сообщения Резникова соответствуют действительности. Играли в переворот, играли в Политбюро и дошли до полного падения»[659].
4 ноября на объединенном заседании Политбюро и президиума ЦКК по докладу Орджоникидзе рассматривался вопрос «О фракционной работе тт. Сырцова, Ломинадзе, Шацкина и др.». Орджоникидзе изложил историю рассмотрения вопроса. Согласно ему, в полдень 22 октября было принято решение найти Сырцова и «выяснить у него, в чем тут дело». Сырцова якобы долго искали и не могли найти. Он пришел в ЦК только через четыре с половиной часа, в половине пятого. В это же время в ЦК явился и Резников, который сообщил, что он находился вместе с Сырцовым на собрании указанной им ранее группы сторонников Сырцова, которое началось в 11 часов утра 22 октября и только недавно закончилось. Подробности собрания Резников изложил в новом заявлении. Он сообщал, что на последнем собрании группы Сырцова шла речь о переговорах с Ломинадзе, обе группы решили готовиться к смещению Сталина как легальными, так и нелегальными методами. Резников рассказал также, что Сырцов подробно проинформировал своих сторонников о заседании Политбюро, которое состоялось 20 октября[660]. Данные действия Сырцова подтверждали предыдущие обвинения в его адрес. За фракционную деятельность Сырцова вывели из состава Политбюро и ЦК ВКП(б), сняли с должности председателя Совнаркома РСФСР. Вместо него был назначен Д. Е. Сулимов. Выведен из состава членов ЦК ВКП(б) был и Ломинадзе, лишившись также должности первого секретаря Заккрайкома ВКП(б).
Сырцов после этого в 1931–1937 годах являлся заместителем председателя правления акционерного общества «Экспортлес», управляющим трестом, директором завода в г. Электростали Московской области. В 1937 году был арестован и 10 сентября 1937 года приговорен к смертной казни. Ломинадзе с 1931 по 1932 год занимал должность начальника научно-исследовательского сектора Наркомснаба СССР. Благодаря поддержке Орджоникидзе, с которым его связывала давняя дружба, он в 1932–1933 годах занимал пост парторга машиностроительного завода в Москве. С августа 1933 года, с подачи Орджоникидзе, его назначили секретарем Магнитогорского горкома ВКП(б), который он возглавлял вплоть до своего самоубийства в 1935 году.
7 ноября Орджоникидзе вместе с другими советскими вождями присутствует на параде на Красной площади. В тот же день, только позднее, произошла авария с участием его машины. Вечером, уже после парада, его автомобиль сбил ребенка. Об этом событии оставила воспоминания Тамара Соболева (девочка, которую случайно сбила машина): «Был праздничный день, 7 ноября 1930 года. Я с братом посмотрела парад на Красной площади, мы сходили домой — поели пирогов — и снова отправились погулять. Стали проходить через арку в здании, и в этот момент с другой стороны в нее влетела машина из Ленинского гаража. Она не успела затормозить, и меня отбросило на каменную стену». Девочка сразу потеряла сознание. Из машины выскочили Серго Орджоникидзе и его шофер. Как оказалось, они ехали на дачу. Орджоникидзе взял Тому на руки и сразу отнес в амбулаторию, которая находилась буквально в нескольких шагах от гаража. Врач констатировал у нее сотрясение мозга, множество ушибов тела и лица, закрытый перелом левой голени. Соболева потеряла также несколько зубов. Ее сразу же положили в Кремлевскую больницу, что на улице Грановского. Орджоникидзе распорядился, чтобы палата была одноместной и по самому высшему разряду. Так что Томочка лежала как царица — на огромной кровати, рядом дубовый стол и черное кожаное кресло. Кормили ее отменно, и девочка сильно располнела на «царских» харчах. Серго Орджоникидзе ее навещал, но всего пару раз за три месяца. Зато следил, чтобы с ней хорошо обходились. А после выписки произошел интересный случай. «Я шла в сторону Троицких ворот, как вдруг вижу — навстречу Сталин, Молотов и Орджоникидзе. Прятаться от высокопоставленных лиц тогда у нас, детей, было не принято. Так что иду себе, как шла. Как только поравнялись, поздоровались, Сталин попросил меня остановиться и спросил у Орджоникидзе: „Эта?“ Тот подтвердил. Генсек взял меня за подбородок: „Ну, Томочка, что-нибудь болит? Как ножка?“ Я ответила: „Нет, Иосиф Виссарионович, ничего не болит, чувствую себя хорошо“. „Ну ладно, иди гулять“. Я пошла, а потом обернулась — вижу, они стоят и смотрят мне вслед. Наверное, хотели понять, сильно ли хромаю. Я ведь тогда еще прихрамывала»