Глава VIIIНаркомат тяжелой промышленности при Орджоникидзе:январь 1932 — декабрь 1936 года
Первые действия на посту наркома НКТП
На январских заседаниях 1932 года Политбюро вновь подтверждает ключевую позицию Орджоникидзе в организации промышленного строительства. В частности, об этом свидетельствует прокол Политбюро от 14–16 января, где зафиксировано обсуждение вопроса о состоянии дел на Челябтракторстрое. В результате была образована специальная комиссия в составе Орджоникидзе (председатель), Сталина, Молотова, Ворошилова, Кагановича, Дьяконова, Ловина, Ильичева и Розенгольца, которой в пятидневный срок поручалось разрешить все проблемы Челябстроя и Челябинского тракторного завода.
Орджоникидзе брал на себя ответственность не только в этом случае. Порой ему приходилось буквально продавливать необходимые решения. Характерен пример с пуском домны на Магнитогорском заводе. Хайвен, представитель американской фирмы, с которой был заключен договор о проектировании Магнитогорского металлургического комбината, считал, что с пуском первой домны нет необходимости торопиться, так как это представляет определенный риск. По его мнению, запустить домну легче летом, а не зимой. Однако подобная точка зрения учитывала только местные условия, но не брала в расчет острую потребность предприятий страны в металле Магнитки, и чем раньше, тем лучше. Один из первых руководителей Магнитостроя Я. С. Гугель вспоминал: «Выручил тов. Серго. После того как я подробно его информировал по телеграфу и телефону, он дал согласие и разрешение на пуск домны»[732]. Это был все же рискованный шаг, пуск чуть было не сорвался. Задувку первой домны назначили на 29 января при 30 градусах мороза, который спровоцировал аварию водопровода. Запуск был перенесен на не менее морозное утро 31 января. На этот раз, тоже не без происшествий, запуск состоялся. Американцы в задувке домны не участвовали. Участники пуска телеграфировали в Москву: «Молния. Москва, XVII партконференции[733]. Товарищу Сталину, товарищу Орджоникидзе. Первого февраля в 9:30 вечера получен первый чугун магнитогорской домны № 1. Домна работает нормально. Обслуживающие механизмы работают исправно»[734]. На 58-й день после задувки — 28 марта — магнитогорская домна № 1 выплавила 1037 тонн литейного чугуна, превысив свою проектную мощность. Страна получила металл раньше установленных американцами сроков на полгода.
Хотя, справедливости ради, стоит отметить, что завод в целом будет пущен все же летом 1932 года, а достроен окончательно в 1934 году. Ранее «все внимание было направлено на строительство и пуск домен в ущерб сопутствующим производствам и службам. В итоге комбинат, выплавлявший чугун, долгое время не мог его перерабатывать в сталь, а сталь перерабатывать в прокат, из-за чего первая очередь работала в половину мощности. Но в 1934 году все остальные цеха комбината были пущены, и работа пошла полным ходом. Итог — резкий рост выплавки чугуна в 1934 году»[735].
30 января — 4 февраля Орджоникидзе участвует в работе XVII конференции ВКП(б), где были сформулированы первые директивы на второй пятилетний план, который должен был закончиться в 1937 году. В докладах Молотова и Куйбышева (последний сменил на посту председателя Госплана сторонника научного планирования Г. М. Кржижановского), а также в резолюции о пятилетнем плане говорилось, что к этому времени производство электроэнергии следует довести до 100 млрд кВт·ч, угля — до 250 млн т, чугуна — до 22 млн т, нефти — до 80–90 млн т, зерна — до 130 млн т. Советская экономика должна была за несколько лет одним рывком достигнуть уровня ведущих западных стран.
Выступал на конференции и Орджоникидзе. При подготовке своего доклада он использовал большое количество информации, изучал как отдельно подобранные материалы, например о работе торфяной промышленности[736], так и различные сводки[737]. Также он использовал периодические издания СССР и зарубежья, например журнал «Социалистический вестник», издание РСДРП, основанное Ю. О. Мартовым. В нем он внимательно изучил три статьи 1931–1932 годов А. Югова о советской экономике[738].
В докладе Орджоникидзе отметил достигнутые успехи в промышленности к 1932 году, в том числе крупнейшие объекты, введенные в 1931 году и январе 1932 года:
Нижегородский автомобильный завод — 140 тыс. машин;
Харьковский тракторный завод — 50 тыс. машин;
Московский автомобильный завод — 30 тыс. машин;
Первая очередь Уральского завода тяжелого машиностроения;
Саратовский завод комбайнов — 20 тыс. комбайнов;
Завод фрезерных станков в Н. Новгороде — 12,5 тыс. станков;
Завод револьверных станков в Москве — 6 тыс. станков в год;
Инструментальные заводы «Калибр» и «Фрезер» в Москве;
Уральский медеплавильный завод — 20 тыс. тонн меди в год;
Хибинские апатиты
и другие.
