Сразу же по возвращении в Москву Серго издает ряд приказов ВСНХ об изменении условий труда на заводе (о ликвидации уравниловки, внедрении сдельщины, укреплении дисциплины и хозрасчета), о повышении зарплаты, особенно в горячих цехах, а также о снабжении СТЗ металлом, другими материалами, об организации метизных заводов. По требованию Орджоникидзе Политбюро назначило спецкомиссию для проверки социальных условий рабочих. Были также улучшены жилищные условия, питание рабочих, их культурный досуг.
Новым директором завода с мая 1931 года стал начальник Всесоюзного автотракторного объединения М. С. Михайлов-Иванов, которого Орджоникидзе знал с 1917 года как делегата VI съезда РСДРП(б), а потом как работника ВСНХ. Ему было поручено обеспечить выпуск 100 тракторов в сутки, что спустя некоторое время удалось достичь. В июле 1931 года было выпущено 1164, в августе — 1865, в сентябре — 2151 трактора. 24 сентября 1931 года было выполнено решение о выпуске 100 тракторов за сутки. Михайлов-Иванов, заболевший брюшным тифом, умер через три дня — 27 сентября. 1 октября 1931 года, в день его похорон у Кремлевской стены на Красной площади, страна отмечала пуск первого в СССР автосборочного конвейера завода АМО в Москве (ныне автомобильный завод им. Лихачёва) и Харьковского тракторного, строившихся под его руководством.
Командировка Орджоникидзе на СТЗ оказалась результативной: «Через полмесяца завод стал работать увереннее. Изо дня в день повышались темпы. В начале 1933 года проектная мощность завода — 144 трактора в день — была перекрыта»[688].
Металлургия
Важным направлением работы Орджоникидзе осенью 1931 года было налаживание работы металлургических предприятий, в том числе внедрение на них современных блюмингов. Ключевую роль в этом процессе играл Ижорский завод. «В совершенствовании производств и в освоении новых г. Ленинград находился в авангарде. К числу новых достижений можно отнести освоение блюмингов. Всего в мире было построено 12 прокатных станов. В ноябре 1930 года на Ижорском заводе был заложен тринадцатый и первый блюминг в Советской России. Мощность, по тем временам, можно назвать гигантской, так как была рассчитана на 1 млн тонн проката в год. За год блюминг был построен и введен в эксплуатацию на заводе им. Томского. Ижорский завод, построив первый блюминг, заложил фундамент крупного машиностроения в СССР»[689]. 27 апреля 1931 года на блюминге была получена первая продукция. В дельнейшем, совершенствуя производство и используя отечественное сырье, инженеры и рабочие добились качественного превосходства советских блюмингов над германскими и американскими аналогами. Орджоникидзе в статье в «Правде» дал высокую оценку труду ленинградцев: «Производство на Ижорском заводе мощного блюминга в короткий срок является блестящим доказательством, что может при желании дать русская техническая мысль».
Также он отметил большой вклад в создание первого отечественного блюминга инженеров Неймаера, Тихомирова, Зиле и Тиле, ранее арестованных как вредители ОГПУ[690]. Этот опыт привлечения специалистов, ранее считавшихся вредителями, к строительству советской промышленности Орджоникидзе считал позитивным, о чем информировал Сталина. В частности, это должно было решить проблему нехватки квалифицированных кадров.
Однако вернемся к Ижорскому заводу. Орджоникидзе и впоследствии будет уделять указанному заводу самое пристальное внимание. Так, 15 октября 1931 года Политбюро после докладов Орджоникидзе и Микояна «О снабжении Ижорского завода» приняло предложение Орджоникидзе об отнесении завода к особому списку по снабжению[691]. Ижорский блюминг означал прорыв в важнейшей отрасли, и организовал его Орджоникидзе.
Признал роль Серго в налаживании производства отечественного блюминга в 1931 году и Сталин. 23 мая он отправил шифрограмму Серго в Мухалатку, где тогда находился на отдыхе Орджоникидзе. В ней Сталин написал о выполнении просьбы Орджоникидзе об освобождении и возврате на прежнюю работу, Сулинский металлургический завод, специалиста по домнам Венеля. Также Сталин дал в письме высокую оценку статье Орджоникидзе о блюминге, опубликованной в «Правде» 23 мая. Проинформировал он Серго и о том, что Пятаков уехал в Германию, а Центральный аэрогидродинамический институт (ЦАГИ) передали ВСНХ[692]. Передача института ведомству Серго не выглядит случайным, это был последовательный процесс. Всесоюзное объединение авиапромышленности (ВАО) вновь, как ранее в 1920-х годах, в 1931 году было подчинено ВСНХ. Позднее, «29 декабря 1931 г. ВАО ВСНХ преобразуется в Главное управление авиационной промышленности (ГУАП) при ВСНХ с двумя трестами — Самолетостроительным (Ф. С. Малахов — начальник, И. М. Косткин — зам. начальника) и Моторостроительным»[693].
1 июня Сталин отправил еще одну шифрограмму Орджоникидзе. В ней он информировал Серго о немедленном начале строительства Криворожского металлургического завода с тем, чтобы пустить его в конце года, в крайнем случае в начале 1933 года, и интересовался его здоровьем[694]. Работа требовала возвращения. В июне Серго вышел из отпуска.
Кадры индустриализации
22–23 июня Орджоникидзе участвует в работе совещания хозяйственников при ЦК ВКП(б). Именно на этом совещании 23 июня Сталин сформулировал свои знаменитые шесть новых условий развития промышленности:
1) организованно набирать рабочую силу в порядке договоров с колхозами, механизировать труд;
2) ликвидировать текучесть рабочей силы, уничтожить уравниловку, правильно организовать зарплату, улучшить бытовые условия рабочих;
3) ликвидировать обезличку[695], улучшить организацию труда, правильно расставить силы на предприятии;
4) добиться того, чтобы у рабочего класса СССР была своя собственная производственно-техническая интеллигенция;
5) изменить отношение к инженерно-техническим силам старой школы, проявлять к ним больше внимания и заботы, смелее привлекать их к работе;
6) внедрять и укреплять хозрасчет, поднять внутрипромышленное накопление[696].
23 июля на Всесоюзном совещании втузов ВСНХ СССР, исходя из перечисленных сталинских шести условий, Орджоникидзе указывал на факт «колоссального недостатка» кадров, слабую подготовку выпускников втузов и необходимость уже в текущем году подготовить большое количество инженерно-технических специалистов, причем подготовить так, «чтобы они знали, за что берутся, а не просто, чтобы они что-то где-то окончили»[697]. Это была его последовательная позиция и в дальнейшем. Здесь уместно упомянуть его вопрос к преподавателям во время приема руководителей и профессоров Ленинградского индустриального института: «„А правда ли, что вы, профессора, стесняетесь как следует проверять знания студентов, делаете им поблажки за их пролетарское происхождение?“ Последовал ответ: „Да, доля правды в этом есть“. Нарком показал им диаграммы работы металлургических заводов. Одни заводы сильно лихорадило, другие работали ровнее. Техника одна, а люди, кадры везде разные, объяснял Григорий Константинович. Нам нужны не всякие, а хорошие специалисты, пояснил он свою мысль; поэтому от студентов надо требовать глубоких, а не поверхностных знаний. Прощаясь, он напутствовал: „Главное — борьба за высокое качество подготовки“»[698].
Августовская критика со стороны Сталина
В августе 1931 года Орджоникидзе тревожило общее состояние советской промышленности. В шифрограмме от 11 августа Сталину он отметил некоторое снижение темпов промышленного производства в СССР. По сравнению с июнем, особенно в машиностроении, показатели уменьшились на 2,25 %, хотя они были все же выше аналогичных за июль 1930 года на 30 %[699]. Особенно тревожной была ситуация на одном из ключевых предприятий страны — Челябинском тракторном заводе.
При этом Орджоникидзе, возможно, связывал это с недостаточным обеспечением ВСНХ материальными ресурсами со стороны Госплана (Куйбышев) и правительства (Молотов). Орджоникидзе критиковал Куйбышева достаточно жестко. Об этом отчасти свидетельствует письмо Сталина к Кагановичу от 17 августа 1931 года: «Тяжелое впечатление производит записка т. Куйбышева и вообще все его поведение. Похоже, что убегает от работы. С другой стороны, все еще плохо ведет себя т. Орд[жоники]дзе. Последний, видимо, не отдает себе отчета в том, [что] его поведение (с заострением против тт. Молотова, Куйбышева) ведет объективно к подтачиванию нашей руководящей группы, исторически сложившейся в борьбе со всеми видами оппортунизма, — создает опасность ее разрушения. Неужели он не понимает, что на этом пути он не найдет никакой поддержки с нашей стороны? Что за бессмыслица!»[700] Отметим, что Молотова Орджоникидзе прямо называл негодяем. Резкость Серго была общеизвестна. Отстаивая интересы своего ведомства, Орджоникидзе мог быть «очень решительным». «Тот же Точинский вспоминал, как на одном из заседаний СНК СССР Орджоникидзе „со всей силой своей напористости“ обрушился на Я. Рудзутака, критиковавшего наркомат по одному из вопросов. „Когда председательствующий Молотов попробовал его остановить… чтобы он смягчил свое выступление, товарищ Серго не вытерпел, ударил кулаком по столу и заявил в таком духе: с каких это пор члену Политбюро не дают говорить на заседании о том, что он должен сказать“»