Дополнительно он отметил, что за год введены 79 угольных шахт, объем производства которых 28 млн тонн[739].
При этом, помимо количественных показателей, он обратил внимание на качественные характеристики. Как пример Орджоникидзе привел снижение заводской себестоимости сталинградских тракторов. В 1930 году она составляла 7173 руб., в декабре 1931 году — 3157 руб., что было близко к проектной себестоимости в 2700 руб.[740] Все это было достигнуто в 1931 году, как справедливо указал в своем докладе Орджоникидзе. Отметим, что доклад Орджоникидзе фиксировал не только достижения, но и недостатки экономики СССР.
Рост показателей советской промышленности сопровождался рядом негативных явлений. Одним из крупнейших проектов первых пятилеток являлся, как уже отмечалось, Урало-Кузнецкий территориальный комплекс — угольно-металлургическая база страны. Также реализовывались многие другие проекты, связанные с продвижением промышленности на восток СССР. В связи с такой географией индустриализации существенно возросло применение принудительного труда. Отчасти это было вызвано и общим дефицитом рабочей силы в 1932 году. На ряде производств наметился массовый отток рабочих из-за плохого снабжения в условиях голодного 1932 года и тяжелых условий труда. Поэтому руководство страны пыталось решить эту проблему более массовым применением труда заключенных, чье снабжение и обеспечение осуществлялось по остаточному принципу.
Однако не все было гладко и по отношению к вольнонаемным рабочим. Если рабочие обеспечивались продовольствием по нормативам, то находившаяся на их его иждивении семьи обеспечивались по своеобразной «процентовке». Особенно это сказалось как раз в 1932 году, когда обеспечение рабочих резко ухудшилось в связи с голодом 1932–1933 годов и явным недостатком продовольствия в городах. Здесь можно привести данные из письма сотрудника жилстроя Макеевки Шмидта на имя Орджоникидзе от 18 февраля 1932 года. В письме он указывал на ухудшение обеспечения продовольствием рабочих и их семей, что привело в Макеевке к ряду эксцессов: в конце января состоялись две демонстрации детей школьного возраста примерно по 200 человек с участием взрослых женщин, которые ходили к горсовету с требованием хлеба. С ними разговаривал председатель горсовета Зинченко. Однако этим дело не ограничилось, демонстранты отправились в отдел милиции с требованием, чтобы их арестовали. Они мотивировали это тем, что арестованных кормят хлебом, а их нет. Также в январе произошли разгромы передвижных лавок, фур с хлебом и два случая изъятия хлеба из пекарен, после чего хлеб раздали по одному килограмму на человека. Отчасти эти эксцессы были вызваны жесткими мерами местного начальства по перераспределению продовольствия в условиях его дефицита. Были введены нормы по продовольственному обеспечению семей рабочих: для шахтеров коэффицент — 1,1, для других специальностей — 0,5, для строителей — 0,2. Это обозначало, что у 10 рабочих-строителей продовольствием обеспечивались только два члена их семей, то есть многие члены рабочих семей были сняты с учета, а купить хлеб было негде. При этом в Макеевке существовала еще практика снятия со снабжения семей погибших шахтеров и семей рабочих, которые были перераспределены ВСНХ на шахты в Караганду. Тяжелое положение с продовольственным обеспечением вызвало большой отток строительных рабочих, в меньшей степени рабочих других специальностей[741].
Подобное (недостаток снабжения продовольствием промышленных рабочих) продолжалось в течение всего года и затем стало одной из причин понижения производительности труда, оттока рабочих и т. д. Например, 29 ноября 1932 года управляющий трестом «Уралуголь» Я. К. Абрамов[742] указывал в письме Орджоникидзе, что падение добычи угля вызвано в значительной степени ухудшением снабжения рабочих. Обеспечение продовольствием за апрель — май соответствовало при выдаче муки 67 % нормы, мяса — 55 %, рыбы — 52 %. Еще ниже были показатели обеспечения овощами. В июне показатели продолжали ухудшаться. Периоды перебоев в снабжении достигали от 5 до 20 дней. Особенно трудная ситуация сложилась на Кизиловском заводе, где у 4200 человек была выявлена цинга. Отсюда происходило и снижение производительности, и массовый отток рабочей силы[743]. Отметим, что речь идет об ударных всесоюзных стройках. «Низкая реальная заработная плата и плохие условия приводили к большой текучести кадров, представлявшей собой очень сложную проблему. В одной из своих первых речей, произнесенных в Магнитогорске, Ломинадзе указал на тот факт, что на одном паровозе, работающем на шахте, за один год сменились тридцать четыре машиниста. Рабочие завербовывались и отправлялись на работу в Магнитогорск, а потом, увидев, что условия здесь плохие, увольнялись и уезжали в какое-нибудь другое место, о котором слышали, что там лучше. Единственным решением этой проблемы, несомненно, пагубно сказывавшейся на деятельности сложного и высокоспециализированного промышленного предприятия, было улучшение условий жизни»